Я выбираюсь из-под кровати и сажусь спиной к стене. Манипуляторы поворачиваются в мою сторону, но не трогают. Пора взглянуть на сотоварищей по лазарету. Понятия не имею, кто я и как сюда попал. По крайней мере, тут еще эти двое… но… они мертвы.

Да, определенно мертвы. В ближней кровати, видимо, женщина. Судя по длинным волосам. В остальном она похожа на мумию. Высохшая кожа, обтягивающая кости. Запаха не ощущается. Активного процесса гниения нет. Вероятно, смерть наступила довольно давно. Во второй кровати труп мужчины. Кажется, этот умер еще раньше. Кожа не только высохла и истончилась, но стали видны кости.

Прекрасно. Значит, я тут с двумя трупами. По идее я должен испытывать страх и отвращение, но нет. Они умерли так давно, что уже напоминают не людей, а скорее декорации к Хэллоуину. Надеюсь, ни один из них не был моим близким другом. А даже если и был, надеюсь, я ничего не вспомню.

Мертвые люди – это плохо. Но гораздо хуже другое: они тут очень давно. Даже из изолятора выносят трупы, разве нет? Что бы ни случилось, это явно хреновый признак. Я поднимаюсь на ноги. Получается медленно, сил уходит уйма. Пытаясь обрести равновесие, придерживаюсь за кровать мисс Мумии. Кровать покачивается, и я вместе с ней, но все-таки стою на ногах. Манипуляторы делают рывок в мою сторону, но я успеваю прислониться к стене.

Скорее всего, я был в коме. Да. Чем больше размышляю, тем сильнее склоняюсь к этому выводу. Не знаю, давно ли я тут, но если меня поместили сюда одновременно с двумя погибшими, значит, уже довольно долго. Я потираю наполовину выбритое лицо. Механические руки предназначены для обслуживания пациентов, длительное время находящихся без сознания. Еще одно доказательство того, что я был в коме.

Может, попробовать забраться в люк? Делаю шаг. Еще один. И медленно оседаю на пол. Нет, для меня это пока слишком трудно. Надо отдохнуть. Почему я так слаб, несмотря на отлично развитые мышцы? И вообще, откуда они взялись, если я долгое время провел в коме? Я должен был превратиться в сморщенного задохлика, а не в пляжного спасателя!

Понятия не имею, зачем я здесь. И что должен делать? Неужели я и вправду болен? Да, чувствую я себя не лучшим образом, но явно не болен. Меня не подташнивает, голова не болит. Температуры вроде нет. Если я не болел, почему же тогда был в коме? Из-за серьезной травмы? Я ощупываю голову. Никаких шишек, рубцов или бинтов. Тело тоже в порядке. Более того, у меня прямо рельефная мускулатура!

Внезапно меня начинает клонить в сон, но я сопротивляюсь. Пора предпринять вторую попытку встать на ноги. Заставляю себя подняться. Я словно штангист, выжимающий вес. Впрочем, на сей раз получается немного легче. Мое восстановление идет отличными темпами (надеюсь).

Я медленно переставляю ноги, упираясь спиной в стену для подстраховки. Манипуляторы то и дело пытаются до меня дотянуться, но я держусь от них подальше. Я задыхаюсь и хриплю, будто пробежал марафон. А если это легочная инфекция? И меня изолировали ради моего же блага?

Наконец, добираюсь до лестницы. С трудом делаю еще один шаг и хватаюсь за нижнюю ступеньку. Сил совсем не осталось. Как же я залезу на десятифутовую[3] лестницу?

Десятифутовая лестница… Ага, я мыслю в рамках имперской системы мер. Вот и подсказка. Значит, скорее всего, я американец. Или канадец. Канадцы используют футы и дюймы для измерения небольших расстояний. Тогда я задаю себе вопрос: каково расстояние от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка? Мой мозг выдает ответ: три тысячи миль. Канадец использовал бы километры. Выходит, я или англичанин, или американец. Или из Либерии.

Я в курсе, что в Либерии используют имперскую систему мер, но не знаю собственного имени. Обидно! Делаю глубокий вдох. Хватаюсь за лестницу обеими руками и подтягиваю ноги на нижнюю ступеньку. И потихонечку выпрямляюсь. Тело не слушается, но я добиваюсь своего: обе ноги на нижней ступеньке. Я тянусь руками к следующей перекладине. Пока все идет неплохо.

Ощущение такое, словно мое тело отлито из свинца. Каждое движение стоит огромных усилий. Я хочу подтянуться, но мои руки слишком слабы для этого. Я падаю с лестницы, опрокинувшись назад. Сейчас будет больно. Но боли нет. Механические руки ловят меня, не дав удариться об пол, так как я свалился в пределах их досягаемости. Эти штуковины не медлили ни мгновения! Они относят меня в постель и устраивают поудобнее, словно заботливая мать, убаюкивающая ребенка.

А знаете, что? Я не против. Похоже, я тут немного притомился, и короткая передышка пойдет мне на пользу. Мягкое покачивание кровати успокаивает. И все же настораживает то, как я упал с лестницы. Я пытаюсь прокрутить перед мысленным взором момент падения. Не пойму, что именно меня смущает, но тут точно кроется подвох. Хмм… Я незаметно засыпаю.

– Ешьте!

У меня на груди лежит тюбик, похожий на те, что с зубной пастой.

– Чего?

– Ешьте! – вновь требует компьютер.

Рассматриваю тюбик. Он белый с черной маркировкой: «День 1 – паек 1».

– Что за фигня? – вырывается у меня.

– Ешьте!

Откручиваю крышку, и в нос ударяет аппетитный аромат. В предвкушении еды рот мгновенно наполняется слюной. Только теперь до меня доходит, что я зверски голоден. Сжимаю тюбик, и из горлышка выдавливается какая-то отвратительная на вид коричневая эмульсия.

– Ешьте! – твердит компьютер.

Кто я, чтобы спорить с Верховным кибервладыкой, повелителем страшных Роборук? Опасливо пробую коричневую субстанцию. О, боги, как вкусно! Очень вкусно! Напоминает густую, но не очень жирную подливу. Выдавливаю прямо в рот и блаженно смакую. Клянусь, это лучше, чем секс!

Все понятно. Недаром говорят: голод – лучшая приправа к пище[4]. Если вы страдаете от голода, мозг щедро вознаградит вас за долгожданную трапезу: «Отличная работа! – скажет он. – Теперь мы с тобой еще какое-то время не умрем!»

Наконец, кусочки мозаики встают на свои места. Раз я долгое время находился в коме, значит, меня надо было кормить. Когда я очнулся, гастростомы[5] у себя не обнаружил. Получается, питание поступало через назогастральный зонд, вводимый в пищевод через нос. Это наименее инвазивный способ искусственного кормления пациентов, которые не могут питаться самостоятельно, но сохранили нормально функционирующий пищеварительный тракт. К тому же так пищеварительная система поддерживается в активном и здоровом состоянии. Теперь понятно, почему к моменту моего пробуждения никакие трубки из носа не торчали. Назогастральный зонд желательно извлекать, пока пациент еще не пришел в себя.

А откуда я это знаю? Разве я доктор? Выдавливаю еще коричневой жижи себе в рот. По-прежнему вкусно. Выдавливаю и глотаю до тех пор, пока тюбик не становится пуст.

– Дайте добавки! – прошу я, подняв его вверх.

– Прием пищи завершен, – раздается в ответ.

– Я все еще голоден! Дайте еще тюбик!

– Порция еды, согласно плану питания, выдана полностью.

Разумно. Моя пищеварительная система пока еще приспосабливается к полутвердой пище. Не стоит расстраиваться. Если я стану есть, сколько захочу, мне наверняка станет плохо. Компьютер все правильно делает.

– Дайте добавки!

Какая разница, что правильно, когда дико хочется есть!

– Порция еды, согласно плану питания, выдана полностью.

– Ну вот!

И тем не менее, я чувствую себя бодрее. Еда прибавила сил, и я поспал. Скатываюсь с кровати, приготовившись прятаться у стены, но манипуляторы висят на месте. Видимо, теперь, когда я доказал, что в состоянии принимать пищу, мне позволено вылезти из постели.

Оглядываю свое нагое тело. Как-то нехорошо. Я понимаю, кроме меня здесь только два трупа, и все же.

– А можно мне какую-нибудь одежду?

Компьютер молчит.

– Отлично. Поступим по-другому.