Согласен, что мое описание звучит немного странно для, в то время, женатого мужчины. И за четыре года, моего второго

брака, я не потерял ни капли той влюбленности, которая

случается в начальный период знакомства. Дело в том, что после вторых родов у моей любимой жены пропало желание к сексу. Врачи назвали это – послеродовой депрессией. Периодически, я приставал к Тами, в надежде растопить этот лед, но все было тщетно, а на осторожное предложение

воспользоваться услугами психолога – она обижалась.

Мы с Орит, довольно быстро, стали друзьями. В ответ на мои рассказы о себе, она постепенно раскрепощалась и постепенно стала посвящать меня не только в биографические данные, но и в личные взгляды на жизнь. Орит была «местной», а ее родители приехали в Израиль – отец из Марокко, мать из Ирака. Она росла в многодетной семье, где царил патриархат. Довольно рано, по израильским меркам, вышла замуж и у нее тоже двое детей. Муж – фермер, любил свою работу и был очень занятым человеком. За полгода моей работы в этой фирме я узнал о ней все. Единственное, чего я не мог понять, это ее отношение ко мне. Я явно привлекал её, но в каком статусе – как хороший собеседник с абсолютно другим менталитетом или как мужчина. В себе я был уверен, что вижу в ней друга, хорошего коллегу по работе. Мне нравилось наблюдать за ней, за ее странной логикой, за реакцией на мое мнение. Дома я рассказывал любимой, красавице жене о моих отношениях с Орит и получил полную поддержку и одобрение. Я думал, что избавился от стереотипа – невозможности дружеских, платонических отношений между мужчиной и женщиной.

Природа брала свое, и моя неудовлетворённость в личной жизни компенсировалась повышенной работоспособностью. В Одессе жил мой лучший друг, с которым мы были вместе с детства: жили по соседству, учились в одной школе, занимались спортом и вместе поступили в институт. Мы даже начинали общий бизнес, но лихие 90-е не дали осуществиться нашим планам. Изредка мы общались по телефону – делились новостями, обменивались планами и советами. Я рассказывал о новых технологиях, с которыми сталкивался в процессе работы в Израиле, он – об успешном развитии его бизнеса и трудностях из-за не стабильной экономики на Украине. Мы не виделись больше десяти лет, и вот появляется такая возможность. Дело в том, что контроллеры, сделавшие переворот в мировой автоматизации, появлялись на постсоветском пространстве

вместе с конкретным иностранным оборудованием. Мне же пришлось столкнуться с ними с первых дней моей работы в Израиле. Первые контроллеры попали в Израиль в конце 80-х и к середине 90-х уже управляли не только новыми проектами, но и стали причиной реконструкции старых. Одна из фирм, контроллеры которой мы использовали в реконструкции Ашдодского порта, была уже израильской.

«Мегатроникс» быстро завоевал мировую популярность, упростив базу данных. Для эксплуатации этих контроллеров не требовались программисты – база данных находилась в обычном «Windows»-е. Электрические схемы, на базе этого контроллера, можно было собирать и менять, как детский пазил – то время, как американские и европейские фирмы усложняли язык общения со своей продукцией, боясь конкуренции и делая заказчиков зависимыми от них. В процессе работы над проектом мне приходилось общаться по телефону с начальником технической поддержки «Мегатроникс», но после очередного звонка в Одессу, я договорился с ним о встрече.

Уди оказался очень приятным собеседником, знающим четыре языка. Быстро решив технические вопросы, связанные с израильским проектом, я перешел к украинской теме и был приятно удивлен. Оказалось, что фирма «Мегатроникс», имевшая представительства в пятнадцати странах мира, из бывшего «совка» – находился только в Москве. Уди пояснил, что в Украине не с кем разговаривать и все вопросы решаются размерами взятки. После моего рассказа о фирме друга и о его связях в Одессе, Уди познакомил меня с представителем рынка сбыта. По возвращению в свою фирму я поделился с Ави перспективой получить право представителя «Мегатроникс» в Украине. Моей радости не было придела, когда мой шеф решил отправить меня на неделю в Одессу, с оплатой расходов на дорогу и проживания.

После первой поездки мой статус в нашей маленькой фирме начал меняться – я общался с Ави как с компаньоном. Орит успешно справлялась с моими указаниями по израильскому проекту и искренне радовалась моим успехам в Украине. Но после второй, более длительной, командировки, из которой я вернулся с заказом, по предварительной оценке, в пять миллионов долларов, наша дружба превратилась в деловые отношения. Я по-прежнему обращался к ней Оритушь (с

уменьшительно-ласкательным окончанием), но все обращения были по работе. У меня совершенно не было времени. Орит явно не устраивал такой статус. Она стала привлекать мое внимание вопросами, которые раньше решала сама. Были случаи – во время моих визитов в «Мегатроникс», когда работа останавливалась из-за пустяка. Орит явно капризничала и вела себя как маленькая девочка, выпячивая губы и раздувая щеки. Я старался не проявлять своего недовольства и терпеливо разъяснял ей простые вещи, оставаясь иногда допоздна. Тогда она пустила в ход тяжелую артиллерию – короткие юбки и приталенные платья, явно взяв их из моих рассказов о студенческой жизни и первом браке. Это сработало, и наша дружба вместе с платоническими отношениями куда-то исчезла. Я еле сдерживался от желания «случайно» прикоснуться к ее бедрам, когда она, склонившись над схемой у моего стола, стояла грациозно прогнувшись. Сейчас я понимаю, что нужно было поговорить с ней. Но тогда, находясь в эйфории происходящих событий, я сделал ошибку и произошло не поправимое. В тот день Ави не было в офисе, и Орит расположилась в его кабинете. Вопросы она задавала по интеркому, и я не мешал ей своими телефонными разговорами. Время приближалось к обеденному перерыву, когда я услышал: «Зайди ко мне». Ее голос и интонация, были такой удачной пародией на Ави, что Дани ухмыльнулся в голос. Он проводил меня взглядом, расплывшись в улыбке, и знаком «удачи», сомкнув большой и указательный палец в окружность. Орит встретила меня кокетливым взглядом, на её щеках играл легкий румянец.

– Вот, я закончила. – Орит придвинула ко мне тяжелую папку.

– Спасибо, Оритушь, с меня шоколадка. – Я собирался поднять папку, когда увидел, танцующий, указательный палец на ее щеке.

– И шоколадку тоже, – протянула Орит и повернулась ко мне щекой. В Израиле принято, между друзьями, во время приветствия, касаться друг друга щекой, изображая губами поцелуй. Но в нашем случае такое не практиковалось, и даже в день ее рождения – я поцеловал ей руку. Все произошло спонтанно. Я склонился к ней и, неожиданно для себя, повернув ее подбородок, уперся в губы. Она резко отпрянула от меня, сильно оттолкнувшись руками от стола. Кресло на колёсиках

откатило ее далеко к окну. Орит вскочила, как будто ее ударило током.

– Спасите! Дани! – услышал я, как сквозь сон…

3

«Мне было шесть лет, а моей сестре два года, когда мои родители получили направление в Молдавию – в рамках подъема сельскохозяйственной промышленности. Я не оговорился, как раз в этот период было создано новое министерство – «сельскохозяйственного машиностроения для

животноводства и кормопроизводства». По рассказам родителей, оно было создано специально для очередного родственника Брежнева, который его и возглавил. Так, по воле судьбы и благодаря «системе», я сменил суровый сибирский климат на райский уголок в Молдавии и переместился с восточной границы с Китаем, через весь Советский Союз, к западной границе с южной Европой.

Это был маленький городок с забавным названием – Сороки и с населением около сорока тысяч, половину которого составляли русскоязычные. Вторая половина состояла из молдаван, цыган и евреев. Город располагался в низине одну из самых больших рек Европы – Днестр, берущей начало в Карпатах и впадающей в Черное море. В Сороках было четыре школы – одна молдавская, две русских и одна смешанная восьмилетка, которую я закончил одновременно с «художкой».