Ну и Сеншес с ней. Судя по ее роже, девке было не привыкать получать по морде от своего пахана. Она хотя бы отоспится под крышей, а вот Крес…

Уже с трудом волочил ноги. В голове все трещало и звенело из-за выпитого накануне. Ливень слегка освежил его, но завтра встать с кровати будет ой как не просто. Крес так быстро вылетел из комнаты, что даже забыл забрать ту бутылку вина, из которой потягивал помаленьку, пока упражнялся со шлюхой. Там наверняка было еще на один долгий глоток…

Облизнув холодные губы, которые уже давно забыли горький вкус того дешевого пойла, Крес выломал одну из ставен и забрался в дом. Крыша заброшки худая, как решето, но пересидеть здесь до того, как дождику надоест испражняться, никто не мешал. Пусть здесь и холодновато, но это лучше, чем ночевать в сточной канаве.

В подобие которой помаленьку превращался и Изумрудный город. Капля за каплей.

— Эй… — еле слышно прокряхтел сиплый голосок. — Это ты Пуль?

Не видно ни зги. Кто такие? Недобитые бродяги что ли?

— Ага, — ответил Крес темноте и на всякий случай кашлянул.

— Че-то ты долго, блин…

— Дождь льет, — ответил Крес хриплым голосом и уперся руками в стену. — Вы где вообще?

Тут что-то закряхтело, забряцало и стенка резко ушла в сторону. На ее месте открылся вход в полутемное помещение, в центре которого горела куча досок и другого мусора. Вокруг импровизированной жаровни столпились три настороженных мужичка, все заросшие бородами почти до глаз. Глядели на гостя больше с удивлением и страхом, чем с угрозой.

Обычные брошенные дети Изумрудного города.

— Эээ! Нихера ты не Пуль! — обиженно вскрикнул длинный плешивый дядька с обрубками вместо рук. На месте кистей у него были прикручены проволоки.

— Я просохнуть хочу, — поприветствовал их Крес, перешагивая порог. Тепло, сухо, хоть и воняло тут знатно.

— И мы тоже, — ответил ему второй: одноглазый, коренастый толстяк с черной бородой лопатой. — Но мы первые застолбили это местечко. Врать-то зачем?

— Все равно, — потряс Крес мокрой шевелюрой. Его патлы можно было выжимать, чем он и занялся. — Я вам не помешаю.

— Ты случаем не легавый? — спросил безрукий с прищуром.

— Нет, я сам по себе.

Он сам не знал, правду говорит или нет. Сейчас, решил он, скорее да, чем нет.

— Ну, раз нет, то падай. Только не слишком наглей, понял? — предупредил его калека, потрясая своими смешными крючками.

— Вон туда падай и просыхай, мил человек, — сказал третий, улыбаясь мелкими черными зубками — сам небольшого роста и в драной, мохнатой шапке не по сезону.

Крес плюхнулся на гнилую солому и с удовольствием стянул промокшие сапоги с чулками, вмиг превратившиеся в две сморщенные тряпки, и протянул замерзшие ноги к жаровне. Не стал говорить даже спасибо, что пустили к своему шалашу. Ну, их всех к Сеншесу.

Бродяги тоже рассаживались, то и дело с подозрением поглядывая на пришельца. Пытались расслабиться, но вид их нового знакомого их явно смущал — по их меркам даже драные, вонючие чулки Креса стоили целое состояние.

— Ты кто ж такой будешь, что ночью по старым домам ползаешь, а дружок? — наконец, подал голос коротыш.

— Я ночной гость, — сказал Крес. — Переночую и уйду.

— Эге, сначала говорил, что только просохнешь… — прокашлялся одноглазый.

— Какой смысл сохнуть и уходить, если дождь не угомонится до утра, ты бы сам подумал? — сказал Крес с презрением в голосе. Что-то ему не очень нравились их намеки.

— Э, мил человек, не груби ты нам… — покачал головой безрукий.

— Ну, так выкини меня, если сможешь, — сложил Крес руки на груди.

Он знал, что они даже не попытаются. Тех в борделе было тоже трое, но они привыкли нападать разом, поваливать на землю и топтать ногами. А эти только крыс ловить горазды. И то лишь двое. Тот, что с проволоками, не опаснее мухи.

— Да че я? Сиди, раз пришел, — махнул культей калека. — Сеншес с тобой.

— И Сеншеса своего с собой забери, — скрипнул зубами Крес.

Ноги еще не успели высохнуть, а эти отбросы его уже страшно раздражали. Ему было очень хотелось, чтобы они были позлее. Чтобы у этих троих хватило духу наброситься на незнакомца разом: чтобы двое топтали ногами, а третий пустил в ход свои крючья. То, чего не смогли мужики в блядушнике, смогли бы закончить эти бродяги. Убить его и прервать его мучения.

Избежать смерти в дешевом притоне, где он полночи издевался над женщиной, чтобы его покарала тройка бродяг? Вот это новость.

Но никто даже не почесался. Они тряслись даже рот раскрыть.

— Ты… почему такой злой?.. — промямлил одноглазый, недобро поглядывая на него из-под повязки. Ну, хоть кто-то из них имел какое-то подобие мужества.

— День плохой выдался, — буркнул Крес. Сеншес, зачем он вообще с ними разговаривает?

— У тебя день плохой? — хмыкнул тот. — На нас посмотри!

— Вам не привыкать. У вас вся жизнь такая.

— Ну, конечно, — еще раз хмыкнул одноглазый и пробормотал: — Из князей в грязь всегда тяжело хлопаться…

— Чего ты сказал?! — скрипнул зубами Крес.

Это было уже слишком. Трус отвел глаза и поежился.

«Боишься меня? — подумал Крес. — Бойся, ты и должен меня бояться, собака».

— Слышь, Керкаш, заткнулся бы ты, — тронул его за плечо коротышка. — Не видишь мужику совсем херово, а ты со своими расспросами.

— Знаю, я чего ему херово, — завернулся в свои лохмотья одноглазый, прозванный Керкашом. — С бабой небось поругался, вот и петушится тут.

Крес в удар сердца уже оказался напротив него, хватая наглеца за бороду. Все всполошились и заорали.

— Отвали от него, урод! — верещал безрукий дергая его железками, пока Крес трепал одноглазого. — Чего он тебе сделал, а?!

Крес бы точно бросил всех троих уродов в жаровню заросшими, рябыми мордами, но ноги и желудок его подвели. Оказавшись к бродягам вплотную, он всеми легкими вдохнул запах их немытых тел, сгнивших глоток и блохастой одежки, так что рухнул как подкошенный и проблевался. Теперь завоняло еще и перекисшим ужином вперемешку с алкоголем. И это дерьмо он носил в себе с вечера?

— Бл… — вздохнул одноглазый, держась за всклокоченный подбородок. — Да ты точно ненормальный!

— Пьяный он, — покачал головой коротышка. — Мужик, тебе бы поспать, а?

Крес вытер губы, смычно харкнул и откинулся к стенке. К херам мелкий мог бы пойти со своей жалостью. Но в чем-то тот был прав — отрубиться бы сейчас было делом нелишним. Крес толком не спал почти сутки.

— Есть чего попить? — прохрипел он.

— Ишь, — хмыкнул безрукий. — Снаружи льет как из ведра. Иди — пей сколько влезет!

Коротышка же без лишних слов сунул Кресу засаленную кружку с мутной водичкой.

— Ты может в баньке его попарить хочешь, Шляпа? — проворчал одноглазый.

— А ты че предлагаешь, Керкаш?

— Он мне чуть бороду не отчекрыжил! — забурлил он.

— Погорячился малость, — хихикнул Шляпа. — А я за дружбу. Мы сейчас в одной лодке. Тем более, он сказал, что не легавый.

— Брешет, — сквозь зубы проговорил Керкаш, краснея на глазах. — По глазам вижу, что брешет. И одет он шибко хорошо.

— По сравнению с твоими шмотками, конечно, — огрызнулся Крес, бросая кружку на пол так, что она отскочила чуть ли не до потолка.

Одноглазый только махнул на него и уселся на свое место. Крес подарил ему презрительный взгляд.

— Не обижайся, если Керкаш задел тебя, — примирительно поднял маленькие ладошки Шляпа и улыбнулся своей мерзостной чернозубой улыбочкой. — Мы просто ждем здесь нашего доброго друга, Пуля. Он чего-то задерживается. Но — дождь, понятное дело.

— Не видел я вашего друга, — выдохнул Крес и захлебнулся кашлем. — А если бы и видел, срал я на него…

— Мужик, замолчи уже, — бросил ему безрукий. — Такое ощущение, что ты нарываешься на драку.

— Иди, целуй Сеншеса в задницу!

— Не, не, не, так не пойдет, — закачал головой Шляпа. — Никаких драк. Ты, Крюк, закрой свой хлебальник. А ты… как там тебя? А, не важно, — извиняй, но тоже того… помолчи. А то, чувствую, ночи этой мы четверо не переживем, и Пулю некуда будет возвращаться.