По плану Ноа собирался забрать Квинн и Майло час назад. Он выматывался до предела, с каждым днем тени под его глазами становились все глубже. Она не могла упрекнуть его за опоздание, хотя и хотела бы.

Ей просто не терпелось вернуться домой и посидеть с бабушкой при свечах, может быть, свернуться калачиком перед дровяной печкой с кучей мурлыкающих кошек на коленях и изъеденным собаками экземпляром «Пятницы» Роберта А. Хайнлайна.

Квинн устало вела детей обратно в церковь.

— Я слишком вымоталась для подобного, Мелкий. Как насчет истории вместо этого? Или так, или я отлуплю вас сваренными спагетти.

Юнипер скорчила гримасу.

— Фу, гадость!

— Как я уже сказала, выбирать вам.

— История! Я выбираю историю! Я знаю идеальную! — Хлоя побежала за книгой в одну из комнат воскресной школы. Юнипер поспешила за ней, чтобы «проконтролировать» процесс.

Квинн опустилась на одну из пустых скамей у входа в зал. У нее болели мышцы ног и горели глаза. Она сильно устала.

Майло уютно устроился рядом, прижавшись к ней своим маленьким телом, как котенок. Она откинула голову назад и закрыла глаза, поглаживая его волосы.

Квинн чувствовала себя по-другому. Почти как совершенно иной человек, чем неделю назад.

Дедушка умер. Она выжила в снежной буре, застряв на кресельном подъемнике. Весь штат, а может, и вся страна погрузились во тьму, но она все еще здесь; она справлялась.

Все, что она позволяла себе раньше — вредные девчонки, снобистские бывшие друзья, плохие оценки, ее мать-тунеядка, ужасное состояние практически всего — все это уже не имело такого значения.

Ее привычный способ защиты — сарказм и язвительность, угрюмое молчание — отошел на второй план. Она чувствовала себя здесь полезной. Желанной и ценимой.

Ноа Шеридан стал первым взрослым, кроме бабушки и дедушки, который относился к ней как к настоящему человеку, с мыслями, чувствами и идеями, такими же обоснованными, как и его собственные. Дафна и Аттикус Бишоп относились к ней так же. Несмотря на свой природный цинизм, она любила их за это.

Далекий крик эхом разнесся по церкви.

Квинн открыла глаза.

Весь день она сталкивалась с криками, воплями и визгом. Дети кричали все время. Но сейчас всё иначе.

Это кричал взрослый. Высоко и отчаянно. От этого крика у нее застыла кровь.

Крик раздался снова, откуда-то снаружи. А может быть, из продуктовой кладовой или зала собраний на другой стороне церкви.

Шею сковало. Волоски на руках встали дыбом.

Квинн села прямо. Майло сонно пробормотал, когда она слегка толкнула его в сторону. Но у нее не оставалось времени беспокоиться о его комфорте.

Вокруг нее мужчины и женщины смотрели друг на друга, озадаченные, растерянные, встревоженные. Еще один крик — высокий, истеричный вопль.

Малыш начал плакать. Мать прижала его к себе и укачивая на своем бедре.

— Что это было? — спросила она у соседей.

Никто не успел ей ответить.

Двери в церковь распахнулись. Несколько одетых в черное фигур ворвались внутрь. Черные лыжные маски закрывали их лица. В руках они держали сверкающие, злобно выглядящие автоматы.

Целую страшную секунду никто не двигался. Все сидящие на скамьях в шоке смотрели на фигуры. Их мозг не мог осмыслить эту странную новую информацию. Это не имело смысла.

Этим людям здесь не место. Оружию здесь не место.

Тем не менее, они находились здесь.

Глава 41

Квинн

День седьмой

Сердце Квинн подскочило к горлу. Ее легкие сжались. Все вокруг стало медленным и отрывистым, настолько ярким и светлым, что образы пронзили ее веки.

Майло начал приподниматься. Инстинктивно она толкнула его обратно.

Все произошло так невероятно быстро. Ее мозг не успевал вычислять сигналы, проходящие через синапсы, осмысливать сцену, разворачивающуюся прямо перед ней.

Фигуры с оружием ничего не говорили. Они не выдвигали требований, не выкрикивали оскорблений или угроз.

Они просто подняли оружие и открыли огонь.

В церкви начался шум и хаос. Треск и грохот выстрелов. Панические крики и вопли раскололи воздух.

Пули врезались в каменные стены. Разбивали витражные окна. Пробивали деревянные скамьи, подбрасывая в воздух щепки. Какофоническое «рат-а-тат» разрывало барабанные перепонки. Так громко, невозможно громко.

И тела. Тела дергаются, как марионетки на ниточках. Тела дергаются, падают, заваливаясь.

Она едва могла слышать сквозь звон в ушах, паника захлестнула ее. На какое-то ужасное застывшее мгновение Квинн не могла пошевелиться. Она сидела, держась одной рукой за Майло, с открытым ртом в шоке, в безмолвном ужасе, когда смерть объяла все вокруг.

Люди бежали, перепрыгивая через скамьи, падая и ползя на четвереньках к боковому выходу. Темноволосый мужчина, бегущий по центральному проходу, внезапно упал вперед, его застрелили в спину. Шея женщины свернулась в сторону. Она была мертва еще до того, как упала на ковер.

Мужчина вскарабкался на помост к большому деревянному кресту, как будто только это могло его спасти. Его ноги не слушались. Он полз, опираясь на руки, а за ним тянулся кроваво-красный след.

Фигуры в черном выходили из задней части церкви. Двое шли по центральному проходу. Еще двое заняли дальние проходы. Последние двое охраняли двери.

Люди в масках продвигались вперед, целясь и стреляя во все, что двигалось.

Латиноамериканка за пять скамей перед ней повернулась лицом к Квинн. Их испуганные глаза встретились.

Квинн узнала в ней парадонтолога, работавшую в стоматологии «Брайт Смайлс», которая чистила зубы Квинн как по часам два раза в год и всегда делала комплименты ее синим волосам.

Женщина открыла рот, словно собираясь что-то сказать Квинн, предупредить или дать важный совет — может быть, секрет, как выжить в грядущем, как спастись от этого чудовищного ужаса, который схватил их в свои челюсти.

Что бы она ни собиралась сказать, Квинн так и не услышала.

Тело женщины дернулось, когда пули разорвали ее туловище. Ярко-красная кровь брызнула из головы, когда она упала набок.

Ужасное зрелище вывело Квинн из шокового состояния. Она пригнулась к скамье и прижалась к Майло. Как будто тонкий клин полированного дерева мог спасти их от пули.

Скатившись со скамьи, она опустилась на ковер. Потянулась вверх, схватила Майло за руку и повалила его на пол. Он упал на нее сверху, его костлявый локоть уперся ей в живот, а нога ударила по голени.

Она протиснулась в сторону, наполовину под соседнюю скамью, и притянула его к себе. Пространство между скамьями не отличалось большими размерами, но Квинн удалось втиснуться в него, как и Майло. В спертом воздухе пахло немытыми ногами и пылью.

Она почувствовала, как в носу свербит. Зажав рот и нос одной рукой, Квинн поборола желание чихнуть.

Сердце колотилось в груди, пульс гулко отдавался в ушах. Они должны выбраться отсюда.

Лицо Майло находилось в нескольких дюймах от ее лица. Его зрачки казались огромными, маленькая грудь гулко билась.

— Не смотри, — прошептала она ему на ухо. — Не шуми. Это похоже на игру. Ужасная игра. Но мы собираемся выиграть ее. И способ выиграть — не смотреть.

Майло кивнул, глаза расширились и стали испуганными.

Она перевернулась на живот и продвинулась вперед на фут, чтобы видеть между скамьями прямо перед собой. Повернула голову, чтобы заглянуть под скамьи по обе стороны.

Выходная дверь находилась в левой передней части церкви. А вот она сама оказалась на правой стороне. Квинн не могла видеть дверь отсюда, но последнее воспоминание о ней еще свежо в ее памяти — мертвые, окровавленные тела, лежащие перед все еще закрытой дверью. Никто не смог выбраться. Не этим путем.

Ее тело покрылось испариной, когда адреналин хлынул в кровь. Во рту пересохло. Мысли приходили паническими, бешеными рывками. «Думай, черт возьми, думай!»

Если они побегут, нападавшие увидят их и перестреляют. Их слишком много. Они ни за что не пропустили бы девочку и маленького мальчика, бегущих в безопасное место.