Французы, говорят, задумываются о пенсии непосредственно в момент совершеннолетия. О том, насколько больным является общество, где допускается планировать на полвека вперед, не хотелось и думать. А хотелось, соответственно. Бывает суицид от отчаяния. А случается.. Почему нет. Единомышленников допускается искать, а случается.. Почему нет: создать. Возьмите брошюру анонимных алкоголиков, замените выпить на жить и можно внимать. Вникать, искать, слушать и понимать. Человеку нужна идея.. Почему нет: самоубийство как минимум красиво. Безусловно и всерьез. Шаг вперед по собственному желанию, без страха и блефа, шаг. Доказательство движения, хотя бы одному себе. Без глупых записок и напутствий мнимым друзьям; шаг.

Религия, помимо прочего, это иллюзия цели, ощущение осмысленности всякого действия и, следовательно, мгновения. Для чего-то, значит не вместо себя, но вместе – с заботой о себе еще чего-то: пусть будет, если хуже не будет. Логично и глупо одновременно искать смысл в бессмыслице: мир, который просто есть. Удовольствия это установленная физиологией, иначе тем самым миром, потребность, а дальше разве только красота.. У нее есть задача воспроизводства, в отличие от тебя, у которого ничего подобного нет. Осознать динамику, наплевать на слова и..

– Как ты вообще машину-то ведешь?

– Да я и сам не знаю, – едва ли бог бывает невезучим. У него вообще с ассортиментом беда.

– Интересное устройство: непонятно, но о.уенно. Тут смеяться надо, а не молиться.

Кто мне даст эту свободу, если сам не заберу. Она-таки сделала себе сказку наяву: хоромы возводятся сами собой, скатерть-самобранка полна и послушный защитник от горыныча под рукой. А не пойти бы ей.. Когда ставишь задачу проехать сколько-то на велосипеде, добавляя столько-то в неделю раз, превращаешь удовольствие в обязанность. Галимый капкан эта цель, раз делает из наслаждения работу: занят, значит все не зря. Дебилы, как сказал приятель, гулявший тут три тысячи лет. Остановимся, пожалуй, тут.

– Заваривай. Попы все одна контора; бессознательно. Гештальт. И все дела.

– Пожалуйста. И говорят-то, по сути, одно и то же: рай и ад, весело и грустно, приятно и больно; разве забывая об оттенках. Об общности и единстве всего здесь и вся. Что заставляет клетку делиться, а траву расти: тянуться выше, чтобы впитать солнечного света все больше. Что, если не удовольствие: боль не нужна тому, кто не способен избежать, а больше нечему тут улучшать – ни к чему. Два – меньше, чем три, но два – необходимо и достаточно для вечной динамики суммы. Два грамма – уже не два грамма – на планете, которая потяжелела или похудела.

– Куба. Беспонтовые игрушки бог и дьявол.

– Ну, куба. Не привязывайся к словам.

– Пусть так, было бы на что. Хорошо ты догадался бизнес сделать. Вопрос, как умудряешься не упустить.

– Просто. Игра в цифры, не надо только видеть за одними – живых людей, а за другими – живые деньги.

– А за теми и другими красивых баб. И впрямь наш тот, кто, болтая, ищет собеседника, а лучше действительного рассказчика.

– Пошло уже, вроде..

– Разгоняет. В жопу этот гештальт. Чем повторить что-нибудь великое, лучше замахнуться на новое.

– И победить?

– Побеждали уже. Говорю же, новенькое. Ребенка ни к чему учить, если легче научить его думать самому.

– Спасибо он тебе скажет разве..

– Не важно. Важно, что мы теперь заодно. Даже, если порознь – вместе.

– Приятных вам путешествий. Коту нужнее уличная кошка.

– А ты?

– Контрольный мухоморов и Цой.

– Последний герой?

– Первый пошел; не так страшна смерть, как работа. Баранку сдаю.

Глупый намечается разговор: здравствуйте, водитель автомобиля, по совместительству мой товарищ, отбыл. Приказал, так сказать, долго жить. Где-то даже посоветовал. Хороший парень, но слегка не в себе: был. И остался, коли не следовать придурковатому ритуалу прощания. Впрочем здесь, пожалуй, последуют. Странное развлечение увидеть знакомого человека в гробу. От стаи к стае тут принято – или приятно, рыдать, благодарить и восхищаться. Одни болгары додумались не придавать значения, им покойники, что переехавшие за океан родственники: быт.

Эвропэйцы. Играют на волынке, хлещут с утра ракию и соревнуются с цыганами, кто больше на-это самое Евросоюз: те на борьбу с этнической преступностью или эти на притеснение. Тоже борьбу с ней, конечно, на борьбу цивилизованные народы всегда дают охотно.

Давно не водил. Занятие унылое, как в заказанном сне: ты бог и потому уже мудак. Не зря он сбежал, конечно, как бишь его звали.. Привалило ему, бедолаге, испытать самое здесь страшное: исполнение желаний буквально; а не проси. Таким дальше путь заказан, но особо везучим достается хлебнуть лиха еще до; что бывает после лучше не думать. Царство небесное, говнокоманда из хозяев, не по вере, Михаил Афанасьевич, по желанию – въ.бут и не спросят. Некому спрашивать: нахер никому не сдались. Если даже тебе самому, умник, нет дела до себя – отдал же в услужение, кому ты можешь быть нужен. Хорошо, хоть коробка автоматическая: сле-поехал. Хотя вроде бы сел. Чем тут живут.. Быть не может, но поглядим. Итак, таксист: глазки закрываем, едем.

– Добрый вечер.

– Ты что, придурок, водить не умеешь?

– Да, – роняет слова, стреляет хмурыми щами, демонстрируя внушительную растительность: метаморфозы неуверенности в себе, иначе слабости, иначе страха. Любой маразм, регулярно повторяемый, со временем станет традицией. Скучно, но можно.

– В центр.

– Понял, – заветы предков, вера. А с чего вы взяли, что ваши предки были умны? По большей части они вообще-то были обманщиками или рабами; порой и без "или".

– Вера – это желание.

– Вы мне?

– Вера, повторяю, это мое желание. Что в нем противоестественного? Купим тебе кружку Эсмарха.. Хорошо, я тебе куплю; и цветы.

Купил бы лучше коньяк. Восстания рабов были всегда. Восстания рабынь – никогда. И ведь трудно им сложить один плюс восемь, а там сколько бы ни вышло – не прогадаешь. Так становятся БОГом; боевым отравляющим газом. Быть может все мы лишь чья-то мысль. Мгновение угасающего сознания или вроде того. Не все ли равно. Самое интересное это думать. Самое приятное – спать: иначе тоже думать, проживая сны. Настоящий мыслительный процесс возможен лишь, когда уходят мечты. Где?

Где большое повторяет малое, одно другое. Где ты уже был мертв: тебя ведь когда-то не было – по крайней мере в текущем виде. И ничего страшного, появился.. Самая достойная профессия – сутенер. Единственный, кто догадался сподвигнуть их работать на него. Конкурировать за него: хороший сутенер ценнее хорошей шлюхи.

– Слышь, командир, что у нас с телочками?

– Порядок: с трассы, по-приличнее, или на дому.

– Да мне один х.., надо, чтобы.. В общем, чтобы с расширенным функционалом.

– Добро, – встречали вы ту, которая постесняется сказать другой той, что ей конкретно нужно от полового органа, за пользование которым она собирается заплатить. Впрочем, да, надо сначала найти ту, которая заплатит. В условиях динамики можно предположить здесь естественный отбор: кому-то родиться, кому-то быть выкидышем, кому-то.. Ищите вечные, иначе абстрактные, ценности: свобода, образование, искусство, красота..

– Короче, чтобы в.. задний. Вход, – разродился.

– Сделаем, – тут, безусловно-поголовно, сплошь индивидуальности, да только физиология у всех одна.

– Не меня, если ты не понял. Я сам сам знаешь откуда, – отработанным жестом приложил два пальца к плечу, – У нас с этим строго, и на погоны не посмотрят – сразу.

– Дело вкуса, – отчаянно хотеть жить. В желании том забывая про саму жизнь. Не подумать, что нечто, тебя породившее, способно увлечься, смеяться и любить – какая непростительная слепота.

– Как-то мосинку в руках держал.. Ох, это песня, точно ребенка качаешь, – не безнадежен. Отчего не пособить им, отчаявшимся, сделать переход. Сознание, привитое здешнему виду, стремится домой. Туда, к созвездию в форме окаймленного ромбом креста, призывно загорающегося в глазах посвященных. Только им-то здесь не мачеха, как пустить её под нож во имя амбиций побеждённых. Да, четвероногие знают, они проиграли там, но здесь умудрились-таки привить мысль в чуждой атмосфере, не дав себе исчезнуть совсем. Ядерный апокалипсис разве не наиболее очевидное с точки зрения природы развитие указанного вида: самоистребление паразитов попутно обеспечивающее радиационный скачок эволюции. И стеклянные отражатели солнечного света на месте городов. Напоминание, запечатленная история техногенной жизни и маяк.