Внезапно его осенило:

– Подожди, не торопись. Ты сначала расскажи мне все новости, а потом пойдем ко мне, и там я тебя как следует…

Сивуха мгновенно отпустила уже почти расстегнутые штаны и радостно затрещала. Несмотря на то что она была постоянно пьяная, памятью обладала отличной и наблюдательностью бог не обидел.

Через десять минут Сивухиных россказней про все на свете Патлатый понял, что лучше спросит прямо.

– А менты у вас, часом, сегодня не появлялись?

– Ты же мне сам договорить не даешь, – обиделась бомжиха, – аккурат перед тобой и уехали. Девку задушенную нашли, вон там, в трубе. – Она махнула рукой в непроглядную тьму.

– А что за девка? – стараясь не выдать волнение голосом, спросил Патлатый.

– Не знаю я. Мне-то что.

– Узнай, сходи.

– Ладно, – Сивуха хитро прищурилась. – Но тогда ты меня два раза…

– Без базара, – тут же согласился он.

Через полчаса она вернулась и тут же потребовала аванса.

– Давай хотя бы ртом поработай!

– Ну тебя на… – рассердился окончательно замерзший Патлатый. К костру он подойти не решился, чтобы избежать лишних вопросов, и поэтому ждал Сивуху, сидя на ледяной трубе верхом. – Ты хоть узнала что-нибудь?

– Все узнала. – Она обиженно скривила распухшую губу. – Ну что, как насчет аванса?

– Сначала расскажи, – потребовал Патлатый.

Сивуха внимательно на него посмотрела, как бы решая, стоит ли еще надавить, а потом, видимо, плюнула:

– Ну и… с тобой! Слушай!

И рассказала, что ближе к ночи приехали аж два ментовских «уазика» и одна труповозка. Девку из трубы вынули, в машину загрузили. Потом по стройке прошлись, всех, кто спрятаться не успел, опросили и переписали.

– А что за девка-то, узнала? – уже теряя терпение, заорал Патлатый.

– Конечно узнала, – совершенно спокойно подтвердила Сивуха. – Только скажу тебе после того, как уговор наш выполнишь. Хотя бы наполовину. – И она хитро улыбнулась.

– Все вы, бабы… – Патлатый даже трубу, на которой сидел, пнул с досады. – Поехали, курва! – обратился он к Сивухе.

Та, ликующе завизжав, повисла у него на шее.

Сразу после завтрака всем больным разрешали немного погулять в больничном парке.

Первое время Денисов с радостью отправлялся на прогулку и подолгу с восхищением рассматривал огромные ярко-красные цветы, которыми были густо усыпаны многие кустарники. Тропинка, покрытая качественной прямоугольной плиткой, примерно метров через двести резко уходила вверх, повторяя силуэт бугристого ландшафта. В самом начале своего здесь пребывания, когда Денисов был уверен, что вылечится меньше чем за месяц, он с удовольствием карабкался на самую верхотуру и подолгу, затаив дыхание, всматривался в безбрежную даль Красного моря, которое под раскаленным палящим солнцем казалось пронзительно, нереально синим.

Тогда еще он пытался запомнить в эти недолгие прогулки как можно больше, потому что был уверен в скором возвращении домой.

Теперь же спустя практически год, за который больничный парк был изучен до последнего листика, все, такое до боли привычное, вызывало в Денисове только неконтролируемое раздражение. Он понял, что на этот раз влип, и влип прочно.

Рядом зашуршал гравий, и Денисов, вздрогнув, резко повернулся. И тут же запнулся об один из белых камней, которыми по краям была вымощена тропинка. Нелепо взмахнув руками, он упал, сильно стукнувшись затылком о плитку.

Патлатый вынул затычку, и мутно-красная вода с громким шумом убежала в трубу. Еще раз намылил руки и снова смыл. Ему казалось, что грязная раковина хранит следы недавнего безумия. Он пошел в кухню за тряпкой, вернулся и начал яростно тереть потрескавшуюся эмаль.

В последние время все шло наперекосяк. Патлатый сам себя ненавидел. Еще до того, как Сивуха рассказала ему про ту мертвую девку, он и сам уже понял, что лоханулся.

Не та была баба, не та! Если бы он в то утро думал не об очередной дозе, а о деле, то не наделал бы столько глупостей.

«Тогда почему эта сучка была в ее квартире и в ее костюме?»

Патлатый смочил тряпку и снова вышел на кухню. Тяжело опускаясь на четвереньки, он с явным усилием наклонил голову и заглянул под кухонный стол. В самом дальнем углу как раз возле плинтуса темнела лужица вязкой жидкости.

Патлатый смачно выругался и на четвереньках полез под стол. Силы были на исходе – он уже полтора часа оттирал залитый кровью пол, но все равно находил новые и новые лужицы.

«Как будто свинью зарезал», – мрачно ухмыльнулся Патлатый, в очередной раз вернувшись в ванную, чтобы прополоскать тряпку.

Когда они с Сивухой наконец-то дошли до его дома, настроение Патлатого испортилось окончательно. Он напряженно вспоминал и никак не мог понять, что заставило его притащить труп той бабенки на эту вонючую стройку. По плану заказчика девку он должен был оставить дома и прихватить из квартиры любые мало-мальски ценные вещи. В наше «спокойное» время убийства с целью ограбления не редкость, им уже никто не удивляется, да и менты не слишком-то стараются их раскрыть – на улицах полно отморозков-наркоманов, готовых за десятку порешить мать родную. Но Патлатый вещи брать не стал, а девку почему-то среди бела дня отнес на стройку. Просто чудо, что ему по дороге никто не встретился. Хотя район, конечно, был «спальный», и все население было на работе, а «безработные», наверное, еще почивали. Так или иначе, Патлатому повезло.

Но на этом везение кончилось. Патлатый покосился на семенившую рядом Сивуху.

«Я же видел ту бабу десять раз, как я мог ее перепутать? – Он поразился в очередной раз. – Этот чертов костюм совершенно сбил меня с толку».

Он хорошо помнил, что очень торопился домой, и сразу же укололся, даже не попытавшись проанализировать произошедшее. А когда очнулся, то смутно ощущал какую-то тревогу.

Теперь Патлатый понял все: бабу убрал не ту, дело провалил, и заказчик деньги ему не даст. А ему очень нужны деньги.

Он с ненавистью покосился на Сивуху.

«На хрена она мне сейчас? Я и без нее уже знаю, что мертвая не Самойлова Софья Евгеньевна».

– Шла бы ты Сивуха, мне сегодня не до тебя, – наконец решился Патлатый.

– А как же про труп? Ты же узнать про нее хотел? – ошарашенно выкатила глаза бомжиха.

– А я уже и так все понял.

– Ну уж нет! – заорала обиженная Сивуха. – Наобещал, так выполняй. А не то я всем расскажу, что ты слишком интересовался этой девкой! Уж не ты ли ее придушил?

Патлатый дернулся как от удара и поспешно обнял женщину.

– Пошутил я! Пошутил! Чего так нервничать!

– То-то. – Сивуха уже зашла в загаженный коридор и удивленно рассматривала его квартиру. – Ну и грязища у тебя! – наконец выдохнула она почти восхищенно.

– Не нравится, иди вон, – рявкнул Патлатый, начиная понимать, что сделал еще одну глупость. Теперь Сивуха от него не отвяжется.

– Не злись. – Сивуха посмотрела на него с нежностью. – Я со своей выпивкой. – Она достала из-за пазухи грязную заляпанную бутылку с мутной жидкостью. – Куда проходить?

Патлатый молча кивнул в сторону кухни.

Голова уже не просто болела, она горела так, словно внутри кто-то поджаривал мозги.

«Заказчику скажу, что все о’кей. Пусть только отдаст деньги. А эту Софью Евгеньевну я потом пришью. Какая, к черту, разница – одна дохлая баба или две?»

«Три», – тут же поправил сам себя.

Участь Сивухи была решена.

Ничего не подозревающая бомжиха весело хозяйничала на его кухне. Откуда-то на столе появилась мятая газета, на ней – кусок заплесневелого хлеба, открытая банка шпрот и бутылка с мутным содержимым.

Сивуха разлила жидкость по стаканам и, двусмысленно улыбаясь, произнесла:

– Чтобы все у тебя получалось!

Пьяная Сивуха подробно рассказала ему то, о чем он и сам уже догадался. Денатурат немного притупил адскую боль, разламывающую теперь уже все тело, и Патлатый решил, что тянуть не стоит.