«Научная работа» означала прежде всего его возвращение к проблемам крови. Это были уже не философские размышления, а практические эксперименты. Хотя, наверное, не стоит отделять одно от другого, и сам Богданов вряд ли делал это.
Итак, он решил рискнуть и попробовать реализовать в «стране победившего пролетариата» идею, которую он описал в романах «Красная звезда» и «Инженер Мэнни», – обмен кровью между гражданами с целью лечения, оздоровления и создания общества подлинного «кровного братства».
В России первое переливание крови было сделано только в 1919 году хирургом Владимиром Шамовым (в будущем академиком АМН СССР и лауреатом Ленинской премии). В 1920-х годах трансфузиология в Советском Союзе практически не развивалась, в этом смысле он сильно отставал от США, Англии и Франции. Там переливания крови уже прочно вошли в медицинскую практику, а в Англии в 1922 году была создана первая донорская организация. Кстати, ее основатель доктор Перси Лейн Оливер из Британского Общества Красного Креста пропагандировал очень близкие к Богданову идеи. Он считал, что донорство должно быть добровольным и бесплатным актом солидарности людей.
В конце 1921 года Богданову представился случай познакомиться с самыми передовыми на тот момент достижениями трансфузиологии. Он оказался в Англии. 16 марта 1921 года РСФСР и Великобритания подписали в Лондоне торговое соглашение – первое соглашение, подписанное Советской Россией с одной из ведущих держав мира. Оно прорвало дипломатическую блокаду РСФСР. Вскоре Красин стал полпредом и торгпредом в Лондоне, сохранив за собой и пост наркома. Не без его содействия в декабре 1921 года Богданов был командирован в Англию в качестве эксперта-экономиста Наркомата внешней торговли.
В Россию из Лондона он привез книги по переливанию крови, специально изготовленный в Германии по его заказу и чертежам аппарат для переливания, аппарат Кейнса (британский хирург Джеффри Кейнс во время Первой мировой войны придумал переносной аппарат, консервировавший кровь и помогавший выполнять переливания в полевых условиях), сыворотки для определения групп крови, иглы, резиновые трубки и т. д.
Вскоре после возвращения Богданов и несколько его единомышленников сформировали своего рода кружок, который Богданов назвал «кружком “физиологического коллективизма”». «Базой» кружка стала квартира Богданова в Москве. В работе участвовала и его жена Наталья Богдановна, фельдшер по профессии.
Важно было привлечь в кружок молодежь, так как почти всем его участникам было от 40 до 60 лет, а ведь по идее Богданова, сформулированной им еще в «Красной звезде», именно обмен кровью между пожилыми и молодыми членами общества приводит к полезным изменениям в организме и не только к идейной, но и физиологической преемственности поколений.
К весне 1923 года «коллективисты» были готовы приступить к обменным переливаниям на практике, но у Богданова снова начались трудные времена.
«Под могильной плитой Маркса»
В начале 1920-х годов в СССР начались «чистки» среди оппозиционно настроенной интеллигенции и первые показательные процессы (процесс по делу эсеров, 1922 год), высылали за границу (или «позволяли» уехать) и видных социалистов. Богданова, однако, не трогали и даже разрешали откровенно высказываться.
Сейчас уже сложно сказать, в какой степени «зонтиком» для Богданова служила позиция Ленина. Можно предположить, что, несмотря на их острые политические разногласия, какая-то человеческая связь между ними все же оставалась, хотя бы «заочно». (Следует отметить, что Ленин продолжал пристально следить за тем, что пишет Богданов. В его библиотеке в Кремле имелись все основные работы «синьора махиста», многие – с ленинскими пометками.)
Во всяком случае, после того, как в конце 1922 года Ленина настиг тяжелый приступ болезни и он фактически уже не вернулся к работе, началась кампания борьбы с «богдановщиной». 4 января 1923 года «Правда» напечатала фельетон Якова Яковлева[6] «Меньшевизм в пролеткультовской одежде». В том же году, был издан сборник «Против А. Богданова», в который вошли статьи Ленина и Плеханова.
Писали тогда об «отрыжках богдановщины», «оппортунистической реакции на революцию», «ревизии марксизма», да и много еще о чем. «Флагманом» кампании против Богданова стал философский и общественно-экономический журнал «Под знаменем марксизма», начавший выходить в Москве в начале 1922 года. «Я подвергался не десяткам, а, полагаю, сотням нападений со стороны влиятельных лиц, а то и влиятельных кругов, – писал Богданов, – в официальных документах, публичных выступлениях, в газетных, журнальных статьях, целых книгах. Я как-то сказал, что журнал “Под знаменем марксизма” издается наполовину против меня, бывший при этом Ш. М. Дволайцкий[7], сам один из ближайших сотрудников этого журнала, поправил меня: “Не наполовину, а вполне”. Мои попытки отвечать не печатались; да и немыслимо было бы на все ответить».
Однажды он даже написал пародию на статью с критикой, направленной против него, в журнале «Под знаменем марксизма», которую он назвал «Под могильной плитой Маркса», но, впрочем, никуда так и не отослал.
В общем, вокруг Богданова сгущались тучи. Пока, правда, на «теоретических» фронтах. Но к осени 1923 года обстановка в РКП(б) накалилась. Ленин тяжело болел. В партии разворачивалась борьба за власть между его «наследниками» – Сталиным, Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Троцким – с другой. А в такой обстановке люди, «вооруженные» революционными, но не совпадающими с «генеральной линией» идеями, могли стать опасны вдвойне. Особенно если эти идеи вдруг станут платформой какой-нибудь организации. Кто знает, как все это скажется на дальнейшем раскладе сил в партии и стране?
«Причин ареста я не знал»
Чекисты пришли за Богдановым в ночь на 8 сентября 1923 года. Ему предъявили выписанные в ГПУ ордера на арест и обыск. Обыск в его квартире проводился очень тщательно и занял несколько часов. Затем его увезли на Лубянку и поместили в камеру 49 Внутренней тюрьмы ГПУ. Первые пять дней его держали без прогулок, книг, письменных принадлежностей и даже без допросов. Только 12 сентября Богданов заполнил анкету арестованного, и тогда ему несколько улучшили условия содержания.
«Причин ареста я не знал», – указывал Богданов в своих дневниковых записях в тюрьме. Сначала он думал, что его «взяли» в связи с созданием «кружка “физиологического коллективизма”». Но оказалось, что дело гораздо серьезнее.
Богданова обвинили в связях с группой «Рабочая правда» – одним из оппозиционных течений в РКП(б). Она возникала весной (по другим данным – осенью) 1921 года и выступала за создание новой «революционной рабочей партии», считая, что руководство РКП(б) перерождается, нэп только обострил в СССР классовые противоречия и ведет к реставрации буржуазных порядков и что никакого социализма в СССР нет. Входили в группу в основном молодые (самой старшей было 28 лет) люди – студенты, научные работники, рабфаковцы, рабочие.
Группа нелегально подготовила несколько брошюр и листовок. Некоторые из этих документов были опубликованы в эмигрантской меньшевистской печати.
Казалось бы, какое отношение к этому делу имеет Богданов? По мнению чекистов, самое прямое. В своих листовках они цитировали его работы. Богданов возражал: в таком случае Маркс несет ответственность за меньшевизм или за Троцкого.
Допрашивали Богданова известные чекисты Яков Агранов[8] и Александр Славатинский[9]. Он все отрицал. Назвав тексты «Рабочей правды» «произведениями людей молодых и незрелых», Богданов спрашивал чекистов, неужели он бы мог так плохо написать?
Но почему же члены «Рабочей правды» обратились именно к его работам? Он дает весьма любопытное объяснение. Во-первых, причина в той травле, которую вели против него последние три года. Поэтому его работы и начали читать «элементы брожения, недовольные ходом вещей» среди молодежи. А во-вторых… Во-вторых, эта самая недовольная молодежь решила им «пожертвовать» – его же все равно травят и добьют, так сделаем «для нашего дела такого мученика, хочет он или не хочет».
