Пётр козырнул и быстро пошёл к зданию аэровокзала. Максим ошеломлённо смотрел вслед.

Впрочем, времени на обдумывание уже не было. Удача не подведёт. Надо лишь быть осторожнее.

Посадка прошла без происшествий.

Уже в самолёте попытался проанализировать события нескольких последних часов. Странный сон. Ещё более загадочный «Гарри Пётр» в тельняшке. Да вдобавок таинственное совещание, ради которого надо мчаться через полсвета. «Всё чудесатее и чудесатее», — говорила девочка Алиса в Волшебной Стране. Похоже, что-то произошло, и перемены многих всполошили. Люди привычно страшатся неизвестных событий. А зря. Изменчивость — свойство этой вселенной. В мире нет ничего вечного, кроме нас…

Глава 2

В которой приоткрываются некоторые тайны биографии Максима и выясняется, как волшебники воспитывают внуков, и что из этого получается

Максиму лететь три часа сорок минут до Парижа. Потом ещё почти полтора часа до Бордо местным рейсом. У автора есть время рассказать о своём герое.

В 1966 году произошло два события, в которых мир опрометчиво не разглядел того значения, которого они заслуживали. Впервые в США чёрный американец Роберт Уивер был назначен министром правительства. Никто не мог ожидать, что через сорок два года в Белый дом сядет чернокожий президент. Но было ещё одно, не менее важное явление, также с трудно прогнозируемыми последствиями. В московском роддоме родился младенец, которого нарекли в честь деда Максимом.

В событиях, которые нас окружают, трудно выделить то, что даст самый значимый в истории результат. Невозможно определить во вьющейся мошкаре комара, который укусит. Как выделить из играющих детей того, кто станет Гитлером, Эйнштейном или Серафимом Саровским? Никогда неизвестно, что станет главным через десятки, и тем более сотни лет. Поэтому летописцы не заметили Иисуса Христа. Лишь Иосиф Флавий посвятил малоизвестному проповеднику пару строчек.

В 1966 году самым значимым событием казалась война США во Вьетнаме. Тёплым июльским утром мрачные бомбардировщики где-то в далёкой Азии сбрасывали свой смертоносный груз над полыхающими джунглями.

В это же время академик Максим Иванович Михайлов самолично нёс по тихой утренней московской улице голубой свёрток с орущим комочком новой жизни. Дед держал внука с такой молчаливой гордостью, словно сам родил, и не выпускал ребёнка из рук, пока семья ехала из роддома на чёрной служебной «Чайке».

Первая неделя была для Максимки тяжёлой. Живот пучило, а поскольку ничего кроме маминого молока не ел, то покусывал нежную грудь, призывая тщательнее следить за качеством продукта. Мама плакала, но тайком норовила съесть колбасу и шпроты.

Между тем Китай неожиданно обвинил не только Америку, но и СССР в намерениях захватить коммунистический Вьетнам. В Советском союзе обиделись, выслали всех китайских студентов, и отношения стран подошли к крайней черте.

В семье Михайловых больше других возился с новорождённым дед. Купал, рассказывал сказки, качал кроватку, когда внук орал как резаный.

Любовь, так же, как и ненависть, заразна. Стоило деду съездить в служебную командировку во Францию, как президент страны Шарль де Голль неожиданно тепло отозвался о Советском Союзе, который посетил с дружеским визитом, после чего предложил распустить блок НАТО и убрать военные базы со своей территории.

Расстановка сил в мире в одночасье поменялась.

Время неумолимо делало своё дело — бежало. Подросшему Максимке полюбилось одиночество, когда можно было не торопясь мазать кроватку какашками. Он с упоением водил пятернёй по простыням, изучая результат.

А в далёком коммунистическом Китае размазывали по стенке собственную интеллигенцию. Ведь перед большой войной необходимо приучить людей ко вкусу крови.

Уже в три года Максим был уверен, что дедушка работает волшебником. Во-первых, у того была белая борода, мягкая и шелковистая на ощупь. Во-вторых, вокруг деда всегда творились чудеса. Нет, конечно, его называли академиком, генералом и ещё какими-то неизвестными для ребёнка званиями, но мальчик твёрдо знал, что это маскировка.

Как у всякого чародея, у деда было собственное заколдованное королевство, где жила их семья. Королевство гордо располагалось в центре Москвы, прячась от шумных улиц за высоким бетонным забором. Здесь, в тени вековых лип и тополей, стояло два старинных особняка. В первом, простом двухэтажном деревянном здании, они жили. Во втором, одноэтажном белокаменном доме с колоннами и окнами из разноцветного стекла, работал дед — великий советский учёный и маг.

Чтобы выйти на обычную шумную улицу Москвы, нужно было пройти через тесную будку, где сидели строгие охранники с одинаковыми пустыми глазами, похожие на деревянных солдат Урфина Джюса. Мир из-за забора сюда не впускали. Поэтому друзей у маленького Макса не было. Семь лет, до самой школы, он не знал, что можно гонять в футбол, играть с другими детьми или даже драться с мальчишками. Но от этого не грустил, поскольку тоска приходит лишь с утратой. А в его жизни потерь пока не было.

Единственным другом мальчика был дед. Всю жизнь, вспоминая его, младший Максим чувствовал, как внутри грудной клетки появляется тёплая волна, пробегает по позвоночнику и уходит куда-то в мозг, заставляя закрыть глаза и вновь ощутить себя маленьким мальчиком, с восторгом внимающим великому волшебнику.

Был ли тот добрым? Пожалуй, если не злить. Скорее, он был разным — иногда строгим, иногда ласковым, но всегда непостижимым и знающим тайны, неведомые всем остальным. Он рано научил Максима читать и сам подбирал ему книги. А сказки даже придумывал специально для внука. Например, такую:

«Жил-был волшебник, которого звали Бог. Однажды он решил пойти в кино. Но ничего не было: ни фильмов, ни кинотеатров, ни актёров. Даже Земли не было. И сотворил Бог небо и землю. Потом людей. И стали они делать для него кино. Писатели придумывали небылицы, актёры играли роли, кинооператоры снимали».

— Кто такие кинопираты? — спрашивал Максим, удивлённый незнакомым словом.

— Это очень ленивые художники, — объяснял дед. — Для них придумали машину, которая сама рисует всё, что видит.

— Всё-всё? — уточнял поражённый глубиной чужой лени Максим.

— Всё, — подтверждал дед. — Потом эти рисунки складывают вместе и быстро показывают. Получается кино.

Дед рисовал в блокноте смешных пляшущих человечков, а потом начинал быстро пролистывать страницы, и казалось, что фигурка сама двигает ножками и ручками.

— Волшебство… — понимал Максим, а дед продолжал свой рассказ:

«Скоро люди научились делать кино очень хорошо. Богу нравилось. Фильмы становились всё интереснее. Люди уже не могли жить без выдуманных ими сказок, где принцы и разбойники были настолько настоящими, что начинали жить своей жизнью. В нарисованном мире жили вымышленные персонажи и тоже сочиняли истории. В итоге всё запуталось…»

Максим не всё понимал в этих сказках, но ему нравилось вслушиваться в неторопливую речь, сжимать сильную руку, покрытую выпуклыми тёмными венами, похожими на древесные корни. На ладони деда было множество морщин, они шевелились вместе с движением пальцев, образовывая узоры и даже буквы. Отчётливо виделась большая «М». Дед обещал, что со временем и у него появится такая же буква, ведь он тоже Максим Михайлов, но пока ладошки внука были розовыми и гладкими.

В «Дом с волшебными окнами» — так они с дедом называли особняк, где работал академик Михайлов, — Максим первый раз попал, когда ему исполнилось четыре года.

Это было мечтой, ожившей сказкой. Сколько раз, засыпая, он видел, как в далёкой темноте за стволами старых тополей сияют сказочные окна, словно узоры в калейдоскопе.

И вот вспотевшая от волнения ладошка — в твёрдой сухой руке деда. Часовой у входа кивнул. Дверь, похожая на ворота, распахнулась. Огромная прихожая ослепила ярким светом. С неба спускались тысячи сияющих льдинок. Но самое удивительное было прямо перед ними — волшебная лестница. Ступеньки шли среди перил, похожих на раскидистое чудо-дерево. Тополя в палисаднике на улице были прямыми и росли вверх. Но это дерево стелилось вдоль ступенек, а ветки и листья были жёсткими и блестящими. Дед останавливался, объяснял, показывал, разрешал трогать и разглядывать. Среди бронзовой листвы прятались добрый единорог со злым драконом, ворчливые жар-птицы, смешные белки, бабочки, неизвестные звери с козлиными телами и головами страшных старцев. Мальчик мог бы играть здесь целый день, но лестница кончилась, и они вошли в красивый зал, где висело множество картин. Дед принялся рассказывать о том, что на них нарисовано. Было так интересно, что в тот день они не пошли дальше. Но постепенно дом открывал мальчику свои тайны. Максиму казалось, что картины живые, и стоит отвернуться, как нарисованные люди начнут шевелиться, словно в кино. Поэтому он становился боком, делая вид, что смотрит в другую строну, и в тот момент, когда краем глаза замечал движение, резко оборачивался. Но фигуры успевали замереть. Хотя их взгляды становились строже: нельзя вести себя так неприлично! Макс показывал язык, строил рожи, но те лишь выкатывали возмущённые глаза. Однако была одна картина, перед которой он никогда не кривлялся. Маленькая девочка в розовом воздушном платье смотрела на Максима, приложив палец к губам, как будто бы просила хранить тайну, известную только им двоим. «Никому не расскажу, что ты живая», — обещал мальчик.