– Это девочка, – слышала голос повитухи, которая уже протягивала комок мне.

– Убери её от меня… Забери!

Сознание проваливалось. Ересь картин в голове мучали паникой. Истошный плачь ребёнка эхом уходил в сознание. Он – живой. Живой. А я?

– Оленька… Ты – умничка, – голос Антона.

Мужчина протянул руки к бабке Рите и взял малышку на руки. Картина расплывалась в туман. Чудовищная усталость. Тело пустой субстанцией растеклось по полу. Повитуха что-то делала там, копошась между моих ног. Всё атрофировалось.

Вдруг ощутила на себе склизкий и тёплый комок. Антон приложил ребёнка к моей груди. Малышка закряхтела, рыща на теле. Пискнула. Боль, скорбь и ненависть взорвали во мне остатки былой отваги.

– Убери её! Убери эту тварь! – неистово заорала не своим голосом.

Забилась на полу в паническом срыве, и картинка оборвался.

Глава 5. Старый друг

ОЛЬГА

Снова закрылась. За эти три месяца я ни разу не притронулась к ребёнку – кормления, пеленания, укачивания – этим всем занимался только Антон. Его поползновения хоть немного свести меня с этим существом терпели крах. Я не заходила в детскую, не реагировала на бесконечный ночной плач младенца, даже не давала советы, как ухаживать за ней.

Я верила, что Антон рано или поздно психанет и отдаст выродка в приют или ещё куда, но до сих пор этого так и не дождалась. Месяц ошибок и нервотрёпки, и мужчина сумел найти к новорождённому подход. Что ж, пусть мучается тогда с ним сам.

Первоначальная задумка о мести периодически зарождалась в голове, интерпретируя свои жуткие мысли, как праведный гнев. Зуб за зуб – самое святое оправдание для возмездия.

Однажды, когда Антоша уложил её и ушёл во двор, решилась заглянуть в кроватку. Рыжие волосики прямо, как у меня. Пухлые щёчки, милые голубые глазки. Милые? Пфф! Он зовёт тебя Аней, а мою дочь звали бы Даша. Ты – не моя дочь. Ты – моё истинное проклятие, наказание, жуткое напоминание о той мрази, которая забрала мою жизнь, о той ночи, где я навсегда потеряла самое дорогое в своей жизни. Его нет! Но ты отчего-то до сих пор жива, дышишь моим воздухом, спишь в этой чистенькой кроватке и орешь почём зря, тогда как я оставила своего единственного сына там среди горящих стен, среди жестокости и несправедливости, среди нашей растоптанной жизни. Оставила… одного.

– Ты могла бы заварить чай? – вздрогнула от голоса Антона за спиной.

Мужчина смотрел скептически и сосредоточенно. Застукал. Думаешь, что во мне материнские чувства проснулись?! Ошибаешься.

– Хорошо, – кивнула я, уходя на кухню.

Поставила чайник. Села за стол. На глаза попался нож, как раз тот, которым разделываю мясо. Он острый, громоздкий. Металл крепок и надёжен. Потянула к нему руку, но резко убрала, испугавшись щелчка электрочайника. Разлив напиток по кружкам, пригласила Антона.

– Я могу тебя попросить? – он окинул меня сосредоточенным взглядом, ставя пустую кружку в раковину. Осеклась.

– Мне нужно в город. Ты только присмотри за Аней, и всё. – Моя голова снова отрицательно затряслась. – Пожалуйста, ради меня! Я не прошу нянчить её… Просто пригляди.

Просто? Ради тебя? Зараза!

– Приезжай побыстрей, – буркнула я, отпивая горячую жидкость.

И он уехал. Около трёх часов малышка крепко спала, позволяя мне заниматься домом, готовить ужин, но позже до моего слуха дошли звуки её кряхтения и попискивание. Нет, я не зайду туда. Даже не шелохнусь. Пусть лежит и сама себя развлекает. Однако, нож в моей руке обжёг ладонь. Сглотнула, отбросив мысли об этом куске человеческого мяса, и продолжила нарезку салата. Спустя некоторое время из детской комнаты раздался обиженный плач. Нет, заткнись, заткнись, ради всего святого, заткнись! Постаралась оглохнуть, но зов ребёнка становился всё громче и требовательней.

Закончив готовку, собрала со стола инвентарь, помыла разделочные доски, эмалированную миску и нож. Широкое лезвие блеснуло в солнечных бликах.

Рёв отродья за стеной перерос в надрывное гоготание. Когда ребёнок долго плачет, может образоваться пупочная грыжа. Этим меня пугала подруга когда-то, потому я всё время крутилась возле Саши, не давая ему плакать. Но плач ушёл в хныканье и затих. Выдохнула, желая вернуться к своему быту, но тишина зарождала иррациональное любопытство. Решилась. Дошла до детской и прислушалась – кряхтение и разочарованное погукивание. Шагнула к кроватке. Пара секунд, и взору открылось её личико. Девочка мгновенно заметила меня и заскулила. Синие глаза выдают её истинного отца. Голова невольно дёрнулась. Если бы они хоть чуть-чуть были такие же зелёные, как у Антона, то могла бы и представить, что этот ублюдок от моего сожителя. Но нет! Она его дочь! Его будущая копия.

Руки сжались в кулаки. В правой что-то. Опустила взгляд – нож. Тот самый, громоздкий и острый. Согнула руку в локте, разглядывая блеск лезвия.

Гуканье. Существо смотрело на холодное оружие вместе со мной. Глаза малышки слегка косили, и она дёргала, пританцовывая, ножками, словно радуясь, что к ней наконец пришли.

Один сильный удар, и я заберу у тебя жизнь. Просто ударить. Ладонь сильней сжала рукоять и перестроилась в район грудной клетки ребёнка. Всего лишь резко опустить в плоть, утопить в ней острие. За Сашу… Сейчас.

Рука застыла над младенцем, вперёд не могу, назад – нельзя. Давай же!

Девочка смотрела на меня и неожиданно улыбнулась. Улыбка как у Саши, волосики как у меня, но глаза убийцы. Я зажмурилась и, дико закричав, резко воткнула нож…

Измена траектории, и лезвие пробило матрас совсем рядом с младенцем, слегка полоснув малыша по ручке. Девочка, распознав боль, взревела, а я вместе с ней.

Я не могу! Не могу убить эту тварь! Не могу… Выдернула нож из матраса и швырнула в досаде на пол. В ярости пнула кроватку от себя, окончательно напугав младенца и утопив в истерике.

Устремилась прочь из детской, но чётко угодила в широкую грудь своего любовника.

– Оля?! – непонимающе посмотрел на моё перекошенное лицо и заглянул за спину.

Да, он сейчас видит нож на полу. Даже не поднимаю головы, чтобы посмотреть, как свирепеет лицо мужчины. Схватил одной рукой за волосы, больно сжав их в кулаке на затылке, второй – за подбородок, сталью пленив челюсть. Максимально приблизил к себе так, что пришлось встать на носочки.

– Я люблю тебя, Оля… Но, блядь, клянусь, придушу этими же руками, если навредишь Ане. Ты поняла? Сам лично прикончу! Будь уверена!

Мне не было страшно от его слов, не ощутила даже обиды. Я злилась. Злилась на саму себя, на свою чёртову слабость. Что произошло со мной?! Ведь мне так хотелось этого раньше. Я мечтала увидеть, как она умрёт. Мечтала смотреть в лицо её отца, когда он получит от меня этот подарок с ножом в грудине. Что случилось?! Весь смысл этой беременности сошёл на "нет". Я – не детоубийца!

Гневные проклятия мужчины летели мне в лицо. Ни черта ты не поймёшь, идиот, каково мне! Вслух лишь зарычала и со всей дури начала колошматить его по груди, лицу, рукам, пока, отстраняясь, не выпустил меня из своей стальной хватки. Обогнула, толкнув в сторону, и выбежала прочь из дома.

АНТОН

Я не говорил главного – Ольге это пока не нужно. Нет смысла каждый раз ковырять раны догадками и предположениями.

В городе у меня была назначена встреча с человеком, который согласился стать нашими глазами и ушами. Ната Клевакина – мой хороший друг ещё с колледжа. Именно она порекомендовала меня Кириллу, когда тому срочно нужен был новый шофёр. Тогда я испытывал финансовые трудности и решил не артачиться, но, попав в дом Бранга, захотел остаться там окончательно.

Натаха сразу же раскусила мой немалый интерес к хозяйке дома и просто искренне сочувствовала, заведомо зная, что я не возьму чужого, а Оля не предаст мужа. От того и абсолютно рьяно раскритиковала версию полицейских. Любовники? Не смешите!

Когда впервые вышел с подругой на связь, поведал истинную версию произошедшего, и Наташа не смогла остаться равнодушной к беде Оли.