– Лучше! – поддержал Горчаков. – Вот, только пороху бы нам, да новых ружей.
– В самое больное место бьёте: деньги, порох, ружья…. – Меньшиков порылся в кармане шинели, достал платок, нервно вытер лицо. – Денег отпускается достаточно, только где они? Ворует вся эта интендантская сволочь. А что я могу поделать? Как проследить? Каждого интенданта за руку не поймаешь.
– Но порох! Неужели военный министр не знает, каково наше положение? – не понимал генерал Липранди.
– Вы о князе Долгоруком? – Меньшиков криво усмехнулся. – Военный министр имеет к пороху тройное отношение: он пороху не нюхал, пороху не изобретал и пороху к нам не посылал. И вообще, не до нас министру. Петербург в ожидании весенней навигации. Адмирала Нейпира сместили за неудачно проведённую прошлогоднюю компанию. Крутился возле Кронштадта, да так и не сунулся. Разнёс Бомарзунд никому не нужный. Аландские острова передали шведам, но те не хотят их вновь занимать. Над адмиралом Нейпиром все теперь насмехаются, мол, обещал в Петербурге пир закатить, а сам ушёл несолоно хлебавши. Парламент требует тщательного расследования его неудачной экспедиции. В то время Англия готовит новый поход в Балтийское море. На этот раз экспедицию возглавит сэр Ричард Дандас. Герой битвы при Чуэнпи. Если Англия заставит весной Австрию с Пруссией вступить в войну, а следом и Швецию …., – какой к черту Севастополь? Столицу надо будет спасать.
– Что ж, будем стоять, – сказал на это Липранди.
– И не просто стоять, – поддержал Меньшиков. – Государь от меня требуют не только обороняться, но предпринять штурм Евпатории.
– Но зачем нам Евпатория? – удивился Горчаков. – В данной ситуации она не имеет никакого стратегического значения. Сейчас в городе нет складов. Магазины почти пусты. Всё напрямую отправляют в Балаклаву или в Камышовую бухту.
– Вы мне это говорите? – усмехнулся Меньшиков. – Я прекрасно понимаю положение дел. Но в Петербурге думают иначе. Каково ваше мнение, Павел Петрович? – спросил Меньшиков у Липранди. – Какое будет наше преимущество, коль возьмём Евпаторию?
– Лишим противника одной из баз, – ответил Липранди. – Но, думаю, для них потеря Евпатории не столь большой проигрыш в стратегическом плане. Трудности возникнут потом у нас, когда закрепимся в городе. Евпатория стоит на берегу, открытая с моря. Корабельная артиллерия не оставит камня на камне, а нам негде будет даже батареи развернуть.
– Но, видите ли, в чем дело, господа, – сказал Меньшиков. – Поступили сведения, что со дня на день с Дунайского фронта в Евпаторию перебрасывают Омер-пашу. А вместе с ним три дивизии, с двумя эскадронами и двумя батареями. Как только Омер-паша высадится, так сразу возникнет угроза прорыва турок к Перекопу.
– Рискованное дело для Омер-паши, – заметил Липранди. – Ему предстоит сто сорок вёрст пройти с боями по голой степи. Туркам надо иметь огромный обоз. А большой обоз будет сильно сдерживать передвижение армии. Либо необходимы надёжные пути снабжения. Но наши казаки этого не позволят.
– Согласен с вами, генерал, – кивнул Меньшиков. – Но военный министр убеждает царя в обратном. Якобы турки любой ценой готовятся отрезать нашу армию от материка. Поэтому от меня требуют захвата Евпатории. С минуты на минуту должен прибыть генерал Врангель, который нынче следит за Евпаторией. Он нам поведает положение дел.
Как и говорил Меньшиков, вскоре прискакал генерал Врангель командующий Евпаторийским корпусом. Высокий, худой. Голова седая. Седые бакенбарды переходили в такие же густые седые усы.
– Карл Егорович, государь от меня требует совершить попытку захвата Евпатории, – объявил ему Меньшиков.
– Считаю долгом донести вашей светлости, – сказал генерал Врангель неуверенно. – Я не смею отвечать за успех и за последствия этого предприятия.
– Вот как? И почему же? – холодно взглянул на седого генерала Меньшиков.
– Считаю вам доложить, что город хорошо укреплён. Гарнизон вместе с прибывающими войсками Омер-паши превысит по численности мой отряд. Любой тактик вам подтвердит, что штурмующие должны превосходить обороняющихся, а не наоборот. Если не сможем достичь успеха, войска будут расстроены и деморализованы, в то время неприятель, ободрённый нашей неудачей, может выйти из Евпатории в больших силах и двинуться на наши сообщения по Симферопольской дороге. Чтобы начать штурм, я должен быть уверен в успехе. А в случае неудачи, опираться на надёжный резерв.
– И как бы вы поступили на моём месте? – спросил Меньшиков.
– Запер противника в городе и не давал ему свободы действий.
– Согласен с вами, – подумав, сказал князь. – Запереть и держать в бездействии более тридцати тысяч – был бы лучший выход в стратегическом плане, и вполне нам по силам.…. Но, – он развёл руками, – государь требует штурма.
***
Павла вызвали в штаб на Северную сторону. Главная квартира разместилась в каменном одноэтажном доме на берегу бухты между Куриной и Панеотовой балками. В бараке рядом со штабом находилась типография, а за нею писарская кухня. За кухней госпитальный барак, белый длинный. У берега на склоне лепились землянки. Раньше здесь жили с семьями бедные горожане. Нынче они вынуждены покинуть город. В их землянки вселились штабные офицеры.
Павел решил заглянуть в одну из землянок к знакомому штабисту. Его нора ютилась у самого обрыва. Берег крутой. Справа и слева – такие же норы, вросшие в откос, больше похожие на деревенские погреба, – одни островерхие крыши торчали над землёй. Проходы между крышами напоминали улицы. Кругом натянуты верёвки, на которых сушилось бельё. По пути Павлу попалась землянка с провалившейся крышей. Казаки из неё устроили ясли с сеном. Рядом стояли кони и задумчиво жевали. Поселение заканчивалось почти у воды. На той стороне бухты были видны пологие горы, изрытые жёлтыми полосками траншей и валов.
Павел нашёл нужную землянку, отворил дверцу, грубо сколоченную из необструганных досок, на скрипучих петлях. В землянке имелось две комнаты. В первой, похожей на сени, были свалены седла, какие-то мешки. Прямо на земляном полу лежала постель денщика из тонкого тюфяка, набитого соломой. Дверь в офицерскую комнату заменяла занавесь из мешковины. Вторая комната более просторная. В ней разместились два офицера. У одного железная кровать, у другого топчан из досок, укрытый толстым, грубым сукном. Половину комнаты занимала печь, кое-как сложенная из старого кирпича на глине. К печи прислонены два походных бездонных чемодана. Чемоданы стояли открытыми.
Павел поздоровался со знакомым офицером, спросил, почему чемоданы нараспашку?
– Потому, как надо постоянно из них что-нибудь доставать или укладывать обратно, – объяснил ему знакомый. – Тут же у нас ни шкафа, ни тумбочек.
Единственное крошечное окошко располагалось под самым потолком, наполовину заклеенное кусками газет. Свет едва пробивался. Под окошком столик. На столике стояла тарелка, а в ней покоился круг белого сыра, прикрытого промасленной бумагой. Рядом, увёрнутый в чистую холстину, каравай белого хлеба. У выхода несколько пар сапог. На печке стопка старых, потрёпанных книг. Павел разглядел в стопке голубоватую обложку «Современника», томик с золотым теснением Жоржа Саида и серый справочник по артиллерийскому делу.
– У вас всё лежит так открыто, – удивился Павел.
– А кому оно нужно? – беспечно махнул рукой офицер. – Другое дело – водка. Водку надо прятать. Тут по соседству, в Пантеоновой балке отличную анисовку продают. Вот, её бережём, иначе она каким-то образом испаряется.
– Денщики? – догадался Павел.
– Так, разве признаются? – усмехнулся офицер. – Глаза преданный, как у собаки…. «Как же я посмею, ваше благородие», – твердит, а от самого так и несёт сивухой.
Вдруг ворвался второй хозяин, штабс-капитан в старом сюртуке без эполетов, перешагнул через чемодан к своей железной кровати, достал из тайника под матрацем бутылку, только что обсуждаемой, анисовки.
– Ко мне гость из Дуванки, – объяснил он. – Лекарь местный. Подскажет, чем лечиться. У наших коновалов пилюли не допросишься.
