И всё бы хорошо, но кроме того, чтобы запомнить стихи, их надо было произнести с чувством, с расстановкой. При всех! И вот здесь у Димы Волчкова, ученика 6 «Д» класса городской школы № 17, появлялась серьёзная проблема.
– Волчков, к доске!
Он выходит и поворачивается к классу. На дальних партах кто-то хихикает, кто-то положил голову на вытянутую руку и спит, прикрывшись учебником, кто-то пишет, кто-то рисует, кто-то перешёптывается. С десяток пар глаз смотрят на него. Среди них и её глаза: две прекрасные и таинственные изумрудные вселенные.
Он наскоро проговаривает стихи у себя в голове. Волна поэзии захлёстывает его, он набирает воздух в лёгкие и… издаёт нечленораздельное бульканье.
Класс покатывается со смеху. Все, кто спал или занимался чем-то посторонним, теперь показывают на него пальцем.
– Ха-ха-ха!
– Он прямо как суп на плите – буль-буль-буль!
Дима краснеет и хочет провалиться сквозь землю.
Наконец вмешивается учительница:
– Так, класс, ротики закрыли. Волчков, попробуй-ка ещё раз.
– Н-н-н-но, Ир-ра-аид-да-а-а-Алекса-ан-д…
– Н-н-нё-о… – пародирует его белобрысый парень за третьей партой. Все снова смеются. Даже она, зеленоглазая Лена Смольникова, обладательница его сердца.
Да что с ним не так?!
Несколько секунд все неотрывно смотрят на очень худого, молчаливого, почти исчезающего в мешковатом синем свитере с белыми оленями мальчика со странными, взвихряющимися вверх и чуть вправо волосами.
В глазах Димы Волчкова блестят слёзы. Он прикрывает лицо рукой и выбегает в коридор, оставив дверь класса нараспашку.
Учительница, улыбаясь, медленно, с чувством и с расстановкой произносит:
– Вот видите, ребята, какой тяжёлый труд – поэзия.
Новый приступ хохота.
Но Дима его уже не слышит.
Stress. Акцент.
Acceleration. Ускорение темпа.
Это было спустя несколько месяцев после того случая.
Красное солнце раскалёнными когтями продиралось сквозь горизонт. Утро выдалось холодным, свежим и ясным. Им – ученикам всей параллели шестых классов – нужно было пробежать километр. Мальчики, одетые в одинаковые спортивные штаны и белые майки, выстроились на заднем дворе школы. Физрук, сорокалетний плечистый мужик с хриплым голосом и глазами навыкате, дунул в свисток, и они побежали.
Дима бежит.
В голове тысяча мыслей. Они мешают расслабиться, напрягают все мышцы в теле, взвинчивают нервы. Но вскоре они исчезают, как если бы в кувшине с гнилой водой кто-то проделал дырку и вся пакость вытекла наружу, освобождая пространство внутри.
Вскоре остались только звуки: удары кроссовок об асфальт, размеренное дыхание, редкие порывы ветра и бешеный стук сердца.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Это же так легко.
В тот раз ему не удалось прийти первым. Зато он попал в первую десятку, после чего его приметили и позвали участвовать в школьных соревнованиях.
В седьмом классе он всё-таки решился подойти к Лене.
Он тщательно подготовился в тот день – постирал и погладил рубашку и брюки, сделал зарядку и даже позаимствовал у отца, из его письменного стола, чёрный флакон с духами. Чтобы найти заветный пузырёк, пришлось постараться – слишком много места в ящиках занимали пустые бутылки от дешёвого коньяка.
Чистый и надушенный, стоя перед зеркалом в ванной, Дима полчаса приводил в порядок волосы. Напрасная трата времени – вихры всё так же взвивались вверх и чуть вправо. Но, по мнению Димы, получилось неплохо.
И вот он стоит перед первой красавицей класса и хочет пригласить её в кино.
– Ле-е-ен, привет.
– Волчков? Чего тебе? – Зеленоглазая красавица с накрашенными ресницами посмотрела на него со скукой и пренебрежением.
– Ты-ы-ы… н-не-е…
Её глаза вдруг округляются, а навязчивый образ Диминых сновидений – мягкие губы – кривится в усмешке. Он тоже улыбается: наверно, Лену веселит его произношение. Но она смотрит ему за спину. Дима оборачивается – и видит того самого белобрысого парня, третья парта, ряд у окна. Пока они говорили, он стоял сзади и беззвучно передразнивал Диму. На лице у него расплылась самодовольная ухмылка.
Дима бросается на соперника. Раздаётся девчачий визг. Разозлённому Диме прилетает удар локтем в живот. Он в ответ бьёт обидчика кулаком в челюсть. Противники яростно кувыркаются по школьному коридору, пока над ними не возникает Ираида Александровна со своим извечным шарфом с ненавистным ему узором. Много позже Дима узнает, что он называется «английская клетка Бёрберри».
– Что тут происходит? – спрашивает она. Голос дрожит от негодования и исполнен типично преподавательского чувства превосходства.
– Ираида Александровна, мы разговаривали с Олегом, когда этот урод набросился на него!
– Лена! – Учительница прерывает её и вопросительно смотрит на Диму.
– Так и было! Он просто набросился на меня! – жалуется белобрысый, потирая покрасневшую шею.
Дима хочет что-то сказать в своё оправдание, но замирает на полуслове.
Звенит звонок. Толпа учеников начинает редеть.
– Вы двое, – говорит учительница, – марш на урок! А ты, – презрительный взгляд в сторону Димы, – живо со мной в кабинет завуча.
Издевательская улыбка Лены Смольниковой. Холодное лицо преподавательницы и её уродливый клетчатый шарф. Спина Лены, исчезающая в дверях класса. Скользкий паркет школьного коридора.
Beat. Пауза.
Acceleration. Ускорение темпа.
Вскоре он стал прогуливать школу. Вначале ему часто звонили домой, вызывали к завучу, угрожали исключить. Но после того, как его отец, очухавшись от запоя, пришёл в школу и высказал всё, что думает о системе образования, больше никто не мешал старенькому телефону семейства Волчковых мирно дремать на столе в прихожей.
В восьмом классе у Димы было тридцать процентов прогула. В девятом классе – шестьдесят. В десятый класс он так и не пошёл.
Transition. Переход.
Tardation. Замедление.
Дима Волчков жил в старом многоэтажном доме. Его бледно-жёлтый фасад выходил в переулок, а тыл, сросшись с другими безликими зданиями, образовывал с десяток дворов и двориков, соединённых тёмными сквозными арками. В одном из таких дворов Дима случайно встретил своих будущих друзей.
Однажды, когда он вместо школы в одиночестве блуждал по району, к нему подошёл незнакомый парень:
– Эй, пацан, мелочугой не выручишь?
«Пацан» покопался в карманах и сунул парню десять рублей, от чего тот сразу заулыбался:
– Спасибо, братишка.
Дима порадовался, что так быстро прошёл путь от «пацана» до «братишки», и собрался уже уходить, но парень внезапно добавил:
– Слышь, а я тебя знаю. Ты из двенадцатого?
Дима кивнул.
– Кипиша знаешь?
Дима покачал головой.
– Ты чё, язык проглотил?
– Не-е-ет. Не з-знаю.
– А-а. Ну ладно. Спасибо за монету, даром не пропадёт. Слушай, раз ты местный, приходи к нам на пятачок в шесть. Там и Кипиш будет.
Дима кивнул.
– А я – Белый. Ну, бывай.
Вот так и получилось, что Дима от скуки пришёл к «пятачку». Это было что-то типа дворика со скамейками, где тусовались подростки со всего района. Стены домов, испещрённые граффити и тэгами, отлично гасили любые звуки, скамейки и обрезанные чахлые тополя обеспечивали уют, а три сквозных прохода – возможность при случае драпануть. Идеальное место.
Белый стал личным Диминым гидом в этом новом захватывающем мире. Он был старше всего на три года, а выглядел так, словно ему стукнуло тридцать. На его массивном черепе с редкими белёсыми пятнами вместо волос виднелись подозрительные отметины. У него были чёрные ногти на руках, самодовольная ухмылка, а на левой щеке – рваный шрам. Говорил он громким хриплым голосом и постоянно похабничал.
