***

Миха и Изя стоят перед дверью одноклассника. Сом мнётся и думает об упущенных возможностях. Какого чёрта он не отправился с Ленкой? Что за наваждение? Как такое могло случиться? Вместо того, чтобы проводить время с девкой – он припёрся черт знает к кому! Чёрт знает зачем! Просто короткое замыкание в голове!

Изя решительно стучит. Дверь открывается. На пороге показывается пухлая тётка в халате и бигудях. Из комнаты вкусно пахнет борщом. Толстый решительно рапортует.

– Роза Сергеевна! Мы к Паше Сопл… кхм… можно зайти? Паша, говорят, приболел? Мы проведать. От лица всего класса, так сказать.

Тётка кивает, распахивает дверь.

– Он в спальне. Пашеньке нездоровиться. Нервный срыв. Экзамены скоро – дозубрился, бедный. Хоть бы гулял, паразит. Так нет, днями сидит, днями. Вы только там не шумите.

Через минуту Толстый и Миха оказываются рядом с болящим. В комнате темно. На софе, из кучи подушек и простыней, торчит бледный нос. Толстый прикрывает дверь, включает ночник, подсаживается к больному, и отечески шепчет.

– Слышь, Сопля, ты в норме? Хули разлёгся посреди дня?

Нос исчезает, через некоторое время над одеялом появляется бледное лицо Паши. Он дрожит и немного заикается.

– П-п-привет, пацаны…

– Ну? Живой? Давай, ёб твою, вставай. Мамка твоя волнуется. Хули ты приуныл? Хер забей на девок, можно подумать, тебя раньше мало заёбывали. Хули ты приуныл, я спрашиваю?

– Т-т-олстый, ты о чём?

– О твоём выступлении перед доской. Не парься, всё же в норме. Все мы как бы… хм… прореагировали… кхм… Нона Викторовна справлялась о твоём здоровье. Ты же в порядке? Какого ты тут прикидываешься? Давай, херов Обломов, воспрянь и пой!

Услышав имя новой училки, Паша Сопля выбирается из-под одеяла. Он в дурацкой розовой пижаме с единорогами. Закрывает лицо руками, и начинает медленно раскачиваться. Толстый переглядывается с Михой. Затем толкает друга локтем. Миха понимает – теперь его очередь рассказывать, что всё в норме. Сом делает, что может.

– Пашка, да перестань киснуть. Ты вообще красава. Мужик! Кукан-Великан! Мужик, бля! Так держать!

Бледный как полотно Паша убирает руки от лица. Затем пристально смотрит на одноклассников. Его губы трясутся. Наконец, он собирает волю в кулак – и выпаливает.

– Парни. Я вам кое-что расскажу. Только обещайте, что не растреплете. Сом, с тобой всё в норме, ты кремень чувак. А ты Толстый – поклянись мамкой, что не распиздишь. Жопой своей еврейской поклянись. Просто побожись, что не распиздишь.

– Да что за глупости? Рассказывай уже.

– Побожись, Толстый.

– Клянусь! Клянусь, ёб твою! Херли ты тумана напустил?! Давай уже, выкладывай!

Паша Сопля снова начинает раскачивается, сцепив пальцы в замок. Собравшись с духом, он начинает.

– Давайте только без ржача. И без тупых шуток. Ты понял, Толстый? Миха, въеби ему, если он начнёт ржать или глумиться. Короче, слушайте. Помните тот позор ебучий, когда меня вызвали к доске? Просто ёбаный стыд. Так вот… я дождался звонка. Когда все свинтили – пошел в класс за своим барахлом. А она… ну, училка… сидит там и что-то пишет. Меня прям закачало, знаете, ну… неудобно, все дела. Она даже не смотрит. Говорит спокойно так – Кривопустов, зайди в учительскую после пар. Я спокойно собрал шмотки и свалил.

– Так она тебя не зажала? Не сцапала за брандспойт? А я то-надеялся!

– Заткнись, Толстый. Придурок, блядь. Слушайте дальше. После пар иду в учительскую. Она одна в кабинете. Захожу. Она такая говорит – дескать, Кривопустов, всё в норме, не нервничай, это естественно для молодого человека. И тон у неё такой, ну знаете… короче, меня аж потряхивает. Смотрю на эти сиськи арбузные – и меня ещё сильнее трясёт. Вообще ненормальные какие-то ощущения. Ну, вы понимаете? П-п-понимаете, о чём я? Хули ты лыбишься, Толстый?!

– Чувак, да успокойся. Мы всё понимаем. Ну? А дальше?!

– А дальше… она говорит, ладно, свободен. И даёт мне ведро, и…

– Какое, блядь, ведро?!!

– Ну, пластиковое мусорное ведро. Такое, в сеточку. Говорит, техничка перепутала, это не из кабинета ведро. Отнеси его в учительский туалет в левом крыле. Ну, где сейчас ремонт. Я думаю – фиг знает, может это такая воспитательная мера… фиг знает… беру, короче, ведро. Несу в толчёк. Только захожу, и сразу слышу – клац! Кто-то замкнул дверь снаружи. Я подёргал, подёргал… потом, думаю, ладно. Только два часа, может, кто из учителей спустится и откроет. А если нет – у меня телефон, кому-нибудь позвоню…

– И сколько там просидел?

– Не в этом дело. Я стою такой и тут – бац, вижу свет! Из кабинки свет. Открываю – а там в стене дыра. Дыра в гипсокартоне. Ну, между учительским мужским и дамским туалетом. А из дыры… как бы течёт розовый свет… или фиолетовый? Я туда заглянул – а там уже темно. И мне… как бы описать, чтобы вы поняли. Знаете, на меня нашло какое-то, ну, как-бы затмение. Короче, ладно. Я спустил штаны. И засунул хер в дыру. И мне кто-то отсосал. С той стороны кто-то отсосал.

– Чего-о-о-оо!? Хули ты несёшь, эротоман ебучий?!!

– Клянусь, так и было. Я в конце чуть в обморок не упал. Это было просто… просто пиздец. У меня аж ноги отнялись. А теперь думаю… а что, если это не девка, а педофил? Ну, педофил, знаете, как в новостях?

Толстый и Сом переглядываются – и начинают ржать. Затем хором набрасываются на товарища.

– Паша, ты порнухи пересмотрел? Ты же ёбнулся, понимаешь? Какая дырка?! Какой педофил, идиот, тебе восемнадцать лет!!!

– Ну… ладно, не педофил. Может, просто гомик. Трудовик похож на гомика. Сами подумайте, кто еще такими делами занимается? Это пиздец, парни… я как из окна посмотрю в сторону школы, так меня трясти начинает…

Толстый встаёт. Хлопает Сома по плечу.

– Всё с тобой ясно. Ты, конечно, мудак. Мы нервничаем. Мамка твоя нервничает. Нона Викторовна нервничает. Все думают – вдруг, что серьёзное. Нахер тебя и твою смехопанараму!

– Пацаны, погодите… я серьёзно… вы не поняли, это не прикол…

– Мы-то всё поняли. Сука, юморист-самоучка. На хер ты вообще придумал эту зашкварную историю? Ладно, валим. Отдыхай дальше. Тоже мне, невеста трудовика, ёб твою дивизию.

Не обращая внимания на протесты, Толстый и Миха покидают тёмную опочивальню. Уже на пороге, перед самой дверью, Толстый обращается к матери одноклассника.

– Роза Сергеевна! Это знаете, не душевное. Сыну бы вашему клизму поставить. Да побольше. У него, стыдно сказать, запор. Ваш Паша – чистейшей души человек. Скорее лопнет, чем в таком признается. Странные понятия у него. Стеснительный парень, понимаете?

Тётка в бигудях убегает на кухню.

И возвращается с пригоршней конфет.

***

Вечером того же дня Миха снова сидит перед монитором. Раскачивается на стуле, глядя в потолок. Тупые россказни Паши Сопли не выходят из головы.

Сом понимает – это выдумка. Весьма и весьма глупая выдумка. Но вот беда, часть этих бредней посвящена их знакомой красотке. Это она выбила зубрилу из колеи? Училка поселилась в его фантазиях? Жгучий образ вызвал эротоманский бред? Совершенно точно, Пашка бредит наяву. Чёртов лунатик. А он не лучше – разве следовало посылать Ленку? Вроде, Толстый в норме. Но кто его знает?

Похоже, новая училка подействовала на них как валерианка на кота. Сом барабанит по столу. Всего полтора часа на парах – и уже третий день, все его мысли крутятся вокруг этой… этой… этой великолепной, роскошной, бесподобной сучки! Его день начинается со стояка и мыслей о следующем уроки экономики – и заканчивается тем же!

– Твою же мать!

Миха выплёвывает крепкое слово. Закрывает кучу окон с порнухой – и открывает поиск. Набивает фамилию училки и номер школы. Через пять минут – находит её страничку в соцсетях. Всего пять фотографий. И, к сожалению, все крайне, крайне приличные. Тупая фотка с цветами. Тупая фотка на фоне школьной доски. Тупая фотка за рулём. Очередная тупая фотка – Нона Викторовна излучает эротические эманации, улыбаясь в камеру и потрясая каким-то педагогическим дипломом.