Мэри не стала меня уговаривать, а предложила посмотреть очередной фильм, и я согласилась, отложив чтение Шатобриана на день или два. Мы смотрели фильм до часу ночи – сопливую мелодраму (удивительно, но, при своей эмоциональности, я не любила смотреть мелодрамы), а затем Мэри легла спать. Я тоже зевнула для вида, пожелала ей спокойной ночи и заперлась в своей комнате, нетерпеливо ожидая наступления утра.

Благодаря тому, что мне нужно было ехать в Лондон, я избавилась от угрозы надеть пайту Мэри и сократила пробежку на двадцать минут, затем приняла душ, переоделась, села на велосипед и поехала к автобусной станции. Мое пальто, которое вчера носила Мэри, висело дома: нельзя было ехать в нем, ведь оно пропиталось ее запахом, поэтому я надела легкую кожаную курточку, хотя, по тому, что люди вокруг надели шапки, было понятно, что сегодня было довольно холодно. Приехав на автобусную станцию и прицепив велосипед к столбику, я купила билет до Лондона, села в автобус и уже через пятнадцать минут ехала на встречу с сестрой. Я сидела у окна и слушала музыку, а рядом со мной сидел школьник, лет двенадцати: он то и дело поглядывал на меня, а я улыбалась ему в ответ. Вскоре мальчик заснул, прижавшись ко мне, но это лишь позабавило меня.

Время тянулось медленно, и я буквально прилипла к окну, рассматривая виды: была глубокая английская осень, а через полмесяца должна была наступить зима. Здешняя природа была прекрасна: голые деревья, скинувшие свои листья, как подкидышей, на землю, были загадочны и нахмурены, как и тяжелые серые облака на небе. Этот унылый серый пейзаж не покоробил моих глаз: его легкая грусть лишь восхитила меня. Уже не было той красоты, которую я застала в Англии в начале октября, но не было и мрака, с которым у многих ассоциируется эта чопорная страна.

В Лондоне, пользуясь подсказками прохожих, я дошла до Биг Бена, но Маришки еще не было. Пока я ждала ее, заморосил противный мелкий дождь, который я так не любила: мне сразу стало неуютно, а мои распущенные, закрученные волосы потеряли объем и превратились в мочалку. Но, несмотря на погоду, мое настроение было солнечным, и я с нетерпением ждала сестру, а пока ее не было, с интересом разглядывала здания и площадь. Раньше я никогда не была в Лондоне. Аэропорт – ни в счет.

«Что-то она опаздывает» – подумала я, посмотрев на экран смартфона. Было уже десять часов и двенадцать минут. Наконец, через пару минут ко мне подъехала спортивная черная машина с тонированными стеклами, и из нее, с зонтом в руках, вышла Маришка, как обычно, нежная и ослепительно красивая: на мой взгляд, из нас, троих сестер, она была самой совершенной и элегантной. Она была моим идеалом женщины.

Я бросилась ей на шею.

– Миша! Да ты просто расцвела на свободе! – сказала сестра, окинув меня оценивающим взглядом. – И какой у тебя замечательно-ужасный лак! Но ты промокла! Где твой зонт в такую прекрасную погоду?

– Когда я ехала, дождя не было, – объяснила я и юркнула к ней под зонт. – Но, надеюсь, ты пригреешь меня? А мой лак мне нравится, и ногти я накрасила специально для тебя!

– Красным лаком? – усмехнулась сестра. – Что ж, тебе удалось удивить меня. Пойдем?

Но мне показалось, что она совсем не хотела улыбаться: видимо, у нее было плохое настроение, однако мне было все равно, ведь я была ужасно рада видеть Маришку.

Мы прошлись по городу, и сестра расспрашивала меня о том, как я учусь, что делаю, как провожу время, с кем общаюсь, и я рассказала ей все то же, что и маме. Я знала, что, если Маришка узнает о том, что я живу с Мэри, она рассердится или, того хуже, будет учить меня жизни, поэтому, по официальной версии, я жила уединенно, ни с кем не общалась, но зорко наблюдала за людьми и их поведением. А на вопрос сестры: «Встречала ли ты Фредерика Харальдсона», я ответила: «Нет. Ни разу».

– Как Маркус? – поинтересовалась я, потому что знала все, что касалось Маришки, но практически ничего о ее муже.

– Все нормально, – коротко ответила Маришка.

«Это все, что она может сказать? «Все нормально»? – удивилась я такой скрытности.

– А Седрик?

– Он уехал в Россию. И, прошу тебя, не упоминай о нем при Маркусе, – сказала она. Ее лицо стало строгим и отчужденным.

– Уехал? Но ты говорила, что ему нужно отучиться в Карловом университете! – Я была крайне изумлена этой новостью: Седрик бросил учебу и уехал?

– Да, но он изменил свое решение. Ты слышала меня? Не говори о нем при моем муже! Маркус очень страдает из-за отсутствия брата. – Голос Маришки оставался все таким же резким, но отчужденность на ее лице сменилась недовольством.

– Раз ты просишь, я не буду. Просто это странно: Седрик казался мне таким постоянным. – Я пожала плечами.

– Постоянным! – На губах сестры появилась насмешливая улыбка. – Ладно, не будем об этом.

– Хорошо.

Поведение Маришки обескураживало меня. Я была в замешательстве: что случилось с Седриком или что он натворил, раз, при упоминании о нем, моя сестра так рассердилась?

Мы пошли молча. Я не знала, как развеять наше молчание, поэтому просто смотрела вокруг себя. Мне было жутко неловко: я шла рядом со своей любимой сестрой, но мне было неприятно и стыдно за то, что мои слова привели к тому, что двум близким кровным родственникам не о чем было поговорить.

– А что Мария? Она звонила тебе? – вдруг нарушила наше молчание Маришка.

Я обрадовалась тому, что она хоть о чем-то спросила, и что теперь я могла беспечно поболтать, только чтобы не слушать наше гробовое молчание.

– Да, недавно. Она сейчас в Оттаве, подрабатывает фотографом. Знаешь, кого она недавно снимала? Какую-то звезду! Представляешь? – Я попыталась сказать эту фразу весело, но получился только истеричный визг.

– Кого именно? – спросила сестра, вытаскивая из сумочки большой сенсорный телефон.

– Не знаю, кого точно, но уверена, что она очень известна… В Канаде, – машинально ответила я, поглядывая на ее действия.

Маришка стала лазить в телефоне, а я отвернула голову, делая вид, будто мне было плевать на то, что общению с сестрой она предпочитает свой телефон, большущий как кирпич.

– И как только он у тебя в сумке помещается? – проворчала я себе под нос.

– Между прочим, он очень удобный, – отозвалась Маришка и спрятала телефон в сумку. – Извини, это был Маркус: он написал, что ждет нас в ресторане. Пойдем к нему.

Я удивилась такой поспешности, ведь мы гуляли всего час, но промолчала: должно быть, так было запланировано.

Поймав такси, мы подъехали к шикарному ресторану, где нас встретил Маркус, и я в очередной раз подумала о том, что он и моя сестра были самой красивой супружеской парой в мире, и вспомнила о том, что Седрик был совсем не похож на своего брата. Но в моей голове тут же прозвучала настойчивая просьба сестры, и я решила держать язык за зубами.

Я и Маркус обнялись, и он повел нас внутрь ресторана, но, к моему изумлению, мы прошли красивый зал, спустились куда-то по темной лестнице и оказались в подвале, где находился небольшой, но тоже шикарный ресторан, и сели за столик. В зале были только мы трое.

Рядом с нами появился официант. Вампир.

– Три бокала и бутылку самой свежей, – сказал ему Маркус.

Тот принес три больших винных бокала и красивую бутылку с надписью «Новая Англия». Я никогда не была в подобных местах ранее, но прекрасно поняла: в бутылке была свежая кровь.

«Надо же, ресторан для вампиров, в котором гостям подают кровь, находится прямо под носом у людей!» – подумала я, наблюдая за тем, как Маркус разливал по бокалам кровь. Я смотрела на него и удивлялась произошедшим в нем за, каких-то три месяца, переменам: его лицо было словно высечено из камня, глаза холодно блестели, а голос уже не был таким дружелюбным, как тогда, в Праге. Я перевела взгляд на Маришку: она тоже была серьезна. Сказать, что я чувствовала себя не в своей тарелке – значит, не сказать ничего.

Взяв бокал с кровью, я начала большими глотками пить ее.

– Когда ты ела? – Маришка пристально посмотрела на меня.