— Какой компромисс? Виктор посмотрел в сторону Аники. Она смотрела на часы, ожидая ровно той секунды, когда ей разрешат уйти.

  «Я вложил значительную сумму денег и больше времени в свою текущую задачу. Я сделал это, потому что доход должен быть существенным. Возможно, я мог бы предложить вам стимул, — он сделал паузу, чтобы придумать правильное выражение, — оставаться в стороне.

  «Меня нет на часах».

  «Я уверен, что в этом городе есть более миловидные женщины, у которых можно купить выпивку».

  — Дело не в этом.

  — Тогда, возможно, вы могли бы рассказать мне, что стоит за вашими действиями.

  Виктор не ответил. Он не мог.

  Басаев сказал: «Я не принял вас за гуманитария».

  — Я тоже.

  — Так это искупление за какие-то прошлые ошибки или неудачи? Если да, то я нахожу это весьма трогательным. Но нужно быть более осторожным, чтобы держать свои эмоции под контролем в нашей работе. Иначе, прежде чем ты это узнаешь, тебе не понравится то, что ты увидишь в зеркале».

  «Мне уже не нравится то, что я вижу в зеркале. Но это не имеет ничего общего с тем, чем я зарабатываю на жизнь».

  «Если вы уже приняли решение и деньги не могут вас соблазнить, вам следует кое-что знать. Вы заметили меня, как только вошли в бар, верно? Он не стал ждать согласия. — И все же ты не был уверен во мне, пока не проделал этот нелепый трюк со своим стаканом.

  — Что сработало.

  — Да, сработало, — кивнул Басаев. «Это был эффективный трюк. Но в своем стремлении защитить свои действия вы не видите главного. Я не выполнял никакого трюка. Мне не нужен был трюк. Мне нужно было только наблюдать за вами, чтобы узнать вас. И я сделал это еще до того, как ты вошел в бар. Я видел, как вы за столом для блэкджека вели наблюдение за этим венгром и старались не выигрывать слишком много раздач. Тогда я знал о тебе все. Скажи мне, ты видел меня на полу казино? Ты видел, как я смотрю на тебя? Взглянул бы ты на меня дважды, если бы я не сидел один в углу, как сделал бы ты сам?

  Виктор молчал.

  — Я полагаю, вы поняли мою точку зрения. Басаев ждал ответа, которого не получил. — У тебя еще есть шанс уйти. Не будь глупцом. Не позволяй своему эго убедить тебя, что ты тот, кем ты не являешься».

  «Я не тот, кто пытается убедить другого отступить».

  — Я объясняю тебе, что ты не в себе.

  — Возможно, — сказал Виктор, — но сегодня мне повезло. Который сейчас час?'

  «Мне не нужно смотреть на часы, чтобы узнать время. Я не верю, что ты тоже.

  «Вы не обязаны этого делать. Тебе не нужно забирать Анику обратно. Вы можете уйти. Я могу возместить вам ваши расходы. Вы даже можете получить прибыль.

  — Когда я впервые увидел тебя, я понял, что ты хорошо держишься. Вы были наблюдательны и осторожны, но не настолько, чтобы заметить меня или скрыться от моего внимания. В этом нет ничего постыдного. Ведь ты еще молод. Ни этот грубый венгерский гангстер, ни местная банда, ни охрана казино понятия не имели о ваших мотивах. Если бы ты не решил вмешаться в мою работу, ты мог бы продолжить свое наблюдение и узнать, что тебе нужно знать, чтобы быть готовым к тому, когда появится твоя цель. Если бы ты был хорошим, ты бы это сделал. Если бы ты был хорошим, ты бы не позволил себе оказаться в таком положении. А умолять о твоей жизни, — Басаев с отвращением покачал головой, — это жалко. Вы опозорили себя. Имей честь. Имейте хоть немного самоуважения. Встретить свой конец с небольшим достоинством. Если бы вы добровольно отступили в сторону, я бы научил вас быстрее замечать врага, понимать свои пределы и знать, когда вы не в своей тарелке. А теперь вы узнали, что грань, разделяющая самоуверенность и высокомерие, самая опасная из всех. И теперь нет пути назад.

  Виктор сказал: «Который час?»

  Раздражение отразилось на лице Басаева. «Какая разница, который сейчас час? Думаешь, заставив меня говорить здесь, ты предотвратишь неизбежное?

  — Я спрашиваю, потому что вы опоздали на последний самолет в Чечню.

  Глаза Басаева сузились. — Тогда ты знаешь, кто я.

  «У меня были основные моменты Интерпола».

  — Тогда вы еще более глупы, чем я себе представлял, раз решили встать у меня на пути.

  — Интерполу известно, что вы в Берлине.

  Басаев коротко рассмеялся. — Хорошая попытка. А даже если бы и знали, Интерпол знает меня только понаслышке. Никакие улики не связывают меня с каким-либо преступлением. И они не знают, как я выгляжу. Я знаю это, потому что мои источники столь же находчивы, как и ваши.

  'Сомневаюсь. Скажи мне, когда ты застрелил меня в баре казино из этого пистолета, ты каким-то образом пробрался через охрану, ты думаешь, Интерпол не установит связь?

  «Я несколько более изобретателен, чем это. Кто сказал, как или когда я тебя отправлю? Я считаю, что это моя прерогатива. Я уважаю вашу настойчивость, но не ваше отчаяние. Я вижу, что ты делаешь. Это написано у тебя на лице, хотя ты делаешь все, чтобы этого не было. Ты хочешь, чтобы я продолжал говорить. Чем дольше мы разговариваем, тем более знакомой становится ситуация, тем спокойнее, комфортнее. Чего бы ты ни надеялся достичь, всегда было суждено потерпеть неудачу против кого-то вроде меня. Граница между самоуверенностью и высокомерием. Вы должны были обратить внимание на этот урок. Это никогда не сработает».

  — Он никогда не должен был работать, — сказал Виктор. 'Который сейчас час?'

  На лице Басаева появилось больше раздражения, но затем заинтересованности, перешедшей в тревогу. Его губы сжались, чтобы заговорить, спросить, почему ему все время задают один и тот же вопрос.