Следующие пару минут я слишком быстро ела, чтобы тратить время на разговоры, но затем чуть снизила темп.

— Полагаю, вы заметили, что мои волосы выглядят так, словно нуждаются в расческе. Это потому, что вчера я поранила голову, и доктор обработал порез специальным клеем.

Мама нахмурилась.

— Как ты порезалась? Рана серьезная?

Я не хотела объяснять, что ударилась головой о звезду. Моя семья знала, как я боюсь высоты, поэтому начались бы вопросы, что я вообще делала на утесе.

— Стукнулась головой обо что-то острое. Порез оказался несерьезным, а медицинские отделения на подростковом уровне были переполнены, поэтому меня отправили на лечение на девяносто третий.

— Девяносто третий уровень! — отозвался хор голосов. Даже Грегас был шокирован настолько, что разразился настоящими словами, а не фырканьем.

— Почему тебя отправили на девяносто третий уровень? — спросил папа.

Я пожала плечами и процитировала название одной из песен Долга улья:

— Улей знает лучше.

— Улей знает лучше, — повторила мама. — Но… девяносто третий уровень!

Я уткнулась в свою тарелку, вылавливая вилкой кусочки рагу. В мозгу все еще бурлили воспоминания о вчерашних событиях и тревоги по поводу лотереи. Девяносто третий уровень оказался не так уж плох, я могла приспособиться к жизни там, но реакция семьи на простое упоминание о нем пробудила мой глубочайший страх.

Я слишком хорошо понимала, что некоторые родители отказались бы от ребенка, попавшего из лотереи на постыдно низкий уровень. Я не знала наверняка, к какому уровню принадлежали родители Марго, но ее сестру прошлогодняя лотерея отправила на двадцать позиций ниже.

Марго обезумела от горя, когда родители разорвали отношения с ее сестрой. Мы с Прейей помогали, как могли, таскали подруге бутерброды и напитки и скрывали ситуацию от всех, сообщив, что Марго остается в комнате из-за болезни.

Но мы не могли остановить разворачивающуюся катастрофу. Марго дюжину раз звонила родителям, пытаясь уговорить их передумать, но они лишь приказали ей тоже порвать с сестрой. Марго отказалась, была в свою очередь изгнана близкими и превратилась в более жесткую и несчастную версию прежней девушки.

Сейчас я не могла не представлять себя на месте сестры Марго. Мои родители жили на двадцать седьмом уровне. Лотерея легко могла поселить меня даже не на двадцать, а на пятьдесят позиций ниже.

Каким-то образом мои эмоции выплеснулись в слова.

— На будущий год я вступаю в лотерею. Предсказать ее результаты невозможно, и я могу оказаться на девяносто третьем уровне или даже ниже.

Мать бросила на меня потрясенный взгляд.

— Я уверена, ты блестяще справишься с лотереей, Эмбер.

— Возможно, — согласилась я. — Но также может быть, что я пройду ее очень плохо. Вам придется подумать об этом и решить, на каком уровне я должна оказаться, чтобы вы сохранили…

Я оборвала фразу, пораженная собственными словами. Зачем я это сказала? Бросила вызов родителям, спросила, на какой уровень должна попасть, чтобы они продолжили относиться ко мне как к дочери — так я могла лишь превратить возможную катастрофу в бедствие, способное грянуть прямо сейчас.

Я вспомнила прошлогодние злые слова Марго.

«Как только вы узнаете, что родители небрежно выкинут вас, если лотерея определит вас ниже определенного уровня, все отношения с ними рассыплются на куски».

Глава 8

Папа отложил вилку и погладил мою руку.

— Я уверен, ты успешно пройдешь лотерею, Эмбер, но даже если ты окажешься на девяносто девятом уровне, мы обещаем, что все равно будем ждать тебя здесь.

— Конечно, — подтвердила мама.

— Мы даже обещаем, что продолжим поить тебя раз в неделю дынным соком, — прибавил папа.

Попытка пошутить убедила меня, что они говорят всерьез. От накатившего облегчения чуть слезы из глаз не хлынули. Я не должна плакать. Грегас уже и так испуган, что его втянули в такою эмоциональную ситуацию.

Я отчаянно попыталась увести разговор от лотереи:

— Путешествие на девяносто третий уровень вышло довольно пугающим. Санитар привязал меня к каталке и завез в лифт, а там к нам присоединился взвод телепата.

Мама ахнула.

— Неудивительно, что ты подавлена и страдаешь от нелепых тревог. Должно быть, ты ужасно себя чувствовала, оказавшись взаперти в лифте с одним из этих… отвратительных созданий.

Грегас внезапно обрел дар нормальной речи:

— Судя по виду их маски, у носачей голова странной формы. Если ты была в лифте с носачом, то наверняка находилась очень близко к этой жуткой твари. Ты заглянула под маску?

— Да, я лежала очень близко к носачу. — Я вздрогнула. — Он наклонился над каталкой и уставился на меня, но я не видела его лица, лишь отблеск пурпурных глаз.

Грегас казался испуганным и возбужденным одновременно.

— Мой друг Уэсли говорит, что однажды видел, как носач снял маску, и под ней оказалась пурпурная голова без волос и настоящего лица, лишь глаза размером с блюдца.

— Прекрати расстраивать сестру, Грегас, — велела мама. — Возмутительно, что взвод носача без причины навязывается раненому и беспомощному человеку. Я пожалуюсь на это в силы здоровья и безопасности.

— На самом деле у них была причина войти в мой лифт, — признала я. — Они пришли арестовать санитара.

— Ты видела, как кого-то арестовали? — Глаза Грегаса расширились. — Верхотура, Эмбер! О чем же думал санитар, если его поймали?

Я почувствовала, что скоро Грегас расскажет Уэсли искаженную версию этой истории.

— Похоже, он планировал навредить двум людям.

— Правда? И что с ним будет? — спросил Грегас.

— Не знаю. Телепат упоминал коррекционное лечение.

Грегас театрально вздрогнул.

— Уэсли говорит, его дядя работал с человеком, которого забрал взвод телепата, и больше беднягу не видели.

— У Уэсли исключительно буйное воображение, — сказал папа. — Помнишь, когда его родители переехали в этот коридор, он рассказал тебе, что они ему не родные? И просто усыновили его после перехода из другого улья.

— Мне не стоило тогда верить Уэсли, — признал Грегас.

— Не стоило, — согласился папа. — Хотя ульи действительно обмениваются после лотереи людьми для заполнения ключевых постов, сложно представить, что нам отчаянно понадобился восьмилетний мальчик, помешанный на хрустящем печенье со вкусом кокоса. Подозреваю, что и на утверждения Уэсли о носачах не вполне можно положиться.

Внезапно к моим страхам по поводу грядущего отбора прибавился новый. Каково это — выйти из лотереи и быть проданным в другой улей? В мире сто шесть городов-ульев. Я слышала их названия в новостях и запомнила, что некоторые из них меньше нашего, а другие больше, но ничего не знала о жизни людей там.

В школе нам не рассказывали о других ульях, поскольку обычный лояльный гражданин не должен ими интересоваться, а тем, кого назначат в торговлю между ульями, импринтируют всю необходимую информацию. До меня доходили слухи, насколько условия в других ульях лучше или хуже, чем в нашем, но возможно, это лишь плоды буйного воображения людей вроде Уэсли.

Возможно ли, что я выйду из лотереи и узнаю правду о других ульях, будучи продана в один из них? Если это произойдет, у меня больше никогда не будет никаких контактов с родителями.

Секунду я в оцепенении представляла этот ужас, но затем здравый смысл победил. Людей продавали лишь для заполнения постов, жизненно важных для функционирования улья. Впервые полное отсутствие у меня талантов к чему бы то ни было успокаивало. Меня определенно не продадут в чужой улей, поскольку ни один из них меня не захочет.

— Ты так не считаешь, Эмбер? — спросил папа.

— Что? Прости, я задумалась о другом и отвлеклась.

— Я говорил, что считаю присутствие телепатов крайне неприятным, но происшествия вроде твоего с санитаром доказывают: их служба улью жизненно важна. Если твой парамедик думал о причинении вреда людям, его требовалось остановить, прежде чем мысли превратились бы в действия.