Она, разумеется, была права, но Ядриэлю показалось, что это мало утешит Клаудию в ее текущем состоянии. Лита говорила ему то же самое, когда умерла его мама. Он понимал, как повезло им обладать этим даром – снова видеться с духами близких, – но в тот момент ему не стало от этого легче. Но разве может двухдневный визит раз в год возместить отсутствие близкого человека рядом?
Была и другая проблема: если Мигель еще не ушел в загробный мир и по-прежнему привязан к этому, то он не вернется во время Дня мертвых.
Что же с ним случилось?
Кто-то выбежал из кухни и врезался в Ядриэля. Его внимание привлек голос отца. Ядриэль оторвал взгляд от Клаудии и протиснулся сквозь сутолоку на кухню. Марица следовала за ним.
На кухне несколько мужчин, образовавших группу, не отрывали глаз от отца Ядриэля. Энрике Велес Кабрера был высоким мужчиной (ростом Ядриэль явно пошел не в папу) среднего телосложения. Из-под рубашки в красную клетку, заправленной в джинсы, выпирало небольшое брюшко. Сколько Ядриэль себя помнил, у Энрике всегда были одна и та же неброская стрижка и густые усы. Только теперь на висках проклюнулась проседь.
После смерти деда Ядриэля Энрике взял на себя роль главного среди брух Восточного Лос-Анджелеса. Его правой рукой была Лита – матриарх семьи и духовный лидер. Энрике уважали, его мнение ценили. Все мужчины в комнате внимательно слушали его, особенно Диего – старший брат Ядриэля, стоявший подле Энрике и живо поддакивавший каждой инструкции, что давал папа.
– Нужно найти портахе Мигеля. Если он еще не перешел в мир мертвых, то будет к нему привязан, – сказал Энрике группе, опершись о край небольшого деревянного стола. Его голос был низким и хриплым, а взгляд напряженным.
Ядриэль оглянулся по сторонам: на лице каждого присутствовавшего был написан шок разной степени.
– Люди уже ведут поиски на кладбище – сегодня у него была смена, – но нужно, чтобы кто-нибудь еще пошел в дом Клаудии и Бенни, – сказал им Энрике. Хотя Мигелю было уже под тридцать, он по-прежнему жил с родителями, чтобы помогать отцу инвалиду. Мигель был добрым и терпеливым – он всегда хорошо относился к Ядриэлю. В горле застрял комок. Ядриэль попытался сглотнуть.
– Возьмите одну из рубашек Мигеля и разбудите Хулио; нам понадобятся его собаки, – добавил Энрике, и еще один брухо побежал исполнять его приказ.
Хулио был старым склочным брухо, разводившим питбулей и учившим их выслеживать по запаху. Этот навык был полезен при поиске тел и привязей заблудших духов.
– Ищите везде! – Энрике стоял прямо, оглядывая переполненную кухню. – Кто-нибудь видел…
– Папа! – Ядриэль протиснулся вперед.
Энрике резко крутанулся в его сторону, на лице было потрясенное облегчение.
– Ядриэль! – Он схватил Ядриэля и прижал его к груди, крепко обернув руками. – ¡Ay, Dios mío![32] – Обхватив лицо Ядриэля грубыми ладонями, он поцеловал его в макушку.
Ядриэль напрягся, автоматически противясь внезапному физическому контакту.
Отец схватил его за плечи, хмуро глядя сверху вниз.
– Я боялся, что с тобой что-то случилось!
Ядриэль отступил, вырываясь из хватки отца.
– Я в порядке…
– Где это вы были, а? – потребовал ответа Диего. Его светло-карие глаза метались между Ядриэлем и Марицей.
Ядриэль колебался. Марица беспомощно пожала плечами.
Была причина, по которой они провели церемонию инициации втайне и по которой Марица так долго ковала кинжал без ведома своего отца. Практики брух основывались на древних традициях. Противиться этим традициям считалось кощунственным. После того как Ядриэль отказался в день своего кинсеса предстать перед Госпожой как бруха, взрослые не позволили ему стать брухо. Это было исключено. «Не сработает, – сказали ему. – Может, ты и называешь себя мальчиком, но Госпожа подстраиваться под тебя не будет».
Они даже не дали ему попробовать. Им было легче спрятаться за традициями, чем поставить под сомнение собственные убеждения и понимание того, как устроен мир брух.
Это заставило Ядриэля стыдиться себя. Этот безоговорочный отказ задел его лично, потому что он и был личным: абсолютным отрицанием того, кем он был – трансгендерным мальчиком, пытающимся найти свое место в сообществе.
Но они ошибались. Госпожа откликнулась. Теперь ему просто нужно было это доказать.
Орландо забежал на кухню, привлекая внимание отца.
– Вы нашли его? – спросил Энрике.
Орландо покачал головой.
– Все еще обыскиваем кладбище, но его нигде нет, – сказал он, снимая бейсболку и ломая в руках ее козырек. – Пока что нигде его не почувствовали – как сквозь землю провалился!
– Папа! – Ядриэль попытался стать выше. – Чем я могу помочь? – Все тут же обратили глаза на него.
– Зови еще людей – начинайте обыскивать улицы, расходитесь по дуге, начиная от главных ворот, – сказал Энрике. Его тяжелая рука все еще покоилась на плече Ядриэля. – Он бы не покинул пост без причины.
Орландо кивнул и направился к двери. Ядриэль двинулся за ним, но отец крепко держал его за плечо.
– А ты стой, Ядриэль, – сказал он спокойно, но твердо.
– Но я могу помочь! – настаивал Ядриэль.
Еще один брухо проскользнул на кухню, и в груди у Ядриэля забилась надежда.
Тио Катрис был старшим братом его отца – хотя внешне ни за что не скажешь. Энрике Велес Кабрера был широкоплечим и округлым, в то время как Катрис Велес Кабрера – долговязым и угловатым. Его длинные черные волосы были убраны в узел у основания шеи. У него были высокие скулы и крючковатый нос. Мочки ушей украшали традиционные серьги-плаги из нефрита размером с четвертак.
– Вот ты где, Катрис, – вздохнул Энрике.
– Тио[33], – сказал Ядриэль, уже не чувствуя себя в меньшинстве.
Катрис слегка улыбнулся Ядриэлю, а затем повернулся к брату.
– Пришел, как только почувствовал, – сказал он немного запыхавшись. Его красивые брови сдвинулись. – Мигель, он?..
Отец Ядриэля кивнул. Катрис медленно и мрачно покачал головой. Несколько присутствующих перекрестились.
Ядриэль не понимал, почему все просто стоят на месте. Он хотел что-то сделать, чем-то помочь. Мигель был членом семьи и хорошим человеком – он помогал своим родителям и всегда был добр к Ядриэлю. Одним из любимых детских воспоминаний Ядриэля была поездка на заднем сиденье мотоцикла Мигеля. Родители Ядриэля запрещали ему приближаться к мотоциклу, но после долгих упрашиваний Мигель всегда уступал. Ядриэль вспомнил, каким большим и тяжелым ощущался шлем у него на голове, пока Мигель возил его по кварталу, едва ли быстрее пятнадцати километров в час.
Осознание того, что он больше никогда не увидит Мигеля живым, обрушилось на Ядриэля новой волной горя.
– Что, если мы не сможем его найти? – нарушил тишину Андрес, тощий мальчик с веснушчатым лицом и лучший друг Диего.
Челюсть его отца напряглась. Люди обменялись взглядами.
– Продолжайте искать. Нужно найти его портахе, – сказал им Энрике. – Если мы сумеем вызвать его дух, то узнаем, что произошло. – Он потер лоб кулаком. Отец явно понимал, что Мигель умер насильственной смертью. Ядриэль тоже это понимал, но не мог представить, что привело к настолько жестокому концу. – Надеюсь, мы найдем портахе вместе с телом.
Желудок Ядриэля сжался при мысли, что где-то там на кладбище лежит безжизненное тело Мигеля.
Лицо Андреса впечатляюще позеленело. Ядриэль не мог поверить, что когда-то был влюблен в него.
Энрике взял со стойки свой портахе – охотничий нож, намного больше и опаснее, чем у Ядриэля, но все же сдержаннее, чем у многих молодых мужчин.
Например, ножи Диего и Андреса были длинными и с легким изгибом – слишком большие и броские, чтобы их спрятать. Они выгравировали на лезвиях свои имена и прицепили броские амулеты. С рукояти Андреаса на двухсантиметровой цепочке свисал небольшой крест, а с рукояти Диего – позолоченная калавера[34]. «Показушники» – так называла их Марица. Украшения были непрактичными и совершенно лишними.
