Айзенринг. И с красной капустой?
Бидерман. Да... Что я хотел сказать... моя супруга и я - прежде всего я - ну, я просто подумал: если вам будет приятно... Я не хочу навязываться! Если вам будет приятно, господин Айзенринг, то приходите к нам на ужин - вы и Зепп - проведем вечерок...
Айзенринг. Сегодня?
Бидерман. Может, вам удобней завтра?
Айзенринг. Завтра, я полагаю, нас тут уже не будет. А сегодня - с удовольствием, господин Бидерман, с удовольствием!
Бидерман. Скажем, в семь.
Голос Анны (снизу). Господин Бидерман!
Бидерман. Договорились?
Айзенринг. Договорились.
Бидерман идет к выходу и останавливается в дверях, любезно кивая
Айзенрингу и косясь на канистры и шнур.
Договорились.
Бидерман уходит, а Айзенринг, насвистывая, продолжает работу.
Дом
Появляется хор, как будто сцена уже кончилась; но в то мгновение,
когда хор подходит к рампе, на чердаке раздается грохот - что-то
упало.
Чердак
Айзенринг. Можешь выходить, доктор.
Из-за канистр вылезает третий - в очках.
Слыхал?.. Мы пойдем на ужин - я и Зепп, - а ты тут дежурь. Чтобы никто не входил и не курил. Понятно? До положенного времени.
Третий протирает очки.
Я иногда себя спрашиваю, доктор: чего ты, собственно говоря, с нами возишься, если тебе неприятны пожары, искры, треск пламени, сирены, которые вечно воют с запозданием, лай собак, дым, вопли - и пепел.
Третий надевает очки, оставаясь безмолвным и серьезным.
(Смеется.) Идеалист! (Насвистывает несколько тактов, не глядя на доктора.) Не люблю я вас, академиков. Ну, ты это знаешь, доктор, я тебе сразу сказал: никакого у вас удовольствия в работе. (Продолжает работать и насвистывать.)
Дом
Хор.
Мы наготове.
Тщательно свернуты шланги красные,
Все по инструкции.
Блещет каждый ворот,
Из меди сделанный.
Каждый место знает свое.
Корифей.
Дует фён, к сожалению...
Хор.
Каждый место знает свое.
Блещет, проверен тщательно,
Чтобы напора хватало,
Насос наш,
Тоже из меди сделанный.
Корифей.
А пожарные краны?
Хор.
Каждый знает место свое.
Корифей.
Мы наготове.
Входят Бабетта с гусем и доктор философии.
Бабетта. Да-да, господин доктор, я знаю, но мой муж... да-да, срочно, господин доктор, срочно, хорошо, я передам. (Оставляет доктора и подходит к рампе.) Муж заказал гуся. Вот он, пожалуйста! И я должна жарить. Чтобы подружиться с этими там - наверху.
Слышен звон колоколов в церкви.
Нынче суббота, Кан вы слышите, и я не могу отделаться от дурацкого предчувствия: может, они в последний раз звонят, эти колокола...
Голос Бидeрмана. Бабетта!
Бабетта. Не знаю, сударыни, всегда ли прав Готлиб. Он ведь в свое время тоже говорил: конечно, они прохвосты, но если я с ними разругаюсь - тогда прощай наша туалетная вода, Бабетта! А стоило только ему вступить в их партию...
Голос Бидермана. Бабетта!
Бабетта. И всегда одно и то же! Я уж знаю моего Готлиба. Слишком он мягкосердечен, да-да, просто слишком мягкосердечен! (Уходит с гусем.)
Хор.
Вот и в очках еще.
Видно, что он из приличной семьи,
Зависти нет в нем,
Но начитан, как видно, и бледен;
Не надеясь, что доброта
К добру приведет,
Полон решимости действовать,
Веря, что цель средства оправдывает,
Тоже надеется он, скептик наивный!
Чистит очки, чтоб видеть дальше,
И в канистрах с горючим видит он
Не горючее
А идею!
Пока не вспыхнул пожар.
Доктор философии. Добрый вечер...
Корифей.
К шлангам!
К насосу!
К лестнице!
Пожарники мчатся на свои места.
Корифей. Добрый вечер.
(Публике, после того, как отзвучали возгласы "готов".) Мы
начеку...
СЦЕНА ПЯТАЯ
Дом
Вдова Кнехтлинг все еще здесь - стоит. Звон колоколов становится
громче. Анна накрывает на стол, Бидерман вносит два кресла.
Бидeрман. ...Потому что у меня нет времени, фрау Кнехтлинг, вы же видите - абсолютно нет времени, чтобы заниматься покойниками. В общем, я уже сказал: обратитесь к моему адвокату.
Вдова Кнехтлинг уходит.
Анна, закройте окно - собственного голоса не слышно!
Анна закрывает окно, и звон колоколов становится глуше.
Я же сказал: скромный, уютный ужин. На кой черт эти идиотские канделябры?
Анна. Но они всегда тут стояли, господин Бидерман!
Бидерман. Я сказал: уютно и скромно. Чтобы никаких излишеств! А эти вазы, черт бы их побрал! Подставочки для ножей, серебро, сплошь серебро и хрусталь. Что они подумают? (Собирает подставочки для ножей и сует в карман брюк.) Вы же видите, Анна, в чем я - в самом старом домашнем пиджаке,- а вы? Большой нож для дичи можете оставить, он понадобится. Остальное серебро прочь, прочь! Господа должны чувствовать себя как дома... Где штопор?
Анна. Вот он.
Бидерман. А попроще у нас ничего нет?
Анна. На кухне. Но он ржавый.
Бидерман. Тащите его сюда! (Берет со стола серебряный кувшин.) А это что такое?
Анна. Для вина...
Бидерман. Серебро! (Тупо смотрит на кувшин, потом на Анну.) Это что, всегда у нас было?
Анна. Но это же нужно, господин Бидерман.
Бидерман. Нужно! Что значит нужно! Что нам нужно - так это человечность, братство. Убирайте кувшин! А это что вы там принесли, черт побери!
Анна. Салфетки.
Бидерман. Дамаст!
Анна. Других нет.
Бидерман (собирает салфетки и сует в серебряный кувшин). Целые племена живут без салфеток, а такие же люди, как и мы...
Входит Бабетта с громадным венком.
(Еще не видит ее, стоя у стола.) Я уж думаю - нужна ли нам вообще скатерть...
Бабетта. Готлиб...
Бидерман. Чтобы никаких классовых различий! (Замечает Бабетту.) Что это за венок?
Бабетта. Который мы заказывали. Ну что ты скажешь, Готлиб, - прислали венок сюда. А ведь я сама написала им адрес - адрес Кнехтлингов, черным по белому. А тут и лента и все наоборот.
Бидерман. То есть как - лента наоборот?
Она показывает ленту.
НАШЕМУ НЕЗАБВЕННОМУ ГОТЛИБУ БИДЕРМАНУ. (Разглядывает ленту.) Не принимай. И речи быть не может! Пусть перепишут... (Возвращается к столу.) Ты меня не нервируй, Бабетта, я занят другими вещами, черт побери, не могу я быть и тут и там.
Бабетта с венком уходит.
