Герой Аустерлица, Прейсиш-Эйлау, Кульма и конечно Бородино, гроза персов и Кавказа встречал меня сам хлебом и солью на крыльце своего дома. «Живой участник войн с Наполеоном, человек, который бился на Бородинском поле!!! Мог ли я думать в своём времени об этом!?» И вот перед мной стоял, склонив в поклоне свою голову с густыми седыми волосам, сам… Алексей Петрович Ермолов!!! Офигеть!!! Я, съев кусочек хлеба с солью, поздоровался с ним. И после смотрелок друг на друга в секунд пять, он повёл меня в дом. Я ему сразу сказал, что разговариваем без титулов. Мне он на первый взгляд для своих семидесяти восьми лет показался весьма живым стариком, хотя и был полноват.
Уже за столом, когда выпили за Россию и моё здоровье он мне сказал: «Спасибо тебе Александр Николаевич за победы. Я уж думал помирать будут с мыслями о проигранной войне и сражениях… даже туркам. Но, Господь тебя с подвигнул на то, что отец твой должен был сделать. Прибыть с гвардией в армию и возглавить её. И то, что в сам в бою был, правильно. Это нужно было всем показать. И, что Россию встряхнул, заставляешь воевать как с Бонапартом, тоже верно. Давно пора было так сделать. Поэтому от нас, стариков — генералов, говорю тебе спасибо. Снял с наших голов позор за то, что, не сумели мы замену себе для России подготовить. Теперь и помирать не стыдно». Голос его немного тут задрожал, глаза увлажнились. Он встал, я тоже и Ермолов мне поклонился. Сели за стол и выпили за победу и наш разговор продолжился.
Ермолов меня хвалил за то, что заставлял работать на войну всю страну, за то, что, всё внимание теперь было на Крым и Севастополь. Что не побоялся поднять руку на ворьё. Здесь уже я ему высказал благодарность, за его работу во главе комитета по борьбе с коррупцией и попросил не ослабевать напор и рвение. «Насчёт этого, Александр Николаевич можешь не переживать. Если не в армии, то здесь я Отечеству ещё послужу. Тут враги засели похуже, чем под Севастополем». И в этот момент я увидел то самый ермоловский взгляд, который настораживал недругов и пугал врагов. Хороший взгляд, льва на добычу. Без шансов для тех, кто будет уличён в преступлении.
— А почему, Алексей Петрович, вам не быть в армии? — сделал на заход на то, чтоб воплотить идею в действие. Ермолов посмотрел в ответ на меня.
— После Крымской войны надо будет как можно быстрее заканчивать с Кавказом. Он и так уже много крови и всего остального забрал. Хочу сразу с Шамилем и черкесами покончить. И тебя, Алексей Петрович, зову в советники и помощники. Помочь завершить начатое. Те, кто постарше вас там не сомневаюсь помнят. Прибытие и нахождение Ермолова в Кавказской армии, уверен подтолкнёт многих сложить оружие и покориться силе и воле России», — говорил я и видел, как старый генерал приосанился, глаза ещё больше оживились, дыхание участилось. Наверно сейчас вспомнил старый генерал то многое, что было у него там на Кавказе. Молодость, успех, слава, уважение, страх врагов.
— Коль зовешь, Александр Николаевич. То для Кавказа я найду силы, тряхну костями. Дай Бог коновалы — врачи подлечат меня старого и я смогут помочь. Пусть и в роли пугала, — сказал смеясь Ермолов.
Мой выбор командующего на должность Кавказской армией, а им должен был стать конечно Барятинский он одобрил. Как и кандидатуры командующих Западной, против черкесов и Восточной, против Шамиля группировок. Запад — Григорий Христофорович фон Засс, Восток — Николай Иванович Евдокимов. Про всех троих он знал, они ведь были «кавказцами». Про будущего начштаба армии, Милютина, он уже тоже знал. О нём теперь знала вся Россия и Европа.
Согласился он и с планом будущей войны. Достижение подавляющего превосходства в силах и средствах над противником, одновременные наступательные действия со всех направлений, полная его блокада на суше и с моря. Про информационную составляющую войны я с Ермоловым не стал говорить, хотя он и его прибытие на Кавказ и была одна из операций в этом направлении.
Когда начали говорить о войне в Крыму, старый генерал, посмотрев на меня с хитринкой в глазах спросил: «Барятинский теперь Балаклавой займётся?» Я только кивнул в ответ.
— Правильно! Как я знаю, англичане по жиже будут французов, про остальных и говорить не будут. Видел я этих вояк из Италии в войну с настоящим Наполеоном.
— А козырь, то у него есть? Без него трудно будет, — спросил Ермолов.
— Есть, Алексей Петрович, козыри. Как без них на войне, — был мой ответ. И я рассказал ему о горных частях, которые в данное время практикуются в горах Крыма в вопросе войны в горах и там, где по мнению противника нельзя пройти. То есть опять в горах. О нитровзрывчатке, ракетах, сосредоточении тяжелой артиллерии, штурмовой пехоте. Ермолову такие новости были явно по душе.
— Да, под Бородино бы всё это. Другое было бы сражение и Москву бы точно не отдали, — с грустью сказал Ермолов. Хотел я у него спросить, почему не собрали для Бородино осадные орудия, большие и средние единороги, мортиры новые, старые. Ведь же знали уже, что, Наполеон любитель собирать десятки, сотни орудий воедино и сосредотачивать артиллерийский огонь на одном участке сражения. Из моряков Балтийского, Черноморского флота, с каждого можно было точно сформировать пару, а то и больше полков морпехов. В Финляндии были войска. Они точно бы пригодились в сражении. Но, свой интерес как историка я решил пока подавить, хотя всех ещё живых участников войны 1812 года, других войн и событий мне надо бы усадить за мемуары. Будущие историки будут говорить большое спасибо за это.
Под конец встречи Ермолов напрямую мне сказал так: «Мне, государь, Александр Николаевич, по душе как ты начал. Давно России нужно было поддать вожжей! А то зажирели, обленились, дух потеряли… туркам начали проигрывать!!! Но, скажу тебе прямо. Опасайся, государь! Не простят тебе комитеты да комиссии. Бахчисарай тем более!!! Сейчас им страшно. Война. В раз в изменники попадёшь! Затаились они. Так, что жди, что-то вроде Сенатской площади или как против деда твоего, Павла. Будь готов к этому. Не простят тебе они свой страх и решения твои самодержавные. Говорил я с такими, не такого царя они ждали. Растерялись они пока, так, что надо их продолжать бить, пока они в раздрае и страхе. Тем более, что придётся тебе мужикам волю давать. Опасайся, но, не бойся, Александр Николаевич! Россия за тебя есть и будет! Ты, главное иди верным путём. От успеха к успеху, от победы к победе. Не давай слабину не себе, не другим. Народ, он силу любит. Только такую, чтоб, не только его гнула, но, и других. Он, правды от тебя ждёт. Верь мне в этом. Ты, сейчас свою силу показываешь, всех призвал к себе в помощь, на сторону правды встал. Так и иди дальше. И Россия за тебя будет!!! А с ней ты будешь непобедим, а она с тобой. Мы, старики, пока силы есть за тебя будем. Нам сам чёрт ни почём. Поможем тебе и Отечеству. В нас не сомневайся». Что я мог на это сказать? Только благодарность. Её я и высказал Ермолову, когда мы с ним расставались. На крыльце мы со старым генералом обнялись как внук с дедом. А не как царь с подданным, хоть и крайне заслуженным.
Кот Абрек, обнюхав кресло где сидел чужак, пофыркал и умостился наконец-то на нём. И с удивлением смотрел как его хозяин долго и горячо, стоя на коленях, иногда делая движения правой рукой, что-то говорил в то место в комнате, где стояли какие-то доски с изображением странных людей с большими глазами, которые его иногда пугали и часто горел огонь. И откуда его нещадно гнали всякий раз, когда он решал узнать, что там такого важно для людей и доказать, что он не трус.
Но, это была не последняя встреча в этот день у меня. Меня ждали ещё одни могучие мужи. Два из них уже были относительными властителями умов, другому предстояло им стать. И всё трио были моими коллегами — историками. Никола́й Гера́симович Устря́лов, Михаи́л Петро́вич Пого́дин и Серге́й Миха́йлович Соловьёв.
Первый наряду с С.С. Уваровым создатель «официальной народности»: «православие — самодержавие — народность». Второй один из создателей и лоббистов панславизма в России, активный издатель. Третий будущий крупнейший историк России, спокойный умеренный либеральный-консерватор и одновременно объективный государственник и монархист. Не западник и не славянофил. Уваров и Погодин были кстати из крепостных. И сумели взойти очень высоко на русский Олимп власти.
