В Вустершире жизнь человека считается священной и неприкосновенной, но когда вокруг тебя огонь и кровь и ты видишь смерть на каждом углу, все воспринимается по-другому. Мне было совершенно наплевать, будет ли Ахмет жить или умрет, но когда я понял, что могу разбогатеть, сердце мое взволнованно заколотилось. Я подумал о том, как заживу с такими богатствами в Англии и как удивятся мои родственнички, когда я вернусь домой с полными карманами золотых монет. В общем, я уже решил присоединиться к ним, но Абдулле Хану, должно быть, показалось, что я все еще сомневаюсь, поэтому он продолжал увещевать.
«Подумайте, саиб, – сказал он, – если об этом человеке узнает наш командир, его повесят или расстреляют, а сокровища пойдут правительству и никому из нас не достанется ни рупии. Но, раз он попадет к нам в руки, почему бы нам не оставить богатства себе? Драгоценностям будет у нас ничуть не хуже, чем в государственной казне. Все мы станем богачами и большими господами. О том, что здесь произойдет, никто и никогда не узнает, потому что здесь, кроме нас, никого нет. Глупо не воспользоваться такой удачей. Решайте же, саиб, с нами ли вы, или мы поступим с вами, как с врагом». – «Я весь ваш», – ответил я. «Хорошо, – сказал тогда Абдулла Хан и вернул мне винтовку. – Видите, мы доверяем вам, потому что знаем, что вы, так же как и мы, не нарушите слова. Теперь нам остается только дождаться моего брата с купцом». – «Брат знает о вашем плане?» – спросил я. «Он сам его придумал. А теперь пойдем к Магомету Сингху, будем ждать там».
Ливень не прекращался, потому что уже начался сезон дождей. Небо заволокло коричневыми тяжелыми тучами, было очень темно. Перед нашей дверью проходил глубокий полузатопленный ров, но вода в некоторых местах пересохла, поэтому его легко можно было перейти. Странное было ощущение – стоять бок о бок с двумя дикими пенджабцами под проливным дождем и дожидаться человека, который шел навстречу своей смерти.
Внезапно с другой стороны рва глаза мои уловили проблеск прикрытого фонаря. Потом свет затерялся между кочками, но через какое-то время показался снова. Он медленно приближался к нам.
«Это они!» – воскликнул я. «Встретите его как положено, саиб, – прошептал Абдулла. – Он не должен ничего заподозрить. Пошлете нас проводить его внутрь, а сами останетесь здесь. Мы все сделаем сами. Фонарь держите наготове, чтобы мы точно знали, что это те, кого мы ждем».
Огонек иногда останавливался, но потом снова начинал приближаться, и вот наконец я смог разглядеть у противоположного края рва две темные фигуры. Я подождал, пока они спустятся вниз по крутому берегу, пройдут по жирной грязи и начнут подниматься к воротам, потом, как положено, строго крикнул: «Кто идет?» – «Друзья», – раздался ответ. Я открыл фонарь и направил на них луч. Первым шел здоровенный сикх с черной бородой почти до кушака. Таких высоких людей я до сих пор видел только в балагане. Второй был низеньким толстым человечком с большим животом и огромным желтым тюрбаном на голове. В руках он держал какой-то тяжелый предмет, завернутый в большой платок. Толстяк весь трясся от страха, руки его ходили ходуном, как у больного лихорадкой, к тому же он постоянно оборачивался то направо, то налево. Глазки у него поблескивали, как у мыши, которая выбралась из своей норки. При мысли о том, что его нужно будет убить, мне стало не по себе, но тут я подумал о сокровищах, и сердце у меня стало твердым как камень. Увидев мое белое лицо, толстяк радостно вскрикнул и подбежал ко мне.
«Защитите, саиб! – задыхаясь, взмолился он. – Защитите бедного купца Ахмета. Я прошел через всю Раджпутану, чтобы укрыться в крепости Агры. Меня грабили, избивали и унижали за то, что я был другом англичан. Будь благословенна эта ночь, когда я снова оказался в безопасности… Вместе со своими скромными пожитками». – «Что у вас в свертке?» – спросил я. «Железная коробка, – ответил он, – в ней кое-какие семейные реликвии, которые особой цены не имеют, но дороги мне. Мне было бы жалко их потерять. Но я не беден и награжу вас, молодой саиб, и вашего начальника, если он согласится приютить меня в крепости».
Мне все трудней было разговаривать с этим человеком. Чем дольше я смотрел на его толстые трясущиеся щеки и полные страха глаза, тем больнее мне было думать о том, что сейчас мы хладнокровно убьем его. Нужно было кончать с этим как можно скорее.
«Отведите его на главный пост», – сказал я.
Мои сикхи встали по бокам, великан – сзади, и таким порядком они ушли в темноту коридора. Несчастный купец был обречен. Я остался стоять у ворот с фонарем в руках.
Мне было слышно, как они маршировали по пустому коридору, но вдруг шаги стихли, послышались голоса, шум драки, удары. В следующую секунду я, к своему ужасу, услышал топот бегущих ног и громкое дыхание. Кто-то мчался обратно в мою сторону. Я направил луч фонаря в глубину длинного прямого коридора и увидел толстяка с залитым кровью лицом. Он со всех ног бежал к выходу. Огромными прыжками, как тигр, за ним мчался чернобородый сикх-великан, в руке которого блестел нож. Никогда еще я не видел, чтобы человек бегал так быстро, как этот маленький торговец. Он далеко обогнал сикха, и я понимал, что, если ему удастся выскочить за дверь и пробежать мимо меня, он спасется. Мне тогда всей душой захотелось помочь ему, но снова мысль о сокровищах ожесточила мое сердце. Когда толстяк подбежал ко мне, я сунул ему под ноги свою винтовку. Он кубарем полетел на землю, перекувыркнувшись два раза, как подстреленный кролик. Не успел толстяк встать, как к нему подоспел сикх и два раза ударил его ножом в бок. Бедняга не издал ни звука и даже не дернулся, просто остался лежать там, куда упал. Думаю, он сломал себе шею, когда падал. Видите, джентльмены, я держу свое слово, рассказываю абсолютно все, ничего не скрывая.
Смолл замолчал и потянулся скованными руками к стакану виски с содовой, который поставил рядом с ним Холмс. Я, честно говоря, уже испытывал ужас перед этим человеком, и причиной этому было не столько его леденящее душу повествование, сколько то, как спокойно и обыденно рассказывал он об этих страшных событиях. Какое бы наказание ни ждало его, на мою жалость Смолл мог не рассчитывать. Шерлок Холмс и Джонс сидели, сложив руки на коленях, и с интересом внимали рассказу, на их лицах было написано отвращение. Смолл, должно быть, тоже это заметил, потому что когда он заговорил снова, в голосе его послышался вызов.
– Конечно, дело это скверное, – сказал он, – только хотел бы я знать, кто на моем месте поступил бы иначе, зная, что за твое благородство тебе же перережут глотку. К тому же после того, как толстяк вошел в форт, вопрос стоял так: или он, или я. Если бы ему удалось спастись, все дело вышло бы наружу, меня бы отдали под трибунал и расстреляли. В такие времена рассчитывать на снисходительность не приходится.
– Продолжайте рассказ, – коротко велел Холмс.
– Мы занесли его внутрь, Абдулла, Акбар и я. Хоть торговец и был очень маленького роста, мы его еле подняли. Магомет Сингх остался охранять дверь. Ахмета мы отнесли в то место, которое сикхи приготовили заранее, в глубине здания, там, где одна из галерей выходит в огромный пустой зал с разваливающимися кирпичными стенами. Земляной пол в одном углу там просел, и в эту могилу мы и опустили тело купца. Засыпав его сверху камнями, мы пошли назад к сокровищам.
Ларец все еще лежал в пустом коридоре, там, где на толстяка напали первый раз. Это был тот самый ларец, который сейчас стоит открытым на вашем столе. Ключ был привязан шелковым шнурком к резной ручке на крышке. Мы открыли ларец, и при свете фонаря увидели такие сокровища, о которых я читал и мечтал у себя в Першоре, когда был еще совсем маленьким. На драгоценные камни невозможно было смотреть – так ярко они сверкали. Когда глаза немного привыкли, мы высыпали сокровища из ларца и пересчитали. Там было сто сорок три алмаза чистейшей воды, в том числе и алмаз, который, если я не ошибаюсь, называется «Великий Могол» и считается вторым по величине из всех существующих. Кроме того, там было девяносто семь прекрасных изумрудов и сто семьдесят рубинов, но среди них были и небольшие. Еще мы насчитали сорок карбункулов, двести десять сапфиров, шестьдесят один агат. Там была также целая куча бериллов, ониксов, кошачьего глаза, бирюзы и других камней, названий которых я в то время еще не знал. Сейчас-то о камнях я знаю побольше. Помимо этого там лежало почти три сотни очень неплохих жемчужин, двенадцать из них были вставлены в золотую диадему. Кстати, когда ларец снова попал мне в руки, ее там не оказалось.
