Старик уже держался за голову, говоря эти слова, а глаза его сами закатывались. Веки буквально падали на глаза, и без того маленькие, и старик даже пытался протереть их руками, для этого сняв очки, и повесив их себе на воротник спереди. Не зря он совсем недавно какое-то время дремал на кровати – он пытался сбить сонливость, чтобы получить взамен по крайней мере минуту трезвого рассудка, и успеть за это время все рассказать Френтосу, ведь уже пару минут назад заметил, что с его организмом происходит что-то неладное и подозрительное. И все бы у него наверняка получилось, если бы он не был фанатиком, и не слишком тараторил в речи, которую заранее можно было значительно сократить.
– Эмонсен, говоришь? Где-то я уже слышал это название. – задумался Френтос.
Старик молчал, уже от сонливости сам забывая, что говорил с десяток секунд назад.
– Это все?
Старик снова молчал, теперь уже мало что понимающим взглядом частично прикрытых глаз смотря на Френтоса.
– Ты в порядке?
– Наверное, я…просто давно не спал со всеми этими расследованиями. – устало вздохнул старик, все-таки решившись уже всем телом лечь на кровать.
– Полежи тогда немного. Все равно тут главная Слаки. Не знаю, как насчет тебя, а меня она точно в обиду не даст даже каким-то эпидемиям. – тихо усмехнулся Френтос, сам ложась всем телом на свою кровать.
В комнате было не слишком жарко, как на улице, но и не так холодно, как обычными осенними ночами у Леса Ренбира, что тоже был совсем недалеко. Френтос снова вспоминал времена, когда развлекался в таверне Слаки, и когда защитил ее от Амелии, также как Джером ненавидевшей Хемир, и так же активно изливаясь желчью. Он не вспомнил слов, которые сказал ей однажды, и которые правда тронули сердце несчастной Хемиры, некогда силой вырванной из собственного дома, нечеловеческими страданиями превращенной в изгоя, так и не нашедшей себе призвания по душе в окружающем ее жестоком мире. Он был единственным среди людей, кто не стал судить книгу по обложке, и ни в чем не поддавался предубеждениям. Задумавшись теперь, почему он помог ей в прошлом, и почему пытался успокоить ее сейчас, он не находил в своей голове подходящего объяснения, и даже в собственном сердце не видел ответа. Были ли Хемиры такими, какими их считали страшащиеся любой другой разумной жизни, кроме себя, люди? Созданные безжалостным монстром мутанты, наделенные не истощаемой похотью во имя достижения его личных целей, массового размножения для подготовки собственной армии к будущей войне. Френтос сам по себе не любил думать, и боялся замкнуться в своей голове, как это часто происходило с его братом Сокконом. Он всегда делал то, чего хотел, и всегда говорил то, что думает. Возможно ли, что такая простота и помогла ему достучаться до сердца той Слаки, которая уже давно закрылась от окружающих маской монстра, которым ее считали недалекие люди, сделав смыслом своего существования смирение? Мысли об этом все еще не давали ему покоя.
– Слушай, старик. Чего ты так взвился на Хемир? Раз ты в них разбираешься, то должен знать, что они не по своей воле стали такими, и было это совсем не весело. – решил говорить напрямую, и максимально серьезно, Френтос.
– Кого волнует, из сколь хорошей муки делают блины, если получаются они ужасными. – тихо, но вполне членораздельно, ответил старик. – Я встречал столько Хемир за свою жизнь, что научился различать их дурные стороны одним взглядом в звериные глаза. Если в этих глазах еще сияет их прошлое «я», и если они нашли способ переступить через жестокость, которая их создала, и не поддаваться ей…
– Уморил ты меня своими байками. Мне Таргот уже всю плешь проел такой философией. – отмахиваясь рукой, вздохнул Френтос, все-таки, не найдя в словах старика нужного ему ответа.
– Жестокость, Френтос…Эх… – особенно бессильно и сонливо вздохнул, и одновременно зевнул, старик. – Скоро мы все станем жестокими. Хорошо бы мне…до этого не дожить.
Наступила тишина. Закрыв глаза, Френтос решил задуматься и о делах насущных. Тепло одеяла под ним, его мягкость, и окружающая уже полная тишина, быстро поглощали его сознание, и он старался по крайней мере не уснуть теперь, коли решился на небольшой отдых даже после всех историй Джерома, которые так и не воспринял достаточно серьезно, думая все время совсем о другом. Он думал и о Слаки, и о своей наиболее важной задаче – помощи Соккону. Он вел монолог сам с собой, уверяя себя, что бросит все дела в Дафаре, и сбежит обратно в Ренбир, если не встретит Ультру в течении еще одного часа. Он говорил себе, что дела каких-то эпидемий не важны для него до тех пор, пока он не поможет брату, и если те не коснутся его семьи. Шипучим коктейлем из постоянно перемешивающихся между собой мыслей, его утягивало куда-то глубоко в себя, где его, совсем скоро, окончательно настигли и сонливость, и усталость. Слишком много сил он потратил за последние часы, и за то время почти совсем не ел. Даже воды из стакана со стойки ресепшна ему не дала выпить Слаки. В его теле еще оставались материалы для восстановления сил после его «пира» в корчме полтора часа назад. И, все же, потеря сил дала о себе знать – уже через пару минут размышлений его сознание окончательно рассеялось, а вместе с ним растворился и окружающий мир. Он не заметил момента, в который уснул, как и принято достаточно уставшим человеческим организмом, настоящий отдых к которому приходит только с отключением мыслительного процесса. Но сон Френтоса был другим. Хоть он и не любил думать, он делал это не меньше прочих, хоть и думая о не слишком умных вещах. Он редко запоминал свои сны, но никогда не забывал того, что в них видел. И, тем более, что слышал.
«Предатель.» – пробивался через его сон ужасно неприятный, металлический и холодный голос будто самой Бездны. – «Он уже прибыл.»
Он мгновенно вскочил с кровати, тем самым, судя по ее скрипу, чуть не сломав ее старые деревянные ножки. Быстро вытерев лоб от холодного пота, он молниеносным движением всего горячего и заспанного тела соскочил с кровати на пол, совершенно уверенно встав на ноги даже после такого сна. Но был ли тот сон правда так краток, как казалось с первого взгляда, или он просто не запомнил в нем ничего, кроме голоса? Комната вокруг Френтоса была пуста, в ней не было совершенно ничего нового, только те же кровати, стол, и шкаф, как и прежде. В ней не было ничего нового…и не хватало чего-то старого.
– Джером? – взволнованно, все еще пытаясь отдышаться, осмотрел пустую взъерошенную кровать в другом углу комнаты Френтос.
Пускай самого старика в комнате уже не было, его очки все еще лежали на столе. Френтос окончательно вернулся в сознание теперь, чувствуя подвох, становясь даже живее, чем до попадания в Дафар. Он прекрасно помнил, что старик закрепил очки спереди на своем воротнике, но не клал их на стол. Странно было то, что он покинул комнату без очков, ведь он точно плохо видел без них, и даже на лестнице так, при своем возрасте, мог оступиться. Ему не было никакого смысла делать это самому. С осознанием этого, и довольно заметно, нутро Френтоса начало бить тихую тревогу.
«Все, все, все.» – с громким шлепком ударил себя ладонями по щекам Френтос, затем активно их растирая. «Час уже наверняка прошел, а Ультры так и нет. Нужно валить отсюда, и поскорее.». С этими мыслями он, без особых раздумий, подскочил к двери, чуть сдвинув ногами от приземления ковер, и дернул дверную ручку на себя. Чего и следовало ожидать, дверь была уже открыта, а ключи Джером, наверняка, забрал с собой, когда уходил. Оставалось только понять, когда это произошло, и для чего старик вообще покинул комнату в его ужасном состоянии, при этом заранее не предупредив Френтоса, особенно если заранее боялся вмешательства кого-то со стороны, и потому даже просил Френтоса постучать в его дверь три раза, доказав, что это пришел именно он.
Дверь уже почти не скрипела, или, по крайней мере, звук ее скрипа слишком сильно перебивался участившимся звуком дыхания и сердцебиения Френтоса. Только в коридоре, где в сторону главной улицы выходило наполовину открытое окно, его уши залил довольно странный шум, похожий на хоровое пение постоянно движущихся вправо, в сторону самого местного цирка, людей. Этот звук немало пугал Френтоса своей монотонной тяжестью, и только добавлял ему желания поскорее уйти от всего города подальше. Со своим окто он мог спокойно пробить стену с другой стороны коридора, и выйти через нее, чтобы не сталкиваться с поющими под самыми окнами отеля людьми спереди. С другой стороны, на ресепшне должна была оставаться Слаки, и Френтос просто не мог оставить ее в этом безумном городе теперь, уже всем своим подсознанием чуя окружающую его опасность. Быстрым шагом, едва не переходящим в бег, он добрался до лестницы, ведущей на первый этаж, и, бегом спустившись по ней, сразу подбежал к деревянной стойке, где совсем недавно, казалось, он и разговаривал с подругой. Увы, холл был полностью пуст, и Френтос сам понимал, почему. Он вспомнил, как Слаки говорила ему, что ее рабочая смена уже заканчивается, и наверняка потому ушла из здания за то время, пока Френтос дремал. По крайней мере, он специально думал так, и так же пытался себя успокоить.
