Хорошо. После того, как мысли папы, ранее ушедшие от этой темы размышления, возвратятся, то есть, выплывут из глубокого погружения в иные пространства и времена, вовсе не соприкасающиеся с научной историей человечества, мы сразу поможем ему разгадать нынешнее положение вещей, не слишком приятно соприкасающиеся с ним. Попробуем, в меру нашей осведомлённости, припомнить ему давние и недавние события, которыми он обзавёлся на поверхности и в глубинах обычного жизненного пространства и в русле обычного времени. О том припомним, что материально произвелось, но никакими ощущениями не обозначилось. Эти эпизоды, пожалуй, сориентируют папу в изучении личных откровений. Позволят кое-что прояснить и найти ответ на вдруг обнаруженный жгучий вопрос. Подождём.
А размышления папы, всегда готовые трудиться, без разминки и без оглядки, действительно прямиком кинулись к зачину покрытия земли культурным слоем.
«Райские кущи в архитектуре не нуждались. Они ею сами являлись. И архитектура в известном нам виде, выплеснулась из небытия – именно взамен потерянных нами райских кущ, родных кущ, когда мы оказались выброшенными на дикую землю. Она пришла из пространства иного и явилась вроде мачехи в новой среде обитания человечества. Но потом, спустя никем не замеченное время, стала настоящей попечительницей рода человеческого, даже поистине родной матерью, той матерью, которая породила всю нынешнюю человеческую культуру цивилизации. И её вынужденное материнское служение раскрылось почти сразу после взросления первого чисто земного человека, а именно, Каина», – с несокрушимой метаисторической правильностью и почти художественным словом думал папа. – «А почему»?
«Потому что Каин до того был возделывателем земли, которая до него и без него производила колючки», – отвечал папа себе. – «Он же – чисто земной человек. Поэтому Каин и есть возделыватель той скудной земли, способной самостоятельно, без него, производить одни, так сказать, волчцы и прочую растительность, непригодную для человеческой еды. Каин – преобразователь бесплодной для человека земли в землю плодородную. А, начав преобразовывать землю, он уже остановиться не мог на этом азартном поприще. Мало того. Ради продовольственного земледелия непременно ему надобно сочинить орудия: плуги, бороны, серпы. И ёмкости нужны всякие. Для хранения урожая. И укрытия такие-сякие от непогоды. И канавки всякие для надёжного распределения воды на полях своих. И дом, в конце концов. Это уже не шутки. Это вообще занятие основательное. Значит, надо изобретать прочные, твёрдые материалы. Когда отец его, будучи райским жителем, возделывал тот рай – жёсткими орудиями не пользовался. И хранением урожая не озабочивал себя. В кущах всё поддаётся голым рукам. Плоды – неизменно под рукой. Нет ничего лишнего. Даже ни одной лишней души. Но вместе с тем, неизменно есть запас для чего-нибудь нового. Или для кого-нибудь. Запас лишним не бывает. Это не роскошь капризного хозяина. Запас – предусмотренная необходимость. Обширный. Потому что рай безграничен в возможностях. А вот, скажем, другое место, ад – закромами не отягощён, такое в пламени даже противопоказано. В аду ведь нет ничего пространственного, даже вообще пространства нет, увеличиваться нечему. В нём затаился один лишь огонь времени, каверзно сжигающий все мосты для возвращения в пространство». – Метаисторический мыслитель ненадолго задержался на эвристическом определении сущности ада как вместилища исключительно чудовищного времени, поддакнул себе и подался на все четыре стороны пространств. – «А отцовский рай недолжно допускать до недостачи. В противном случае – скандал. Но заметим: рай и разлад – несовместны. Потому и запас непременно обнаруживается всегда кстати. В том его основная суть. А главное – Бог не снабжал человека, то есть отца Каина, удобными средствами производства, когда задавал ему первостепенное занятие в раю. Божественная культура самопроизвольна и никакими орудиями не обременена. Орудия труда – не Божья забота», – папа широко раскрыл глаза, затем сощурился и расслабил веки. – «А ту землю, которая простиралась вне рая, иными словами, вне настоящего отчего дома, голыми руками не возьмёшь. Тут смекалка нужна».
Некоторое время вместилище мысли занимала неколебимая тишина. Затем человек, лежащий на диване, задрал локти вверх, поёжился и растянулся. Размышления потекли дальше.
«Да, конечно, это Каин придумал так называемые орудия труда, средства становления земной культуры. Кстати, музыкальные орудия тоже он изобрёл. Ну, не он, дети его, но уж точно по его наводке. Коли пришла охота орудовать, почему бы сразу не насочинять исчерпывающий набор приспособлений? Человек легко поддаётся инерции. Непросто остановить его уверенную поступь, и не менее затруднительно схватить за твёрдую руку. Нужда у него такая – шевелить прогресс в чём попало. Вынужден гомо сапиенс измышлять всякую всячину. Искусство, например, в смысле, технику. Оно возникло вместо утерянного его отцом естества. Жанры в ней, один за другим прямо-таки фонтанируют. И уже культура поспевает между прочим. Да, да, да. Поспевает она. А затем, – и война. Каин восстал на Авеля, единственного другого человека на земле. Вроде, можно считать нападение на Авеля – настоящей первой мировой войной. Хм. А после тягостного случая с братом своим, многие навыки, приобретённые им на ниве, на культуре земледелия, пригодились в изгнании с плодородной земли, возделанной собственными руками. Опыт приноровился теперь для возделывания культуры иной, – всеобъемлющего бытия нашего в изгнании с земли, бытия горемычного и жаждущего прогресса, бытия люда изгнанного по существу, бытия, ищущего что получше, бытия, пытающегося занять пустующие или чужие пригожие земли, воды и воздушные пространства, бытия выживания. Таковое оказалось преображение вкусов при обозрении земного пространства. У изгнанника действительно далеко не гармонический вкус. Он перекошен стремлением к поиску чего-то лучшего. А ещё у него есть надежда на то, что когда-нибудь потом получится зажить вовсю, зажить припевающею жизнью. И окружить себя красотой. Да, не надо забывать о генетической привычке – жить в окружении райской красоты. Она не теряется и вообще никуда не девается. Человек с любовью возделывал красоту ещё в райских кущах, и это дело стало ему необходимым здесь, в области изгнания. Изгнанник, источая недюжинные силы, жаждущие творчества, повсеместно создаёт новую красоту неистощимым искусством своим. И вскоре воздвиг целый город, прекрасный, известный нам под именем Енох. Впрочем, город как город, – убежище всяких изгнанников. Тех, кто совершенно неосознанно стремится уловить в нём что-либо необходимое для себя. И разноликую красоту множества жанров искусства, – тоже. Наверное, тревожит их жажда услады сердца, необходимость успокоения души, потребность возбуждения ума, порыв для разжигания чувств, и просто, чтоб не заскучать да не предаться полному отчаянию. Не изгнанников в городах нет. И уже пошла-поехала неистощимая инерция сочинения самых разнообразных вещей да приспособлений: для условий выживания, для улучшения, для украшения, просто для того, чтобы иметь. Сочинительство многократно размножается и переходит рубеж необратимого движения на пути безудержного совершенствования. Пустынные области человека быстро и в избытке захлестнули чудесные и хитроумные вещи. Там, в райских пространствах человека были кущи, а здесь, в областях изгнания – вещи. Сама собой, чисто произвольно произошла революция, революция вещевая, и появилось на свет её законное дитя – современная цивилизация».
Папа слегка зевнул и ещё потянулся. Мысль, в себе оценив дюжее достоинство, временно приостыла, а затем возродилась уверенностью и самотёком пошла дальше.
«Но Авель, брат его, землю не возделывал, обошёлся без орудий. Им не двигало постороннее усилие горестного придумывания. Заботил скотовода лишь поиск новых выгонов, преимущественно представляющих колючек-волчцов, давным-давно готовых для пищи овец, предназначенных тоже для корма, но уже себя лично. Хм. Интересно. Ведь если взглянуть на жизнь Авеля без обиняков и по существу, то можно увидеть, что он пользовался условиями добычи еды для себя, для поддержания жизни своей, – чем-то, отдалённо напоминающим её подачу в утраченных условиях рая. Он употреблял в пищу – тоже готовые плоды: теперь уже выращенные животным миром, которым, кстати, плодородная земля не надобна и даже вредна. Овцы у него – будто бы плоды, приготовленные природой. А для их пропитания сгодятся и колючие волчцы на обширных лугах. Желательно бы только чуть помягче и посытнее. Ну, плоды, овцы-плоды, может быть, сравнение такое не без натяжки. Тем не менее, нельзя сказать, что слишком никудышное. А далее, поразмыслив, спросим: зачем Авелю, имея выгодные условия обитания, зачем ему придумывать да изобретать всяческие инструменты да орудия культуры? Тем более – цивилизацию! Хотя, нет, приспособление неважнецкое сгодилось бы. Овечку-то заколоть-то чем-то надо-то… а то и на дудке поиграть от скуки. То».
