Воевода взмахнул рукой, и десяток горящих стрел веером разлетелся по полю. Понадобилось всего несколько мгновений, чтобы занявшийся огонь бодро разбежался во все стороны. Масло вспыхнуло. Огромные языки пламени устремились в пасмурное небо, пожирая корчащиеся от нестерпимого жара фигурки в блестящих, чешуйчатых доспехах, и их животные крики заглушал ревущий, вырвавшийся на свободу демон огня.

Такого не ожидал никто, и защитники Волчьих Ворот потрясённо молчали. Потом попятились, задыхаясь от густого, чёрного дыма, и, в конце концов, спустились со стены. На своих постах остались только заулы, лежащие на скалах, готовые подать сигнал о новом штурме, и разрядить свои арбалеты в цель.

– Клянусь Бессмертным Тэнгри, такой дымок видно даже в Вольфбуре… – Проговорил Сардейл. – Рутгер, откуда ты так много знаешь? Откуда в двадцатилетнем отроке столько мудрости? Неужели всё это ты придумал сам?

– Нет. – Воевода улыбнулся, горделиво посматривая на мерлоны стены, на плывущие над ними снопы жирного дыма. – Кое-что сам, кое-что высмотрел в книгах Древних Богов, ведь их у Хранителя Очага великое множество. Так сражались сами Древние, когда их цивилизация ещё не достигла самого пика своего развития.

– Ага. – С самым серьёзным видом опытный воин кивнул, и как бы, между прочим, пробормотал: – Лишь бы мы сами не пошли по их стопам, и не уничтожили себя. Что дальше, воевода? Приказывай!

– Что приказывать? Теперь надо только ждать, пока прогорит масло, а потом быть готовыми к отражению нового штурма.

– Сегодня они вряд ли пойдут на приступ. Такие потери могут остановить кого угодно. – Сардейл улыбнулся, обнажив ряд ровных зубов, и расхохотался, похлопав Рутгера по плечу. – Не люблю запах горелого мяса, но труп врага всегда хорошо пахнет!

* * *

Глава 8.

– О, Боги! Клянусь Бессмертным Тэнгри, ничего страшнее я ещё не видел. – Герфур заметно побледнел, и на его лбу выступили капельки пота, скатывающиеся по лицу, раскрашенному чёрными полосами сажи, оставляющие за собой бело-грязные бороздки кожи. – Это ужасно!

Да, здесь было чего испугаться. На кое-где дымящемся поле в различных позах, а где и большими кучами лежали обгоревшие тела челманов. Их было так много, что Рутгер даже и не пытался сосчитать, понимая, что это невозможно. Сколько же их здесь? Зачем пришли из далёких земель? Неужели их гнала сюда только жажда наживы? Ведь у всех, лежащих на этом поле остались где-то там, в Сармейских Степях родные, близкие. Стоило ли ради какого-то призрачного обогащения, обещанного ханом, идти сюда, чтобы пасть жертвами человеческой жестокости?

– Разве мы об этом мечтали, когда нас посвящали в воины клана? Что будет дальше?

Рутгер посмотрел на своего друга, и немного помедлив, уверенно ответил:

– Это ещё не самое страшное, что нас ждёт впереди. Гораздо страшнее будет, если враг прорвётся в Волчьи Ворота. Их так много, что все наши смерти не смогут их остановить. Что тогда ждёт наших матерей и сестёр? Мы мечтали о громких подвигах и великих битвах, о том, как станем героями клана Снежных Барсов. Так что же это такое, если не великий подвиг? Может это кажется тебе слишком жестоким? Смотри, и запоминай! Я готов поджечь их всех, чтобы они превратились в головёшки, чтобы умирали тысячами, захлёбываясь кровью, лишь бы виги не прекратили своё существование под мечами врага. Возьми себя в руки, друг! Это война, где нет такого понятия, как излишняя жестокость. Идёт война на выживание!

Воеводе хотелось поддержать Герфура, сказать что-то ободряющее, но что, он не знал. Что нужно сказать, чтобы он смог встряхнуться, и перестал жалеть тех, кто пришёл убивать? Сказать, что если не он, то его? Лишнее. Это говорят вигу с самого рождения. Это впитывается в подсознание вместе с молоком матери. Ничего, его растерянность, наверное, скоро пройдёт, как только он скрестит меч с врагом. Это всего лишь запоздалый страх после первого боя. Рутгеру и самому было не по себе, и он в сотый раз убеждал себя, что эта жестокость вынужденная. Так надо, чтобы жил клан, чтобы вигов с Лазоревых Гор не вырезали как скот.

– Рутгер! – Сын Ульриха оглянулся и увидел, как к стене подходит десяток воинов в красных плащах, с белыми плюмажами на шлемах. Тайная Стража. Сердце похолодело, и что-то похожее на страх, сковало сознание. Конечно, о пыточных лорда Фельмора известно многое, только неизвестно, выходили ли оттуда люди, если обвинения оказывались ложными. Жизнь вига священна, но не для тех, у кого в руках власть.

– Рутгер, сын Ульриха? – Уточнил десятник Тайной Стражи, и нервно сглотнув, побледневший, тревожно огляделся по сторонам. Его воины сбились в кучу, и совершенно растерявшись, не знали, что делать. Со всех сторон к ним стягивались воины клана в боевой раскраске, и их взгляды не предвещали ничего хорошего. Между воинами и Тайной Стражей всегда существовала какая-та неприязнь. Одни горы, одни города и деревни, а люди разные. Одни – сословие воинов, другие – сословие, мужчины какого могли служить только в Тайной Страже.

Толпа расступилась, и по образовавшемуся живому коридору прошёл Вальхар. Хмурясь, он посмотрел на десятника, и недовольно спросил:

– Что нужно здесь харвеллам?

– У нас есть решение суда, на препровождение Рутгера, сына Ульриха в Вольфбур, для оглашения приговора. Почтенному вождю клана должно быть известно о состоявшемся суде… – В голосе десятника послышалась неприкрытая растерянность. Он и сам понимал, что подвергает себя, и своих людей риску быть убитыми, но ничего не мог поделать над собой. Он выполнял роту, данную на мече, когда вступал в ряды Стражи, и только смерть могла освободить его от этой клятвы.

Воины клана молчали, и в этом молчании ощущалась явная угроза. Стоило вождю или воеводе сказать только одно слово, и их разорвали бы на месте. Десятник давно это понял, и как бы случайно положил руку на рукоять меча. Окружённый со всех сторон вооружёнными вигами он собирался дорого продать свою жизнь.

Вальхар сделал шаг вперёд, смерил харвелла оценивающим взглядом, скривил губы в усмешке, и, глядя как тот побелевшими пальцами вцепился в рукоять меча, покачал головой:

– Ты пришёл за моим воеводой. Смело. Надеюсь, ты понимаешь, что забрался в самое логово Снежного Барса?

– Я нахожусь под защитой лорда и закона! – Выкрикнул десятник, словно это могло ему помочь, если бы воины клана набросились на него.

Вождь недобро улыбнулся, и негромко, но его услышали все, хрипло, как мог только он, проговорил:

– Конечно, ты под защитой лорда, и закона. Но у нас идёт война, и действуют совсем другие законы.

– Война? – Десятник совсем растерялся, и выглядел озадаченным. – Какая война? Нам про это ничего не известно!

– Вот как? – Вождь клана усмехнулся. – Ты не видел, как собираются воины под стенами Вольфбура? Ты не видел знамёна кланов? Ты не видел чёрный дым над Волчьими Воротами? Ты слеп? Поднимись на стену, десятник!

Воины Тайной Стражи немного пошептались между собой, и нерешительно двинулись к стене, пробираясь среди не уступающим им дорогу Снежным Барсам.

– Бессмертный Тэнгри! – Потрясённо выдохнул харвелл, когда встал рядом с Рутгером, и его взору открылась потрясающая и завораживающая своей грандиозностью картина смерти, царящая на поле перед скалами. – Как это возможно?

На стену поднялся Вальхар и спросил:

– Обо всём этом неизвестно в городе? Как Владыка объяснил сбор войска под стенами? Что тебе известно, десятник?

– От лорда Фельмора поступил приказ быть готовыми к беспорядкам, а сбор войска это всего лишь подготовка к военным игрищам. Значит, всё это ложь, и на страну Лазоревых Гор действительно напал враг? Значит, слухи, что ходят среди народа всё-таки правда? Сколько же их?