Лесник был хорош собой – гордая осанка, серые глаза и гладко выбритый подбородок, но главным его достоинством был неиссякаемый оптимизм. Даже здесь, в суровом краю дремучих лесов, он ходил беспечно, как на прогулке в городском парке, насвистывая балладу о пахаре с Линтонского холма, и пританцовывая в такт музыке, глубоко вбивал каблуки в мягкий зеленый мох.

Сегодня ему нужно подняться к Мэнор-Уотер, чтобы обсудить с тамошними пастухами облаву на лисиц. Путь предстоял долгий, десять миль в одну сторону, да еще и по крутому косогору. Лесник не торопился, он хотел успеть к обеду, чтобы отведать наваристой пастушьей похлебки и покурить в свое удовольствие, а затем вернуться, наслаждаясь вечерней прохладой.

Тропинка вилась по краю ущелья, заросшего вереском. Лесник остановился возле огромной ели, разбитой молнией, и впервые за это утро нахмурился. В этих местах пару недель назад появились браконьеры. Проклятое племя! Крадутся во мраке ночи, расставляют капканы и силки на мелкую и крупную дичь. Лесник чуть было не поймал одного мерзавца, но тот вывернулся и прыгнул в ущелье, рискуя жизнью – только бы не отвечать перед законом.

Надо бы проверить, может он снова вернулся? Нет ли где ловушек? Пожалуй, стоит сделать небольшой крюк и посмотреть…

Он прошел по чуть заметной тропе сквозь заросли утесника, вспугнув стайку бекасов. Заслышав его шаги, и легион кроликов поспешил укрыться в своих норках. Он внимательно смотрел, не блеснет ли сталь в высокой траве, и когда солнечный луч заискрил на острых зубьях, усмехнулся. Вот и капкан.

Лесник присел, чтобы рассмотреть аккуратно поставленную и хорошо сконструированную ловушку. Это была замечательная ловушка. Он прежде не видел ничего подобного, и почувствовал одновременно гнев и ликование, предвкушая, как испортит замысел браконьеров. Скользящая петля из железной проволоки тянулась от капкана к стволу старого дерева. Ни один несчастный фазан или кролик, даже лисица или волк, не смогут сдвинуть его с места. А крепкие стальные зубы способны перебить даже самую крепкую лапу. Лесник, пробормотав ругательство, стал ощупывать стенки ловушки в поисках пружины. И вдруг с громким щелчком стальная пасть сомкнулась, прижав его правую руку чуть ниже среднего пальца.

Боль была ужасной. Рука горела огнем, и каждый нерв скручивался в узел от нестерпимой муки. Левой рукой лесник попытался ослабить давление, но пружина была так хорошо спрятана, что он не смог обнаружить секрет. Он тряс ловушку, дергал, но каждое движение вызывало лишь новую агонию в его заточенной руке. Тогда, оставив попытки раскрыть капкан, лесник попытался нашарить нож, чтобы перепилить проволоку или вырвать петлю из ствола. Новая волна ужаса затопила его разум. Сторож Кэдмуира обнаружил, что нож остался в другой куртке. Утром он слишком беспечно отнесся к сборам в дорогу и не проверил карманы…

С тяжелым вздохом лесник закрыл глаза. Возможно, на некоторое время он лишился рассудка – при сильных страданиях мозг редко бывает ясным. Усилием воли он заставил себя успокоиться и обдумать положение.

Итак, он застрял в капкане, до ближайшего жилья примерно две мили, но даже если бы до него было всего два ярда, их все равно не пройти. Домашние не начнут искать его до позднего вечера, а в Мэнор-Уотер никто не ждет его прихода. Если кричать – громко кричать, – возможно, в ущелье кто-нибудь и услышит. Но шансов мало, а голос пропадет довольно быстро.

Еще раз предпринял он отчаянную попытку вырваться, но безуспешно. Лесник откинулся на жесткое ложе из вереска, закусывая губы, чтобы хоть немного отвлечься от боли в зажатой руке. Он был сильным человеком, широкоплечим и жилистым. Более слабый давно бы грохнулся в обморок, но лесник оставался в болезненном сознании.

Сколько еще терпеть это тяжкое бремя? Браконьер, который поставил ловушку, обязательно придет, чтобы проверить добычу, но случится ли это сегодня? Или, может быть, завтра? Лесник представил своих друзей, которые охотятся в южных лесах или пастухов, гоняющих стада по склонам Мэнор-Уотер. Возможно, кто-то из них случайно забредет в эти края и найдет его, полумертвого. Или еще хуже – мертвого.

Он впал в панику. Голова закружилась, в глазах потемнела, а дрожь сотрясала все тело. Возможно, это наказание за грехи. Лесник смутно чувствовал, что сотворил в жизни немало зла. Порой он напивался до бесчувствия, а иной раз поминал имя Господа всуе. Но разве не все так поступают? Лесник пытался прочесть молитву. Вспомнить бы хоть одну… В прошлое воскресенье в церкви он пел вместе со всеми, но сейчас в голове звучал лишь припев застольной песни, которую часто орут хором в пиблском трактире:

Он страстно повторял эти строки, как молитву о спасении своей души. Паника улеглась, и вскоре ей на смену пришла дикая ярость. Лесник ругался последними словами, он выкрикивал ужасные проклятья и угрозы. Если бы в эту минуту появился браконьер, который устроил эту ловушку, сторож Кэдмуира задушил бы его одной левой. Нет, это было бы слишком милосердно. Он увел бы его в самое уединенное место, в густой ельник, где даже днем не светит солнце, и загнал руку негодяя в капкан. Пусть подыхает от боли и голода, и никто не облегчит его страданий. Разве что дикие звери растерзают пленника стальной ловушки. Со злорадным хохотом, лесник снова попытался вырвать ладонь из крепкой хватки стальных зубьев. С каждым рывком он кричал от нестерпимой боли, но силы покидали его и голос звучал все глуше. Наконец, в полном изнеможении он лег и впал в забытье, и над зелеными холмами снова воцарилась тишина.

Через час он очнулся. В полусне-полубреду ему виделись адские морды злых духов, которые кривлялись и насмехались над страданиями несчастного человека. Стиснутая в капкане рука онемела, боль слегка притупилась. Он взглянул на посеревшую кожу. Похоже, острая сталь перебила кости, как лопата – замерзшую репу.

Горячий воздух пылал, палящее солнце слепило глаза. Вокруг жужжал рой насекомых: комары, пчелы и бабочки. Ветерок принес горьковатый запах тимьяна. Пленника стальной ловушки охватила жажда, и его пересохший язык еле ворочался во рту. Не далее чем в десяти футах протекал небольшой ручеек. Лесник видел радугу, сверкающую среди водяных брызг. Слышал нежное журчание, будто смеющееся над лихорадочным жаром. Он пытался думать о снеге и ледяных шапках далеких северных гор, но мозг не спешил обманываться, а жажда не утихала.

Стараясь отвлечься, сторож Кэдмуира стал вспоминать своих кредиторов. Их было не меньше дюжины, и всем он задолжал по несколько шиллингов, а пузатому трактирщику – целых два фунта. Если суждено погибнуть в этих дебрях, так хоть долги отдавать не придется. Впервые с того момента, как ловушка защелкнулась, лесник улыбнулся. И тут же слезы покатились по бледным щекам. Он подумал о своей молодой жене, с которой было так приятно поваляться в кровати минувшим утром. Он представил себе в мрачных подробностях, как она будет опечалена, когда в лесу найдут его мертвое тело. На похоронах жена будет рыдать, а его друзья, качая головами, пожалуй, скажут, что погибший был честным малым… Кто из них, спустя год предложит вдовице снова выйти замуж? Да и выдержат ли хотя бы год, вот в чем вопрос…

Он закричал от обиды, гнева и боли. Да, боль вернулась и мир съежился вокруг пульсирующей руки. Лесник будто обезумел. Он кричал и птицы, скрытые в листве, отвечали ему тревожными трелями. Он бился головой о ствол дерева, к которому была привязана ловушка, бился до тех пор, пока не потерял сознание.

В девять часов вечера на полянку тихо прокрался небритый оборванец. С первого взгляда на этого бродягу было ясно, что он не слишком ладит с законом. За спиной у него болтался мешок для незаконно пойманной добычи, а в руке браконьер сжимал дубинку, на случай встречи с лесником или конкурентами. Проверив ловушки, спрятанные в укромных уголках леса, бродяга расстроился – никто так и не попался в силки, а живот уже сводило от голода. Вся надежда на последний капкан. Браконьер осторожно выглянул из-за дерева и испуганно присел. Он увидел фигуру человека, причем не абы какого – это был злейший враг всех незаконных добытчиков. Сторож Кэдмуира. Бродяга хотел отползти, пока его не заметили, но присмотрелся. Лесник лежал неподвижно. После минутного раздумья, браконьер почесал бороду и со вздохом достал из кармана острый нож.