— Даже вопреки своим объективным классовым интересам?

— Да! Порой не отдавая себе в этом отчет. Именно такие социальные установки, уходящие корнями в тысячелетнюю историю классового общества, заставляют их с той или иной степенью сознательности жертвовать своим социальным положением, своим материальным благополучием ради благополучия владык. Причем не таких руководителей, которые гарантируют нормальную жизнь всем людям, как Лукашенко, а именно шкурников, гедонистов, обдирающих низы и заковывающих их в цепи. И даже удара по самим себе они не боятся, не боятся, что сами окажутся ободранными и закованными. Когда им кто-то вроде нас об этом напоминает, они шипят, плюются и, не находя рациональных аргументов, обзывают нас «совками», «ватниками», «быдлом», «хамами», «ябатьками», апеллируют к грубой силе. Они сознательно готовы не то что нас угробить, это-то как раз понятно, но и понести личные жертвы. Готовы фактически скормить глобальному капиталу и себя самих, и свои семьи. Лишь бы наше общество, избавившись от «реликтов», стало, по их мнению, «естественным». То есть разделенным на господ и простолюдинов. Потому что любая иная система социальных координат для них чужда, она им не нужна, она их пугает, они в ней чувствуют себя, как выброшенная на берег рыба. Так-то вот. Если бы люди действовали строго исходя из своих объективных классовых интересов, то социализм победил бы еще в позапрошлом веке.

— Понятно. В эпоху расцвета классового общества их мировоззрение еще можно как-то понять. Тогда народных государств не было. Только лишь те, где владыки паразитировали на массах. Все попытки восстаний низов подавлялись гарантированно, эффективно и со звериной жестокостью. Советскому Союзу удалось закрепиться уже на целых семь десятилетий — беспрецедентный для истории срок. Это означает, что даже несмотря на падение СССР, Октябрь семнадцатого для старого принципа построения общества стал похоронным колоколом. Залп «Авроры» возвестил, что человечество разорвало цепи классового общества и начало восходить на новую ступень развития.

— Да, да! Именно так! А вот теперь проведем небольшое исследование...

Профессор достал напечатанную на цветном принтере поддельную пресс-карту, повесил себе на шею и включил диктофон. Нацепил маску на рот и нос.

— Здравствуйте. Я корреспондент радио «Свобода». Можно вам задать несколько вопросов? У нас тема сюжета — портрет представителя молодого поколения, занимающего активную гражданскую позицию, — Егор Иванович обратился по-белорусски к двум девушкам, которые шли с митинга мимо них. На каждой — по БЧБ-ленточке, каждая держит по паре флагов соответствующих цветов. Обе — в масках.

— Да, — радостно, в один голос, откликнулись они.

— Скажите, что сподвигло вас прийти сюда, поддержать Светлану Тихановскую?

— Мы хотим перемен, — сказала первая девушка.

— Да, перемен, — подтвердила вторая.

— Каких именно перемен вы хотите?

— Ну... — они переглянулись. — Вообще, неправильно, когда один человек столько находится у власти. Надоел, если честно...

— Вы студентки?

— Да, — одновременно ответили обе.

— Вы платно учитесь или бесплатно?

— Бесплатно, — с некоторым недоумением ответили девушки.

— Стипендию получаете?

— Да.

— А на кого учитесь, если не секрет?

— На врача.

— В БГМУ?

— Да.

— Какой курс?

— На второй перешли.

— Есть ли у выпускников вашего вуза проблемы с трудоустройством в дальнейшем?

Девушки еще раз переглянулись и с еще большим недоумением ответили хором:

— Не-ет.

— А у вас в семье тоже поддерживают перемены?

— Ну-у... В принципе, да, за перемены, конечно...

— А кем работают ваши родители?

— Мой папа на МЗКТ фрезеровщиком, мама медсестрой.

— Папа оператор проходческого комбайна, мама воспитательница детсада. Я сама из Солигорска, тут в съемной квартире живу.

— Бабушки, дедушки есть?

— Да.

— Пенсионеры?

— Да.

— На жизнь хватает?

— Ну-у... хватает, конечно.

— Вы обе такие загорелые. Отдыхали в этом году на море?

— Да... В Турцию мы вдвоем слетали. Раньше я с родителями в Гоа, в Таиланде, на Хайнане была, — сказала жительница Солигорска.

— Мы с мамой и папой в Греции, на Кипре последние годы летом отдыхали, — добавила ее подруга. — А сейчас, конечно, тяжело с этим из-за ограничений.

— Вам на отдых в Турции родители денег дали?

— Э-э-э... ну-у, да-а...

— Ясно. Теперь поговорим о том, какой бы вы хотели видеть нашу Беларусь?

— Ну... э-э... свободной... цивилизованной...

— А что вы под этим понимаете?

— Ну-у... чтобы как в Европе... э-э...

— Хорошо, спасибо... Всего доброго!

Девушки пошли прочь, с недоумением и даже каким-то раздражением оглядываясь на профессора. Подождав, когда они скрылись, он убрал пресс-карту и снял маску.

— Всё поняла? Мы еще увидим, как рабочие Минска и Солигорска будут, как в Гданьске в начале восьмидесятых и в Кубзассе в конце восьмидесятых, выступать против власти. Увидим, как пенсионеры будут выходить на кастрюльные шествия под одним-единственным лозунгом — «На-до-ел». Увидим, как врачи будут демонстративно отказывать в медицинской помощи тем, кто не разделяет БЧБ-идеи. Не все, конечно. Меньшинство. Но очень активное и вонючее меньшинство, претендующее на то, чтобы выражать мнение пассивного большинства.

— Кошмар. Оператор проходческого комбайна... Они получают больше, чем в России на «Уралкалии»... Не считая соцпакета...

— Угу. Это человеческое сознание. Я не говорю, что все такие. И даже не говорю, что большинство. Просто здесь и сейчас скопились именно эти, как видишь. Мы еще не раз увидим наглядно, что люди с иерархическим мышлением, сторонники социальной пирамиды — не производственной, а именно социальной, с панами и хлопами, — на порядок более активны, напористы и агрессивны, чем сторонники солидарности и равенства, приверженцы принципа единой собственности и гарантий для всех. Те, кто за разделенное общество, прекрасно умеют выстраиваться в стаю. Они легко и быстро самоорганизуются. Они понимают: кто силен, кто нахрапист, кто умеет под себя подгребать, — тот и наверху, того и надо слушаться. Слушаться слепо. Это, конечно, не исключает постоянной грызни между ними, но она нивелируется тем, что система именно как единое целое таким образом стабилизируется и даже развивается. Если ей позволить.

— Их лозунг — свобода... — сказала девушка.

— Ага. Самая главная свобода — свобода одним добиваться власти, то есть ограничивать свободу других, в своих шкурных интересах.

— И за частный бизнес...

— В Беларуси частный бизнес разрешен и поддерживается, во всяком случае, не уничтожается властью целенаправленно, как сейчас в России и на Западе. Но им не бизнес нужен. Им нужно, чтобы появилась возможность расхищать то, что создано общим трудом, то есть приватизировать, осваивать, распиливать. Они за конкуренцию, но не только среди таких же, как они сами, а чтобы в нее были принудительно вовлечены все без исключения, чтобы наиболее ушлые имели возможность урвать себе за счет тех, кому не повезет. Именно урвать, а не заработать. И чтобы те, кому повезло, могли изгаляться над покорными обитателями «дна». Как это у всех наших соседей. Их хотелки принципиально несовместимы с интересами значительной части народа — тех, кто не хочет быть ни паном, ни хлопом.

— Это раскол общества? Неужели до гражданской войны дойдет, как на Украине? — спросила Наташа.

— Нас в любом случае большинство. Мы, к счастью, на нашей земле. Мы организованы в наше государство. Во главе с нашим президентом. Задача каждого из нас — стоять и не отступать ни на шаг. Держаться. Президент будет стоять. И мы — тоже!

Позади послышались громкие мужские голоса. Мимо шли несколько парней крепкого телосложения в масках, у всех на плечах накинуты БЧБ-флаги.

— Ну, чё! Усатому кердык! — выкрикнул один из них.

— Жыве Беларусь!