– Сколько их сейчас на ходу? – спросил Хорнблауэр.

– Да с десяток, наверно, точно я не знаю. Обычно они стоят в Картахене, за проливом.

Уэллс имел в виду «за Гибралтарским проливом», то есть в Средиземном море.

– Для Атлантики хиловаты, – заметил Хорнблауэр.

Нетрудно было заключить, почему сохранились эти несколько судов: главной причиной был, конечно, консерватизм испанцев. Кроме того, на галеры ссылали преступников. В конечном счете они могли пригодиться в безветрие – торговое судно, заштилевшее в Гибралтарском проливе, должно было стать легкой добычей для галер из Картахены или Кадиса. Наконец, галеры могли буксировать суда в гавань и из гавани при неблагоприятном ветре.

– Мистер Хорнблауэр! – крикнул Экклс. – Передайте капитану мое почтение и скажите, что мы готовы к отплытию.

Хорнблауэр стремглав бросился вниз.

– Передайте мистеру Экклсу мои приветствия, – сказал Пелью, отрывая взгляд от своих бумаг, – и скажите, что я немедленно поднимусь на палубу.

Южного бриза едва хватало на то, чтоб «Неустанный» прошел на ветре окончание мыса. Со взятым на кат якорем и обрасопленными реями корабль двинулся в сторону моря; в царившей на палубе дисциплинированной тишине ясно слышалось журчание воды под водорезом – мелодичный звук, в своей невинности ничего не говорящий об опасностях того жестокого мира, в который вступал фрегат. Под марселями «Неустанный» делал не больше трех узлов. Сзади вновь появились галеры – весла их двигались быстро-быстро, словно галеры похвалялись своей независимостью от стихий. Блеснув позолотой, они обогнали «Неустанный», и его команда вновь ощутила вонь.

– Они бы весьма меня обязали, если б держались с подветренной стороны, – процедил Пелью, наблюдая за галерами в подзорную трубу. – Впрочем, насколько я понимаю, в испанскую вежливость это не входит. Мистер Катлер!

– Сэр! – отозвался артиллерист.

– Начинайте салют.

– Есть, сэр.

Передняя каронада подветренного борта прогремела приветствие, ей отвечал форт Пунталес. Грохот салюта прокатился над живописным заливом; со всей учтивостью две страны говорили между собой.

– Я полагаю, что, когда мы в следующий раз услышим эти пушки, они будут стрелять боевыми, – сказал Пелью, глядя на Пунталес и развевающийся над ним испанский флаг.

И впрямь военная удача отвернулась от Англии. Страна за страной выходила из борьбы с Францией; кого принуждала к этому сила оружия, кого – дипломатия молодой и сильной республики. Всякому думающему человеку было ясно, что после первого шага – от войны к нейтралитету, второй шаг – от нейтралитета до войны с противоположной стороной – будет куда легче. Хорнблауэр представлял себе, как вскорости вся Европа объединится против Англии и той придется сражаться за свое существование с воспрянувшей Францией и злобой всего остального мира.

– Пожалуйста, поставьте паруса, мистер Экклс, – сказал Пелью.

Двести пар тренированных ног побежали по вантам, двести пар тренированных рук отдали паруса, и «Неустанный» пошел вдвое быстрее, слегка покачиваясь под легким бризом. А вот и настоящая атлантическая качка. Вот она подхватила галеры. «Неустанный» оставил их за кормой, и Хорнблауэр, обернувшись, видел, как первая галера зарылась носом в длинный вал, так что бак ее скрылся в облаке брызг. Для такого хрупкого судна это было слишком: с одной стороны весла двинулись назад, с другой – вперед. Заканчивая поворот, галеры на мгновение круто накренились в подошве волны, и вот они уже спешат назад, в тихие воды Кадисского залива. На «Неустанном» кто-то засвистел, весь корабль подхватил. Шквал оскорбительных выкриков, свиста и гогота провожал галеры, матросы словно сорвались с узды. Пелью на шканцах захлебывался от гнева, унтер-офицеры носились по палубе, тщетно ища зачинщиков. Так зловеще прощались они с Испанией.

И впрямь зловеще. Вскорости капитан Пелью сообщил, что Испания окончательно переметнулась на другую сторону: как только благополучно вернулся конвой с сокровищами, она объявила Англии войну – революционная республика заручилась поддержкой самой замшелой монархии в Европе. Силы Британии были истощены до предела – нужно следить еще за тысячей миль побережья, блокировать еще один флот, обороняться от целой орды каперов, а гаваней, где можно укрыться, набрать воды и скудного провианта для изнуренных тяжелым трудом моряков, становилось все меньше. В эти дни пришлось заводить дружбу с полудикими государствами и сносить наглость деев и султанов, чтобы Северная Африка снабжала тощими бычками и ячменем британские гарнизоны в Средиземном море, окруженные с суши вражескими войсками, и корабли, их единственную связь с миром. Не привыкшие к честно заработанному богатству Оран, Тетуан, Алжир купались в неожиданно хлынувшим рекой британском золоте.

В тот день в Гибралтарском заливе стоял мертвый штиль. Море сияло серебряным щитом, небо – сапфировой чашей. Положение «Неустанного» было крайне неприятно, но не из-за ослепительного солнца, размягчавшего смолу в палубных пазах. В Средиземном море из Атлантики всегда идет слабое течение, и преобладающие ветры дуют в ту же сторону. В такой штиль судно запросто может отнести течением через пролив, за Гибралтар. Чтобы добраться потом до Гибралтарского залива, лавируя против ветра, понадобятся дни и даже недели. Так что Пелью не зря беспокоился о своем конвое судов с зерном из Орана. Гибралтару нужна провизия – Испания уже выслала армию для его осады. Пелью никак нельзя было проскочить мимо цели. Его приказ пришлось доводить до конвоя флажками и даже пушечными выстрелами: ни одного из торговых капитанов с их вечно недоукомплектованными командами не привлекала та работа, которую задумал Пелью. «Неустанный», точно так же как и конвой, спустил шлюпки, и те взяли на буксир беспомощные суда. Труд был бесконечный, изматывающий. Матросы раз за разом налегали на весла, тросы натягивались от сверхчеловеческого напряжения, корабли неуклюже переваливались с боку на бок. Этим способом они делали менее мили в час, и то лишь доводя команду шлюпок до полного изнеможения. Однако это позволяло оттянуть время до того, как гибралтарское течение снесет их в подветренную сторону, и увеличивало шансы дождаться желанного зюйда – двух часов южного ветра хватило бы, чтобы добраться до Гибралтара.

На баркасе и тендере «Неустанного» матросы настолько отупели от адской работы, что не слышали, как на фрегате взволнованно зашумели. Они налегали на весла под безжалостным небом, ожидая окончания двухчасового срока страданий. Очнуться их заставил голос самого капитана:

– Мистер Болтон! Мистер Чадд! Отдайте буксир, пожалуйста. Немедленно возвращайтесь на борт и вооружите своих людей. Приближаются наши кадисские друзья.

Вернувшись с бака на шканцы, Пелью в подзорную трубу оглядел подернутый дымкой горизонт и своими глазами убедился в том, о чем уже доложили с салинга.

– Они идут прямо на нас, – сказал он.

Со стороны Кадиса приближались две галеры. Видимо, верховой гонец из наблюдательного пункта в Тарифе сообщил, что им представилась блестящая возможность оправдать свое затянувшееся существование: в мертвый штиль по морю разбросан британский конвой. Галеры могли захватить несчастные торговые суда и хотя бы сжечь (увести их не удастся) под самым носом «Неустанного», лежащего на расстоянии чуть больше пушечного выстрела. Пелью посмотрел на три брига и два торговых судна. Одно из них было в полумиле от «Неустанного», и его можно было прикрыть огнем, но остальные – в полутора милях, в двух милях – такой защиты не имели.

– Пистолеты и абордажные сабли, ребята, – приказал он прыгающим на палубу матросам. – Цепляйте сей-тали! Поосторожней с каронадой, мистер Катлер!

«Неустанный» участвовал в стольких операциях, где дорога была каждая минута, что сейчас на подготовку почти не требовалось времени. Команда шлюпок похватала оружие, на нос тендера и баркаса спустили шестифунтовые каронады, и вскоре шлюпки, наполненные вооруженными людьми и снабженные всем необходимым на случай непредвиденных обстоятельств, гребли навстречу галерам.