– Мне это знакомо. Почти все моряки такие были. Я ведь тоже ходил в загранку, – заметил Слава.

– Извини, – смешалась я.

– Не за что. Меня-то как раз контрабанда никогда не интересовала. Если что-то конкретно заказывали – привозил. А так – прятать, изворачиваться, потом суетиться, продать с выгодой – это не мое. Я море любил.

– Последний романтик, что ли?

– Вроде того, – улыбнулся он. – Ну, дальше рассказывай, я тебя перебил.

– Только я перешла на третий курс – родился сын. Конечно, пришлось взять академку… А вскоре мама заболела – рак. Два года до ее смерти так тяжело было – вспомнить страшно! У меня маленький ребенок на руках, и у матери – то операция, то облучение, то химиотерапия. Сашка почти все время в рейсах, помочь некому… А когда мама отмучилась, я об учебе уже не вспоминала. Муж сказал: «Зачем тебе образование? Сиди с ребенком дома». Он как раз к тому времени купил трехкомнатный кооператив. Но почему-то именно в новой, просторной, хорошо обставленной квартире я окончательно поняла, что мы с ним не пара. Подруги твердили, что я с жиру бешусь: квартира отдельная, сын подрос, больной матери на руках уже нет, работать не надо, муж по полгода в плавании – сама себе хозяйка! Но я не могла так больше. Мы даже не ругались, мы просто говорили каждый о своем, и не хотели слышать друг друга. В восемьдесят шестом развелись. В общем-то мирно расстались, разменяли квартиру. При размене нам досталась двухкомнатная, и Андрюшке отец до сих пор материально помогает. Так что, по идее, он неплохой человек, просто мы не любили друг друга и по-разному смотрели на некоторые вещи. – Я выдержала небольшую паузу и закончила: – А я после развода устроилась работать в библиотеку и через год снова вышла замуж.

– Так быстро нашла свою любовь?

– Никакой особой любви, и ничего я не искала – подруга познакомила с сослуживцем. Антон был симпатичный интеллигентный мужик, по характеру – полная противоположность моему бывшему. Он показался мне очень милым и приятным человеком. Работал инженером в закрытом НИИ, и работу свою любил. Все было бы хорошо, если б не эта перестройка. Помнишь, водка по талонам была?

Вячик неопределенно пожал плечами.

– Меня это не коснулось, я ж по восемь месяцев в море болтался, да и вообще никогда много не пил.

– Антон тоже вначале не пил. А тут в доме постоянно запас спиртного – талоны ведь всегда старались отоварить, мало ли – пригодится для бартера. Да и жизнь пошла тяжелая… Стал он изредка к бутылке прикладываться. Сперва в одиночку, потом и компания нашлась. В начале девяностых его НИИ развалился. Вот тут уж он вообще с катушек съехал! Чего только ни пил: и спирт, и самогон и что-то химическое – кажется, для протирки стекол. Конечно, я боролась, даже лечить пыталась, но без его желания все было впустую. Помучилась-помучилась, и решила разводиться: сколько можно по окрестным дворам алкоголика искать, сколько можно капельницы ставить, выводя из запоев? Антон, конечно, каждый раз божился, что завяжет, но я уже не верила. Короче, вернула его матери по месту прежней прописки, и осталась опять вдвоем с Андрюшкой.

– Как вдвоем, а дочка семнадцати лет?

– Полинка мне не родная. Это дочь моего третьего мужа, Леши. Я тогда служила в технической библиотеке, а Леша часто ходил к нам работать с зарубежной литературой. Высоченный худющий очкарик, немного не от мира сего, но очень талантливый в своей области. В тридцать лет защитил докторскую по математике. Представляешь? Когда мы познакомились, ему было тридцать пять. Смешной такой, вечно с авоськами ходил. Как-то разговорились, и я узнала, что у него жена несколько лет назад умерла, он один воспитывает дочь. Потом мы случайно встретились в Пушкине в выходные, детей там выгуливали. Восьмилетняя Полинка была заморыш-заморышем: худющая, одета кое-как, волосы явно папа подстригал, но живая и веселая девчушка. Так и вертелась вокруг нас с Андрюшей. На следующее воскресенье я их к себе в гости пригласила. Глядела, как они мою стряпню наворачивают, а сердце от жалости разрывалось. С жалости все и началось. Вскоре мы с Лешей поженились и съехались – выменяли просторную четырехкомнатную квартиру. Может, это и глупо было, ведь квартплата постоянно росла, но нам хотелось, чтобы и детям по отдельной комнате, и Леше кабинет для работа. Мы хорошо жили, дружно. Полинка очень меня полюбила, уже через пару месяцев стала мамой звать.

– Ты говоришь, хорошо жили, отчего же разошлись?

– Ты знаешь, сколько получал профессор в конце прошлого века? Пять тысяч. Чуть больше библиотекаря! Лешка пытался репетиторством подрабатывать, но родителям семнадцатилетних оболтусов хотелось гарантий, что их чадо поступит в институт, а мой муж на это пойти не мог, он бы себя уважать перестал. Кое-какие деньги в нашей семье появились только пять лет назад, когда я начала писать детективы, и они неожиданно стали пользоваться успехом.

Вячеслав уставился на меня во все глаза:

– Ты – писательница?

– Да, печатаюсь под псевдонимом Ольга Троепольская, – ответила я с некоторой гордостью.

– Лерка, а я ведь читал твои книжки, три или четыре… Вообще-то я дамское не читаю, это супруга моя поклонница женских детективов. И мне понравилось. В стиле Агаты Кристи: никакой кровищи, чистая дедукция. Правда, жена говорит, что не хватает любовной истории, как у Устиновой.

– Ну, насчет Агаты Кристи – это ты загнул! – скромно заметила я. – А что касается любовных историй – у меня просто не получается. Выходит бесчувственно и неубедительно, так что лавры второй Татьяны Устиновой мне не грозят.

– Нет, Лерка, обалдеть! Ты – писательница! – продолжал удивляться Вячик.

Я улыбнулась и пожала плечами.

– Как-то так неожиданно получилось. Я всегда дружила с пером и бумагой, потому и на журналистику пошла. Потом работала в библиотеках, заочно окончила Институт культуры. А когда Лешка на свои репетиторские деньги купил компьютер, я из интереса стала учиться на нем работать. И поняла, что это намного удобней, чем от руки и даже на печатной машинке. Перепечатала свои юношеские рассказики, которые никогда никому не показывала, начала их править, просто чтобы научиться пользоваться компом… А когда выправила, оказалось, что у меня не самый плохой слог. Осталось придумывать сюжеты. И за этим дело не стало. У меня в детстве был дружок, Колька, мы с ним на даче в Комарове познакомились. И мамы наши по-соседски дружили. Сейчас Колька матерый мент, старшим опером в области работает, он-то и подкидывает сюжеты для моих страшилок. Конечно, большая часть романов – выдумки и, как Колька говорит, полная лажа… Может, мне бы в жизни в печать не продвинуться со своими опусами, но и тут повезло – одна из моих однокурсниц редактором в издательстве работает, помогла мою лажу опубликовать. А после первого издания – пошло-поехало. Конечно, я не самый популярный и продуктивный писатель, но на жизнь сейчас хватает.

Слава смотрел на меня почти с восхищением, и я скромно опустила глаза. Возникла небольшая пауза, а потом он опять спросил:

– Ты так и не сказала, отчего со своим замечательным профессором развелась?

– Около трех лет назад Лешку пригласили в Америку, читать лекции в одном из университетов. Думал, едет на год, но вскоре там нашлась еще более интересная работа, он подписал долгосрочный контракт и приехал за нами. А мы ехать отказались.

– Серьезно? От Америки отказались? – не поверил Слава.

– Это только звучит красиво – Америка! Что я забыла в маленьком университетском городке? Это ведь просто деревня, захолустье. Лешке-то плевать – он кроме своей работы ничего не видит. А мне чем заняться? Домохозяйкой сидеть, от скуки помирать? Писанина моя там никому не нужна… Да и вообще, я слишком Питер люблю и Родину, как бы пафосно это ни звучало… Конечно, когда я ему свое решение озвучила, разразился скандал, первый и последний в нашей жизни. Он вопил: «У этой страны нет будущего, это болото, из которого надо выбираться!» А я ему в ответ: «Эта страна тебя воспитала, обучила, а ты бросаешь ее на произвол! Если уедут все лучшие, кто останется? Воры и алкоголики?»