её не разбудил, ведь она так сладко спит.

– Я смотрю, ты в меня пошёл. В таком возрасте, а уже с прекрасной девой под одной крышей. – подходя ко мне, сказал какой-то мужик, очень похожий на меня. – Кое-кто бы с ума сошёл, лицезрев нашу с тобой похожесть. – продолжил всё изменяющий свою форму мужик.

– Точно, таблетки ещё выпить нужно. – напомнил я себе.

– Чудно-о-ой, ну чудно-о-ой... – пробурчал, как старик, мой вымышленный собеседник.

Я потихоньку вернулся на кухню. Достал аптечку и налил в стакан воды.

– Тебе это не поможет. – как-то даже подозрительно аристократично гость присел на стул.

– Это мы ещё посмотрим.

– А нет, всё же не только в меня пошёл, черты отца в тебе тоже присутствуют.

– Кого?

Я резко схватился за голову одной рукой, а другой еле удержался за счёт опоры в виде стола.

– Так-с, ну нет! Не должен ты его вспоминать! – мужик подошёл ко мне и дал пощёчину, которую я прям неожиданно очень хорошо почувствовал. – Не теряй сознание.

Что ж, его действия заставили меня взбодриться, причём настолько, что я даже в ответку ему слегка отразил ударчик.

– Я тебя в чувство приводил, а ты драться удумал?! – возмущённо держась за челюсть, обратился незнакомец.

– Замолчи и без тебя тошно...

– Ч-что? – он ошарашено посмотрел на меня. – Неужели и тебя сюда всё же занесло...

Я не устоял и вновь грохнулся. Всё ещё слышал парочку возмущений того мужика, но уже ничего не разбирал. Кажется, снова засыпаю...

– Мне нужно от него добиться раскаяния, но думаю, у меня не получится его выдавить. Если в этом нацисте всё ещё есть что-то, что-то как ни странно человеческое, то... мы добьёмся нужных слов. Поэтому, УССР, старайся сдержать свою ненависть и дай БССР поговорить с ним, всё, что попросит сестра сделай, в пределах возможного. Будь рядом на всякий случай, а я, чтобы не спугнуть, буду слушать вас здесь, если что-то пойдёт не так – вмешаюсь.

– Хорошо, папа. – дочь кивнула и взяла за руку младшенькую.

– А ты, доченька, – я присел, – просто поговори с дяденькой, как тебе братик объяснял, хорошо?

– Да, папочка! – я поправил её воротничок на платье, встал и открыл дверь в подвальную комнату.

Мои дети зашли, а я прислонился к стене и стал вслушиваться с помощью специального аппарата.

– Здравствуйте, я УССР, она БССР, мы здесь по поручению главнокомандующего. – монотонно проговорила старшая дочь.

– Здравствуйте, дяденька! – послышался голос младшенькой.

– Приветствую. Тебя узнал, ты попала мне в руку, хулиганка... А ты, ты была больше в нашу последнюю встречу, всё же нескладно сложилась твоя жизнь. И зачем вы здесь?

– Мы устраиваем, допос. Ой, допрос! – сказала Белоруссия. – Представьтесь!

– Гитлеровская Германия, Третий рейх, Германский рейх. Выбирайте любое моё имя для документации, юная мисс.

– Ого, у вас столько много имён! А папа кажется вас ещё собакой называл... фашистской.

Я поперхнулся после её слов, забыл какая она болтушка...

– Хе-хе-хе, да... прозвищ у меня многовато в вашем народе, это да...

– Почему вы здесь и считаете ли себя виноватым? – строго начала УССР.

– Сюда меня притащил ваш уважаемый СССР для подписания мирного договора. Виноватым, хех, ну тут сложнее. Пока не могу дать тот ответ, за которым вы пришли.

Догадался, умник... Ну ничего.

– Вы согласны поставить подпись на акте о безоговорочной капитуляции Германии? – продолжила УССР.

– Разве оно нужно? У меня нет выбора. – кажется, на усмешке ответил опрошаемый.

– Да или нет? – понизив тон, пригрозила доченька.

– Да.

– Отлично, тогда мы можем идти...

– Дяденька, а почему мой папа вас здесь запер?

– Белоруссия, нам нужно идти... – начала уговаривать УССР.

– Я очень плохой, вот и всё.

– А если вы исправитесь вас выпустят?

– Хах, нет, я слишком плохой.

– Папа говорит, что каждый человек, если захочет, то сможет исправиться.

– Может быть твой папа прав... – на выдохе ответил собеседник дочери.

– А вам здесь одному нескучно?

– БССР, не подходи так близко!

– Успокойся, я не кусаюсь.

Сейчас я начал волноваться. Не видя, что там происходит, спокойно сидеть крайне сложно, но кажется, ещё чуть-чуть и Белоруссия добьется нужных слов...

– Немного скучновато, но не жалуюсь.

– Давайте я вам игрушку принесу, чтобы вы тут были не один?

– Не нужно, девочка, мне ведь недолго осталось тут сидеть.

– Вам же скучно! Сестрёнка, принеси моего зайчика, пожалуйста.

– Нет, я не могу оставить тебя одну с ним. – грубовато ответила УССР.

– Папа сказал, что ты должна меня слушать!!! Мои слова – приказ!

– Хе-хе-хе, как глупо с его стороны, да, УССР?

– Отец всегда говорит что-то, тщательно обдумывая, поэтому не смей даже говорить так о нём! – послышался металлический звук клетки. – Я очень скоро вернусь, так что если ты, тварь, что-нибудь провернешь...

– Хех, иди-иди.

И спустя пару секунд я встретил недовольную УССР. Она с опущенными в пол глазами остановилась рядом, как ожидающий приказа солдат.

– Ты сделала всё правильно, не волнуйся и просто принеси игрушку. – я убрал её непослушные пряди за ухо.

Она, не сказав ни слова, тихо ушла. А я продолжил слушать.

– Вы такой худой, хорошо кушаете?

– Достаточно хорошо.

– Вы, наверное, борщ весь не съедаете, да? Папа недавно начал на обед его готовить и заставлять весь съедать! Представляете, всю чашку! Слышала, что сейчас хватает продуктов и его даже солдатам дают, так что и вам тоже. А вот если его не съедать, то сил не будет, он вот так говорит, наверное поэтому вы выглядите таким слабым.

– Хе-хе-хе-хе, так вот в чём моя беда. Что ж, теперь тогда буду его есть.

И в кого она такая болтушка. Отец, явно что-то твоё проскальзывает. Щеки-то как от её слов горят...

– И кашу тоже всю съедайте! А то не будете здоровым!!!

– Хех, хорошо. И ты тоже, девочка, а то слишком худая.

– Это всё потому что раньше еды вообще почти не было, а теперь война кончилась, и она появилась. Так что все сейчас окрепнут. И даже моя подружка Маша, которая встать с кровати пока не может. Я всё жду, когда мы с ней пойдём на улицу играть! И Таня с Катей, сейчас отлежаться после обстрела, выздоровят и тоже будут с нами гулять!

– Дети... Вы ещё такие дети... – голос Рейха начал затихать.

– Ну пока косички не научимся плести да... Но как справимся с этой сложной причёской, так взрослыми станем! Мне так медсестра Оля говорит. А пока меня папа заплетает, да и ещё с ленточками, красиво, да?

– Ленточки? – еле слышно раздался мужской хрип.

– Да! У нас тётя Света тоже так умеет, она другим девочкам впетает их, даже тем, которые почти весь день спят. Раньше ещё тётя Тома делала, но она ушла куда-то, я её давно не видела, наверное, за новыми лентами! Я вам обязательно покажу самые-самые красивые, как только появятся!

После её слов была немного затяжная тишина.

– Дядя? Я вас чем-то расстроила?

– Мне жаль…

– Жаль?

– За то, что я погубил окружающих тебя людей, причинил им боль. Я не видел жертв, я видел только цель, которую необходимо достигнуть. Я… Я… не могу признать всей вины, но я могу искренне сказать о большом сожалении моих необдуманных, ужасных методах обеспечения моему народу светлого будущего. Мне не удалось искоренить бесчеловечный нрав всех моих солдат, они слишком заигрались, возомнив себя богами и выставив ничтожеством абсолютно всех. –послышалась дрожь в уверенном низком голосе. – И я ничуть не лучше... – еле слышно сказал он же. – Говорю это тебе не для оформления документов, БССР, а потому что... Возможно больше у меня не будет возможности сказать это.

Признание есть... И всё-таки доченька справилась с заданием, можно её уводить, но где же УССР?

– Дяденька, я не поняла, что вы сказали. Но, кажется, это был ваш способ измениться и стать хорошим?

– Хех, возможно. Попытка измениться… Прости, Белоруссия.