Я объяснил Ивонн, что не смогу поехать из-за срочной работы, и она не обиделась.

– Увидимся за обедом, – сказал я и отправился с фон Шелленбергом к нему в номер.

Он вернул мне револьвер. Предоставив немцу заниматься своими делами, я отправился к себе. Надписав на конверте со стаканом служебный адрес Сэма, я спустился к портье. Он заверил меня, что пакет с соблюдением всех необходимых предосторожностей доставят на Харамбе-авеню, как только самолет приземлится в Найроби. Он наотрез отказался от чаевых – видите ли, им это строго-настрого запрещено!

Туристы отправились на экскурсию, и гостиница погрузилась в тишину. Но тут за дело взялись уборщики и горничные – словно целая армия со свирепой одержимостью пошла в атаку на столы, ковры и полы. Терраса опустела, только несколько пожилых пар пили здесь кофе да двое молодых людей устанавливали кинокамеру, собираясь снимать зверей.

Внизу совершали утренние водные процедуры зебры, всевозможные газели и антилопы. Напившись, они укладывались подремать тут же, на зеленой травке.

Я сел в тени под навесом и от нечего делать стал наблюдать за киношниками. Они готовились запечатлеть на пленке стадо слонов, о приближении которых можно было судить по облаку пыли, поднявшемуся в километре от озерка. Еще дальше, над долиной, кружили стервятники.

К одиннадцати часам с уборкой было покончено, и многочисленная гостиничная челядь исчезла. Без особого труда я раздобыл у старшей горничной ключ от всех номеров. Показав ей список на расселение, позаимствованный мною у Джо, я сказал, что должен проверить, как устроились мои подопечные. Я молниеносно обыскал интересовавшие меня номера, перерыв чемоданы, кровати, шкафы, ванные комнаты, и обнаружил массу любопытного: пустяковые сувениры, украденные в гостиницах пепельницы, небольшие порции наркотиков – в основном марихуаны. Но ни пистолетов, ни патронов, ни какого другого оружия не нашел. В полдень я вернул ключ старшей горничной и снова устроился на террасе. Киногруппа все еще снимала четвероногих артистов, искавших спасения у воды от полуденного зноя. Гулко трубили слоны, оттесняя с дороги всякую мелочь. Отсняв несколько сот метров пленки, молодые люди наконец устроили перерыв – наверняка перегрелась камера – и послали официанта за ледяным пивом.

Что ж, подумал я, самое время пропустить кружку. Облокотясь на стойку, о чем-то болтал с барменом Брайан Хеллер.

– Хэлло! – крикнул он, завидев меня. – Выпейте со мной пивка.

Он был в тех же шортах цвета хаки, гольфах и грубых ботинках, совершенно облупившихся от острых камней и колючей растительности, но вместо белой рубашки, что была на нем накануне, под курткой сафари виднелась сероватая фуфайка.

– Как дела, как работа? – спросил я, залезая на высокий табурет.

– Только приступаю, старина. Еду после обеда к горам Ингито, там завершается строительство водоема и ирригационных сооружений. Хотите со мной? Будет на что посмотреть, особенно фотографу.

– Я бы рад, – сказал я.

– Заеду за вами ровно в четыре, – сказал Брайан и, расплатившись, ушел.

Туристы вернулись к обеду в пыли, обгоревшие докрасна, но довольные: они видели, как приканчивает свою жертву лев. Они так проголодались, что тут же устремились в ресторан, чем привели не готовых к их нашествию поваров и официантов в крайнее замешательство.

Фон Шелленберг потребовал, чтобы еду ему принесли в номер, а меня отпустил на все четыре стороны.

Я обедал с Поссарами и Вэнсом Фридменом. Лео Папино с нами не было. По словам Вэнса, который его навестил, пастору уже лучше, но не настолько, чтобы он мог спуститься в ресторан.

– Животом мается, – пояснил американец. – Коротышке недостает привычной венецианской кухни. К тому же его, видно, никто не предупредил, что в Кении нет средиземноморских бризов.

– Что за дурацкую шляпу он носит, – заговорил вдруг месье Поссар, – чистый мафиозо на пенсии.

Все были ошарашены этой тирадой. Даже Ивонн не подозревала, что отец может изречь столь длинную фразу на английском языке. Впрочем, до конца трапезы он больше не проронил ни слова.

После обеда я отправился к себе в номер и сладко соснул, а когда пробудился, туристы уже снова уехали на экскурсию. Под дверью я нашел записку от фон Шелленберга, он писал, что уходит ненадолго и вскоре вернется. О том, куда и зачем он отправился, в записке не было ни слова. Ну что ж, если он не боится за свою жизнь, мне тем более нет резона беспокоиться. В конце концов, он босс, и мое дело подчиняться.

Когда я спустился в вестибюль, Брайан Хеллер уже был там. Мы вышли на стоянку и сели в открытый зеленый "ленд-крузер", принадлежавший министерству туризма и заповедников. На специальной полке позади водительского сиденья лежал пропыленный "винчестер-магнум" 458 калибра.

– От браконьеров, – пояснил Брайан, заводя мотор. – Они хуже любого хищника.

Мы вылетели за ворота охотничьей гостиницы и по извилистой дороге помчались вниз в долину.

Егерь вел машину так же, как разговаривал: быстро и шумно; резко включал и выключал передачу, судорожно дергал баранку, "ленд-крузер" подпрыгивал на неровностях и заваливался на виражах. Вдоль дороги росли баобабы, акации, слоновья трава. Металлический ящик с инструментами как безумный подскакивал в багажнике, производя оглушительный грохот. Я терпел неудобства, стиснув зубы, Брайан же ничего не замечал – привык, должно быть.

Он без умолку говорил – наверно, о своей работе, о встречавшихся достопримечательностях. Слов, однако, я разобрать не мог, их уносил встречный ветер, они тонули в металлическом скрежете, который все нарастал, по мере того как машина набирала скорость.

Мы увидели одномоторный самолет конструкции "чироки", зависший над бурой от пыли посадочной полосой. "Чироки" приземлился и подрулил к дощатому сараю, над которым плескался на ветру полосатый мешок. Я держался за поручни обеими руками, нас неимоверно трясло. Мы значительно превышали дозволенную в заповедниках скорость, но в "ленд-крузере" не было спидометра, как, впрочем, и многих других приборов: указателей температуры воды, давления масла, зарядки аккумулятора. Пустые глазницы приборной доски делали ее похожей на череп. Брайан прекрасно обходился и так. Он провел в заповедниках тридцать лет и знал все повадки животных, чуял их за километр.

"Ленд-крузер" свернул с накатанной дороги и задребезжал вдоль границы выжженной травы в сторону возвышавшихся в отдалении гор Ингито. Брайан давил на педаль газа, не сбавляя скорости на крутых поворотах, перепрыгивая через рытвины, и при этом все рассказывал о повадках и привычках зверей. Мне было страшно от такой езды, каждый поворот казался последним, но Брайан моего состояния не замечал.

Мы были в пути уже час, и до северных склонов гор Ингито оставалось не больше километра. Они возникли внезапно из-за баобабов, стоявших в причудливом беспорядке. Склоны гор поросли густым кустарником, деревьями "канделябр" и были усеяны гигантскими валунами.

Брайан резко затормозил, и все, что было в машине, включая ящик с инструментами и меня самого, едва не вылетело на дорогу.

– Смотрите, вон там! – Толстым пальцем Брайан указывал на подножие гор.

Под кронами зонтичных акаций я увидел красный предмет, поблескивавший на солнце, до него было метров триста.

– Машина! – воскликнул я.

Брайан что-то буркнул, включил скорость и напрямик, через кустарник, подкатил к "сузуки", взятому напрокат в фирме "Авис". Двигатель красной малолитражки не успел еще остыть. Водителя видно не было. Брайан зычно крикнул, но никто не отозвался.

– Знаете, это чертовски опасно, – сказал он мне. – Здесь водятся огромные львы, мы категорически запрещаем туристам выходить из машин.

– Эй! Э-э-эй! – снова позвал он, но ответило ему только эхо. – Поедем, – сказал он, – потом с ним потолкую. Эту машину я еще раньше приметил на стоянке "Баобаба".