– …Мне ближе сатира, гротеск, эксцентрика, – уныло тянул режиссер, оглядываясь в нетерпеливом поиске. – Я люблю острый ритм, быстрый темп, резкий монтаж, кинотрюки, очень люблю пантомиму…
Узнав меня, он неожиданно воскликнул:
– Миша! Здравствуйте! – высокий, нескладный Гайдай рывком вышел из кадра и затряс мою руку. – Как же вы нам помогли! Столько смешных моментов – чудо, блеск! Очень, очень стилево!
– Да ладно, – заскромничал я, уводя взгляд от любопытного ока телекамеры. – Надо ж было порадеть за важнейшее изо всех искусств! Здравствуйте, Наташа, – обронил мимолетно, замечая Варлей. – Или Нина?
Миниатюрная актриса весело рассмеялась.
– Да я уже и сама не знаю! – резво заговорила она. – Вжилась в роль! Привет, Олег! Инночка, привет! Или Дашенька?
Девчонки с готовностью рассмеялись, а Инна лишь улыбнулась, словно храня верность сценическому образу – холодноватой и недоступной ленинградочки.
– Привет, – потеплели глаза Хорошистки. – Знакомься, это Миша!
– Очень приятно! – оживленно молвила «кавказская пленница».
Я задержал ее маленькую ладонь в своей, и представил подругу:
– А это Рита!
– О-о! – Варлей с восхищением измерила глазами Сулиму. – Лоллобриджида зачахнет от зависти! И я тоже! – комично понурилась она. – Всегда мечтала быть высокой, как вы. Киношники еще не пристают?
– Отбиваюсь пока, – мило улыбнулась Рита.
– Всё, всё, пошли! – заторопил нас Видов. – Скоро начнется!
Мы успели. Под шепотки зала чинно расселись в партере. Слева мои ноздри тревожила Инкина «Шанель № 5», а справа щекотал подкорку винтажный аромат «Клима».
«Сулима – «Клима», – суетливо промахнула мысль. – В рифму…»
Девушка наклонилась ко мне, не отрывая глаз от гигантского белого экрана.
– Ты чего принюхиваешься? – шепнула она.
– Запахи будят воспоминания… – пробормотал я тихонько, кладя руку на Ритину коленку, словно оберега касаясь. Теплая ладонь ласково накрыла мою пятерню. И бысть тьма…
Карнавальная зацепинская мелодия властно подхватила, закружила и понесла действие, разворачивая сцену за сценой.
Балбес, Трус, Бывалый и Джабраил, отбывающие наказание в образцово-показательной ИТК, выглядели уморительно, остриженные на лагерный лад.
– Хорошо сидим! – скалится Балбес, подмигивая скучному Джабраилу.
– Долго! – уныло вздыхает тот.
Набычившись, Бывалый сипит приглушенно:
– Пора рвать когти!
– А это не больно? – боязливо интересуется Трус.
…Четверка кунаков бежит «на рывок», а вот товарищ Саахов поумней своих подельников – освобождается досрочно. Не зря же и лагерной самодеятельностью руководил, и даже женские роли играл! Усатый Этуш совершенно бесподобен в платье: «Я – тоже человек, понимаешь!»
И как же он глаза таращил, узнав, что его пост в районе заняла та самая Нина!
Хохот гулял по залу, как порывистый ветер в бурю, почти не стихая. Неподалеку стонал и хрюкал Изя, но Альбина не школила бойфренда – сама изнемогала, хихикая из крайних сил.
– Сейчас про Нину будет, и про Дашу… – Инна подалась в мою сторону, приятно вжимаясь грудью в плечо. Ее ручка вкрадчиво соскользнула – и пристроилась у меня на бедре. Как давным-давно, в другую эру. Год назад.
Еще немного, и мои пальцы охватили бы нахальную ладошку, но я устоял.
…Пока киношный Видов в роли командированного Гоги охмуряет Нину – заведующую райкомхозом, Шурик-лошара бродит под окнами конторы, истребляя ромашки. Долго выясняет, любит или не любит, плюнет или поцелует, пока прехорошенькая секретарша Даша не высовывается в окошко.
– Да любит, любит, успокойся, – ворчит девушка. – Хватит цветы рвать!
– Правда? – сияет Шурик.
– Да правда, правда…
И Демьяненко, вдохновившись, отправляется в экспедицию (с Пуговкиным в роли известного ученого) – искать в горах снежного человека. Никто ж не знает, что йети изображает та самая троица с Джабраилом, скрываясь от милиции и пугая народ…
У бедных зрителей животы болят, дружный смех больше на стон походит, а Гайдай всё закручивает и закручивает сюжет…
В финальных сценах я отдышался. Вычурные здравицы, барабаны, джигиты, лезгинка… Две свадьбы разом! Нина и Даша в белом и пышном плывут по траве, будто царевны-лебеди, а вокруг них вьются Шурик с Гогой – в мохнатых папахах, в черных кафтанчиках с газырями…
Усмешка тронула мои губы. Стало понятно, почему Видовы не закатили торжества в реале – им хватило съемочной площадки.
…Огромная, шумногамная толпа провожает молодоженов, ночной поезд отправляется, а мелодичный, западающий в душу голос Аиды Ведищевой выводит за кадром:
Стучат колеса, бегут огни,
Тревоги все несутся мимо!
Заполним счастьем часы и дни,
Люби сама – и будь любима!
* * *
– «Люби сама-а – и будь любима!» – тихонько напевала Рита, а я держал ее за руку. – Ну, Ми-иша… Ты меня ведешь, как первоклашку! А я уже большая девочка!
– Да? – изобразил я удивление.
– Вот как дам сейчас!
– Прямо сейчас? – восхитился я. – Ну, Ри-ита… Люди ж кругом!
– Вот, получишь! – погрозила девушка, и взяла меня под руку. – Пошли скорее!
От «Смоленской» до ее дома мы почти добежали, хихикая и прыская дуэтом. Вознеслись в маленькую квартирку – и замерли. Рита нежно огладила мое лицо ладонями.
– Мне все еще не верится, что ты – мой… – прошептала она, разглядывая жадно и серьезно, будто впервые увидела.
– Твой…
Мои губы долго искали дивный ротик… нашли… гладкие девичьи руки крепко обхватили меня за шею, и я уложил Риту на скрипнувшую кровать – всё рядом…
Скрипела двуспальная долго, пока мы не угомонились.
– Помнишь ту ночь, после выпускного? – смешно пыхтя, девушка притиснулась поближе, остыв после трудов любви. Закинула на меня руку и ногу, чтобы быстрее согреться. – Другой такой не было и не будет… Да и вообще… Мы редко оставались одни до утра. Правда? Как-то всё урывками… Ну и пусть… Мне очень хорошо с тобой!
– Нет, это мне с тобой хорошо, – заспорил я, с усилием разжмуривая глаза. Недельная беготня давала себя знать.
– Ладно… – милостиво муркнула Рита. Потершись носом о мое плечо, она уложила голову мне на грудь и вздохнула. – Знаешь, а я, наверное, развратница…
– Ну, здрасьте, – фыркнул я, – приехали! С чего вдруг?
– Понимаешь… – девушка стесненно хихикнула. – Когда мы с тобой… ну, очень близко, ближе не бывает… Ну, ты понимаешь! Я будто с двумя сразу – мальчиком Мишей и взрослым Михаилом. Он такой чуткий, заботливый! И очень нежный…
– Чучелко ты мое… – проворковал я ласково.
– Ну, ты меня, как Настёну! – засмеялась Рита. Смолкла и приподняла голову, пальцами небрежно отмахивая прядь. – Миш…
– М-м?
– Я все-все помню про твою тайну… Я даже горжусь немножко, что ты одной мне… Миш, ты рассказывал про свою жену… А когда вы встретились?
Я огладил Ритину щеку, и девушка прижалась к моей ладони.
– В восемьдесят втором, летом. А через год поженились. Проговаривал эти слова, и сам удивлялся – неужели всё это было на самом деле? Даша… Холодное Японское море… Дача под сопкой…
– Шесть лет еще! – выдохнула подруга. – Ты окончишь универ… Тебя оставят в аспирантуру, да? А еще через год… уедешь? Будешь Дашу искать?
Я ласково уложил девушку на спину и поцеловал ее, опершись локтем.
– Никуда я не уеду, и искать никого не буду, – мой голос был мягок и тверд одновременно. – Нашел уже!
Рита всхлипнула и порывисто обняла меня. Прижалась, задышала в шею.
– Так хорошо, что в сон тянет… – пробормотала она смущенно. – Давай, поспим чуть-чуть? М-м? Как Штирлицы? А потом сходим куда-нибудь! Еще светло совсем… Давай?
– Давай… – я крепче стиснул девушку, и с наслаждением закрыл глаза. Сладкая дрема накрыла нас теплым, невесомым одеялом…