– Ого! – Питовранов приподнял брови.

– А ты как думал! – горделиво хмыкнул Борис Семенович. – Знамо дело, на том стоим… По Москве Миша почти не шастает. Изредка наведывается в общагу МГУ на Вернадского, там у него одноклассники прописаны. Зина Тимофеева и Альбина Ефимова учатся на филологическом факультете, а Изя Динавицер – на историческом. Ну, и еще четверо – по другим вузам. Андрей Жуков поступил в МАДИ, Светлана Шевелёва – в Первый московский мединститут, ее сестра Маша – в «Строгановку», а Рита Сулима – в Московский финансовый… К-хм… Рита снимает квартирку на Арбате, и Миша порой гостит у нее. Бывает, что и до утра.

– Дело молодое, – снисходительно улыбнулся Ю Вэ. – Так, понятно, – задумался он, озабоченно при этом помаргивая. – Проблемы есть?

– Да не то, чтобы проблемы… – затянул генлейт. – Нами зафиксирована нездоровая суета группировки «хохлов» в ЦэКа – Кириленко, Тихонова и Щербицкого. Сейчас они активно подтягивают к себе Гришина. По нашим данным, Щербицкий – центральная фигура, остальные так, подтанцовка. И вся эта гоп-компания ищет Миху, как крестоносцы – Святой Грааль!

Андропов размашисто хлопнул ладонью по столу, притормозив Иванова.

– А если «хохлы» выйдут на Гарина? – раздельно проговорил он.

– Хватит одной слаженной мобильной группы, – Питовранов меланхолично глотнул остывшего чаю, и поставил лязгнувший стакан на салфетку. – Прикрепленных отрезают, нейтрализуют или ликвидируют. Мишу суют в машину и увозят в неизвестном направлении. Укол… Спецпрепарат… И нашего секретоносителя понесет, как Остапа!

Ю Вэ выразительно поморщился, затем вскинул на генерал-лейтенанта расширенные глаза.

– Боря, этого допустить нельзя. Бери «хохлов» под колпак! Знаю, что строго запрещено! Все равно бери! С Леонидом Ильичем я договорюсь, – он возбужденно заелозил. – Были такие «верные ленинцы»… Грянул тридцать седьмой – и где они?

– Понял тебя, – хищно сощурился Иванов.

– Товарищи… – негромко проговорил Е Пэ, и нервно потер ладони. – Рад, что Борис Семенович затронул тему нацменов. Сам я не решался… А ведь это… Да, согласен, не проблема! Это прямая и явная угроза, товарищи! Весь юг Советского Союза засуетился, а не одни лишь «хохлы»! – помолчав, он продолжил спокойнее: – Честно говоря, сложно отношусь к товарищу Суслову, но надо сказать ему спасибо за партсъезд. Ведь это его стараниями «помолодели» делегаты! Ни одного кувшинного рыла! Каждый второй – молодой рабочий, колхозник, инженер или совслужащий. И они все, как один, проголосовали за «перестройку»! Молодцы! А нам с вами надо думать теперь, как задавить оппозицию, потому что одним лишь тихим саботажем дело не кончится. Боюсь, как бы не полыхнули «горячие точки»! Особенно в Средней Азии и на Кавказе. Вторая очередь – Украина и Прибалтика. Надо ли говорить, с какой готовностью Запад поддержит «борцов с кровавым большевистским режимом»?

– Женя, да ты в своем уме? – Иванов ошарашенно щурился на Питовранова, сняв очки, будто надеясь лучше разглядеть визави. – Какая, к бесу, оппозиция? Какие еще точки?!

– Ти-хо! – прикрикнул Андропов, шлепая ладонями по столу. – Женя прав, – он раздосадованно сморщил лицо. – Это я всё виляю по-интеллегентски, никак не решусь бить первым. А пора уж! Борь, ты интересовался делом о покушении на Суслова?

– Нет, – буркнул генлейт, насупясь.

– «У тебя специализация узкая!» – спародировал Райкина Ю Вэ, откидываясь на спинку стула. – А опера ВГУ вышли на след Шелеста и прочих «хохлов» – от первых секретарей райкомов до членов ЦК КПУ. И все они завязаны на бандеровское подполье! Да, Боря, да! Мы установили контакты наших доморощенных националистов и с самим главой ОУН Ярославом Стецько, и с руководителем оуновской Службы «безпеки закордонных частей» Степаном Мудриком. Курьеры так и шмыгают через границу!

– Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд… – Иванов обеими руками нацепил очки.

– Вот такие танцульки, Боря… – поскучнел Андропов, и жестко скривил рот: – Работаем!

Среда, 20 октября. Вечер

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

Мне повезло – пятую пару занимал милейший Вилен Виленович со своим историческим материализмом, и я благополучно «удрал с уроков». Чтобы встретить Риту и проводить…

В ее маленькой и уютной квартирке, обставленной в стиле сороковых, задержался буквально на часок, да и то потому, что долго искал плавки. Вместе с девушкой, киснувшей от смеха, обшарил и комнату, и кухоньку, и ванную. Мы даже на балкон выглядывали, дуэтом вспоминая французские кинокомедии. А обнаружилось галантерейное изделие в прихожке, на самом видном месте – висело, скрученное, на рожке бра…

В общем, до дому я добрался в начале девятого. Родные привыкли к моим поздним явлениям, да и куда ж тут денешься? Пятая пара заканчивается без двадцати семь. Пока до метро добежишь, пока до вокзала доедешь, пока электричка дотелепается до станции Крюково… А потом еще автобус ждешь, считая тягучие минуты!

И вот они, мои Лесные Пруды…

Пустынная улица тянулась, осиянная фонарями и желтыми отсветами окон. На грани слышимости фырчал автобус, из отверстых форточек лились эстрадные напевы или невнятный говор – Зеленоград замедлял ход между ясным днем и темной ночью, чтобы угомониться до раннего утра.

Выйдя из громыхнувшего лифта, я застал соседа, одетого в полудомашнее – еще в строгом пиджачке, но уже в разношенных пижамных штанах, он шуршал веником по лестничной площадке.

– Здрасьте, Евгений Иваныч!

– Здравствуй, Миша! – трудно разогнулся сосед.

– Орднунг наводите? – я толкнул дверь, как всегда, не запертую.

– Да сам сплоховал, грязи нанес… – суетливо закружил Евгений Иванович, высматривая совок – он держал его в левой руке.

Улыбаясь, я переступил порог и притворил дверь, щелкая задвижкой на два оборота. После зябкой уличной сырости, да в домашнее тепло… Хорошо!

Что-то официальное бормотал телевизор в зале, на кухне бренчали тарелки, и звякали, пересыпаясь, ложки с вилками. Торопливое шлеп-шле-шлеп…

– Приветики! – мама, вытирая руки вафельным полотенцем, ласково поцеловала свое дитятко. – Раздевайся, мы еще тоже не ужинали!

– Сколько раз говорил, чтоб не ждали меня, – забурчал я, скидывая ботинки, – а то привыкните на ночь наедаться, станете толстыми и некрасивыми…

Из кухни важно выступила Настя в домашнем платьице и мамином передничке. В руках она держала расписную миску с жарким.

– Так… Не будь занудой, Мишечка, тебе не идет! – сестричка подставила щечку, и я прилежно чмокнул.

Цепляя шлепанцы пальцами ног, улыбнулся – неугомонная натура спешно искала негатив, дабы озаботиться, поныть, как следует – и не находила. Полузабытая беспечность радовала, как ценный подарок судьбы.

– Здоров, Михайло! – отец возбужденно шелестел свежей газетой. – А наши – молодцы! Не ожидал даже. Лишили союзные республики права на отделение? Аллес гут! Правильно. Но мало! А сейчас вообще – автономизация! – он экспрессивно шлепнул ладонью по странице: – Ударим автономиями по кланам!

– Уже? – искренне восхитился я. – Правда, что молодцы…

– Да толку-то! – отчетливо прифыркнула мама, поддразнивая главу семейства. – Вон, в Китае сотни всяких автономий, а родовой строй никуда не делся.

– Майне кляйне! – взбурлил папа негодованием. – Ты не понимаешь, это же удар по единству всей этой родовой знати! Когда царька-бездаря, вроде Шеварднадзе, коронуют в Тбилиси – это одно, а вот когда карта Грузии запестрит, как лоскутное одеяло… – он кхекнул, прочищая горло, и постарался завершить пышную фразу обычным голосом: – Целая куча племен, представляешь? Мелочь пузатая! Имеретинская АССР, Хевсурская АССР, Сванская, Кахетинская, Картлийская, Мегрельская, Гурийская… Восемнадцать автономных республик, областей и районов!

– Это еще ладно! – я разморено двинул рукой, присаживаясь за стол. – А вот в Узбекистане… Так там и вовсе за сорок автономий выйдет – Каракалпакская АССР, Мангутская, Найманская, Кунратская, Кипчакская… И прочая, и прочая, и прочая!