Роджер постарался даму не разочаровать: всё для этого у него имелось. В «рабочем» состоянии.

Разумеется, делать это с ней было и приятней, и спокойней, чем с подсадной уткой.

Ну, он и расстарался. Как говорится, раз уж ему всё равно умирать, (А он, собственно, в этом и не сомневался – ведь не мог же он в самом деле рассчитывать всегда побеждать всё более и более сильных противников!) грех не воспользоваться.

Тем более, что он и сам получал вполне адекватное удовольствие. Поэтому к жарким поцелуям и ритмичным движениям он вскоре подбавил и нешуточного напора, стиснув ладонями так, что она чуть вскрикнула, упругие груди, навалился уже всем весом, и даже зарычал: ему всё это тоже нравилось!

Диана задышала, часто-часто, прерывисто. Затем забилась, закричала: тоненько, жалобно – и её тело изогнулось дугой! Роджер поспешил подсунуть под талию руку, а затем – и подушку. Но не остановился. Только чуть сменил направление движений.

Не прошло и минуты, как женщина снова завопила: уже в полный голос, мышцы напряглись, и судороги мощного оргазма чуть не сбросили Роджера с её тела.

Надо же. Она не играет – так симулировать нельзя.

Роджер, конечно, испытал вполне простительное чувство удовлетворения – нет, он не сомневался, конечно, что как самец он вполне состоятелен и «породист» – восемь дюймов всё-таки! – но никакое очередное подтверждение не бывает в таком деле лишним.

Он решил себя пока до логического финала не доводить – её оргазм сейчас важнее его. А сейчас его лишние движения могут только испортить «девушке» праздник. Особенно не хотелось бы этого, если он у неё действительно – первый.

Он нежно отстранился, прилёг рядом.

Диана застонала, развернулась к нему лицом. Он смотрел на неё не отрываясь.

Да, глаза у неё очень красивые. Большие и густо-зелёные. И сейчас, с расширившимся почти во всю радужку зрачком, и словно тронутые поволокой, смотрятся бесподобно. Он мягко провёл ладонью по её шелковистым и всё ещё влажным после ванны волосам. Провёл кончиками пальцев и по нежной коже щеки. Улыбнулся. Открыто и искренне. Разлепил высохшие губы:

– У тебя очень красивые глаза. Выразительные. Ты можешь не надевать маску: я вижу, что ты очень чувственна. И ранима. Как тебе удаётся скрывать это там, на работе?

Она поморгала. Вздохнула. Но голос прозвучал спокойно и мягко:

– Там – мне легко. Скрывать это. Ведь вокруг – одни эти с-сучки. И ни одного мужчины. Вот и приходится тоже… Изображать. С-сучку. Чтоб не выделяться.

– Странно. Я и раньше догадывался, конечно, что что-то не так с этим миром. Раз меня, как крысу, гоняют по лабиринтам, проверяют на сообразительность, да стравливают с бойцами-гладиаторами. Которые всё сильней и проворней. А это вы, амазонки недоделанные, так отбираете себе на потеху «элитных самцов».

Диана вспыхнула. И на какое-то время потупилась. Полные чувственные губки надулись. Но она нашла в себе силы снова взглянуть ему в глаза:

– Нет. Всё не так. Думаю, ничего не случится, если я скажу тебе правду. Мы так отбираем элитного… Не самца-трахателя. А просто – донора спермы.

Сперму эту замораживают. В жидком азоте. И потом этой спермой «осеменяют» носительниц. Разумеется, здоровых и молодых. Избранных в производительницы потомства, и прошедших все положенные медицинские тесты и проверки.

Роджер криво усмехнулся, откинувшись на подушку:

– Понятно. То есть всё у вас происходит примерно так же, как во времена примитивного сельского хозяйства. Три века назад, в моё время, по такой методике осеменяли коров. Бык должен быть призовой и матёрый. Так?

– Ну… Аналогия уместна, (Какой же ты пошлый циник!) – она хмыкнула, покачав головкой, на лице появилась невесёлая, но – улыбка, – А поскольку мы законодательно запретили мужчин, вот и приходится… Идти на хитрости. Для вот того, чем мы только что…

– Это – как так? В-смысле – почему вы «запретили» мужчин?

– Ну, это-то понять тебе будет нетрудно. Ты же ещё и рационалист. Это ведь вы, мужчины, развязали последнюю, и самую страшную и разрушительную, войну. Из-за которой мы не сможем жить на планете ещё как минимум двести лет.

Роджер намотал на ус. Но решил всё-таки уточнить:

– Так мы сейчас – не на Земле?

– Нет, конечно. (Как это ты до сих пор не догадался. А, знаю: гравитация поддерживается такая же, как там, внизу. Чтоб не отвыкали мышцы!) Мы – на Станции, которая вращается, конечно, вокруг Земли. На геостационарной орбите, над всем тем наследием, что осталось на более низких орбитах – спутниками связи и военными. Которые с оружием. И над облаком космического мусора. Так что мы сейчас – в восьмидесяти шести тысячах километрах над поверхностью. И регулярно посылаем туда зонды. Для контроля уровня радиации. И температуры.

– А что там – с температурой?

– Всё ещё ниже ноля. Даже на экваторе.

– А как – океаны? Замёрзли?

– Ну… Нет, конечно. Замёрзла только часть океанов. Те районы, что возле полюсов – ну, немного выходя за сороковые широты. А так-то… Шторма, конечно, там сейчас ужасные. И тучи. С ливнями и снегом. Но на суше ещё хуже. Кое-где толщина снежного покрова доходит до пяти метров… Слышал же, наверное, про «ядерную зиму»?

Роджер в своё время чего только не слышал. И чего только не обнаруживал в своей «памяти». (Какое счастье, что потеряно при снятии матрицы, вроде, совсем немного! Причём в-основном такого, что относилось к последним годам жизни. Поэтому всё, чему научился в школе, и в Университете Джона Гопкинса, помнил отлично.) Спросил:

– Стало быть, намечаете всё-таки возврат назад, на «альма матер»?

– Разумеется. Нам так и так придётся. Поскольку никакие наши здешние оранжереи, парники, и теплицы не дают в нужных объёмах «натурпродукта». Да и полноценность нашего рациона… Ну, там, микроэлементы, энзимы, соли всяких разных металлов… Оставляет желать. Вот и выходим из положения, применяя замкнутый кругооборот веществ. Что выросло – съели, а что… э-э… выделили – на перебраживание, а затем – переработку калифорнийскими червями в компост. На котором снова растёт. Благо, оранжереи-теплицы у нас получают солнца вполне. Достаточно.

– Понятно. А мясо? Мы же ели – мясо?

– Я же тебе про мясо уже рассказала. Никакое оно не мясо.

– Точно. И что? Совсем натурального нет?

– Ну почему же. Там, в первой оранжерее, «пасётся» и стадо кур. Вот их, родных, мы – ну не все, конечно, а только руководящие работники! – и потребляем.

– Стало быть, повезло мне. С тобой. Глядишь, и жаренной ножкой угостишь. Если постараюсь. – он скосил глаза вниз.

– Пошляк.

– Ты это уже…

– Знаю. Но в определённом смысле – да. Повезло тебе. Потому что обычно тех, кто из доноров спермы прошёл все тесты, был признан подходящим, и сделал своё дело, утилизируют сразу. Чтоб не тратить лишних продуктов и кислорода на их содержание.

Роджеру захотелось спросить о… Но спросил он о другом:

– А откуда, кстати, вы берёте весь нужный кислород?

– Вот с этим, кстати, (А ты зришь, как я уже отмечала, в корень!) проблема. Ты прав: теплица-оранжерея не столько даёт кислород, сколько съедает его – что бы там ни талдычили древние экологи про то, что растения его выделяют. То, что они выделяют, они же сами на самом деле и потребляют. Ночью. И никакая хлорелла не восполняет всего.

Поэтому примерно раз в три-четыре месяца нам приходится посылать на планету большую транспортную ракету. Она, к сожалению, тоже недостаточно большая – не может загрузить за раз больше двухсот тонн воды. Но мы её, в-смысле, воду, тут с помощью электролиза разлагаем на кислород и водород. Заодно и соль выделяем – нужную для пищи.

Кислородом, после долгого карантина, и окончательной очистки от радионуклидов с помощью фильтров, дышим. Ну а водород – сжигаем в энергоустановке. Потому что не всё нужное нам электричество дают солнечные батареи. Ведь со временем их КПД падает, а новых мы сделать не можем. Нет промышленной базы. Да и специалистов.