Пару дней назад он вернулся из Минска, где помогал с обустройством двух купленных на имя Вики квартир. В одной из них ей предстояло проживать, а другую — сдавать. Денег, вырученных от московской «трешки» и «октавии» Дениса, хватало с приличным запасом — как раз на адвокатов. Если дело дойдет до суда.

Все нужные доверенности оформлены. Ключи от домика, где спрятано оружие, хранились теперь у Вики.

Григорий Валентинович с супругой, двое сыновей и их жены в эти последние недели всячески помогали Денису и Вике адаптироваться к жизни в Белоруссии. Сопереживавшие родственники единодушно одобряли их решение переехать в Минск. Правда, они еще не знали, что супруги задумали сделать...

Последняя ночь вместе...

— Ты точно этого хочешь? Пока еще можно остановиться. Может, всё же начнем новую жизнь? — сказала Вика. — Россия убила нашу дочку. Но, может, Белоруссия исцелит наши души со временем? Здесь прекрасно. Ну почему мы тут все эти годы не жили? Тут всё — для нормальных людей, а не для бандитов. Может, лучше нам быть вместе? Получим гражданство, возьмем кого-нибудь из детдома...

— Нет, — возразил Денис. — Мы вот в Хатынь ездили... Это ведь такие же враги... Такие же... Я всё время был простым мирным обывателем, но после этого во мне всё перевернулось. Словно проснулась генетическая память предков... Не могу, Викуся, прости. Неужели это можно так оставить? Он убил ребенка. Нашего ребенка. Просто так, ради куража — чтобы показать свою власть. Это же бешеный зверь. Я закрываю глаза и вижу его взгляд — взгляд наглого властелина, хозяина судеб. Прямо как главный герой «Заводного апельсина». И рожа похожая. Нет, он должен умереть. И он умрет. Я готов принести себя в жертву. Хотя бы ради того, чтобы еще кто-нибудь невинный не погиб.

Вика ничего не ответила.

А вечером, на вокзале, — прощание.

Возможно, навсегда.

Вагон поезда. Отходящий назад перрон, где стоит жена — плачет и машет рукой.

И чужая, жестокая Москва впереди...

Дашкевич занял позицию у подъезда, усевшись на лавочку. Проклятый черный «лендкрузер» стоял там же, невдалеке.

Мучительно тянулись минуты и часы.

Денис сидел и, глядя на дверь, сжимал пистолет, скрытый в просторном кармане.

То и дело входили и выходили жильцы, рекламщики, доставщики.

Врага всё еще не было.

Но даже если он сегодня не выйдет, то выйдет завтра. Или послезавтра.

Денис, проголодавшись, съел один бутерброд и запил соком.

Наконец, в 11:20 дверь отворилась, и из подъезда вышел он. В роскошной дубленке, в пышной меховой шапке. Хотя уже потеплело, замерзшая за ночь вода стала таять.

Прошел мимо лавочки — холеный, уверенный в себе, с высоко поднятой головой, не обратив никакого внимания на Дениса, который надвинул шапку как можно ниже и уткнулся в стоячий воротник.

Подходя к машине, достал брелок и дал команду на разблокировку. «Лендкрузер» коротко откликнулся.

— Эй, ты! — крикнул Дашкевич, быстро поднявшись и зайдя ему сзади.

Бандит обернулся.

— Это ты мне? — грубо огрызнулся.

И осекся — узнал.

— Чего надо? — властно произнес он, ощерившись и глядя прямо в глаза Денису.

— Чтобы тебя больше не было, — просто ответил Дашкевич.

Достал пистолет. Снял с предохранителя. Прицелился.

Глаза убийцы округлились. Денис отчетливо увидел, что на лице того, кому прямо сейчас предстояло умереть, было даже не выражение страха. Да, страха не было вообще, ни капли. А было выражение удивления. Даже изумления. Невыразимого, искреннего, ошеломляющего изумления. Наверное, в представлении «хозяина жизни» то, что сейчас происходило, было аналогом того, как если бы ягненок вдруг бросился на пастуха с явным намерением перегрызть ему горло.

Но это длилось недолго — меньше секунды. Увидев направленный на него пистолет, бандит рванул куда-то правую руку.

Но не успел.

Сухо и резко прогремел выстрел.

Пуля пронзила грудь. Бандита качнуло назад, на машину. Однако на ногах он пока удержался. Приложил ладонь к дырке, пробитой в крутой дубленке.

И снова посмотрел на Дениса. С точно таким же выражением изумления, проявляемого на сей раз в самой крайней степени.

Потом отвел руку от дырки и взглянул на ладонь, запачканную в крови.

Ноги у него начали подкашиваться, кровь выступила еще и изо рта.

Где-то сбоку раздался женский крик, топот убегающих ног.

Дашкевич даже не обернулся.

Навел еще раз пистолет на оседающего наземь врага.

И снова выстрелил — прямо в голову.

Бандит грохнулся навзничь. Шапка отлетела в сторону.

Последовал последний выстрел — тоже в голову. Чтобы совсем уж наверняка.

Лужица крови дотекла до переднего колеса.

Денис отбросил пистолет. Еле отошел обратно к скамейке, рухнул на сиденье.

Согнулся пополам — его начало мутить...

Через несколько минут приехали полицейские.

Андрей Беляков, в строгом черном костюме, вошел в полутемный зал без окон. Сразу же мертвенно-бледный свет неярко выхватил из непроглядной темени стол президиума, где сидели четыре человека, облаченных в черные мантии с капюшонами. Лица были полностью скрыты черными масками, на которых серым выделялись элементы, характерные для стилизованного изображения черепов.

Генерал армии встал напротив стола, на отведенное место строго посредине. Вынул из кармана флеш-накопитель и вставил в гнездо на конторке перед собой.

Сбоку — справа от Белякова и слева от стола — зажегся экран, где отобразилась паспортная фотография молодого человека и таймер с обратным пятнадцатиминутным отсчетом, дополненный наглядной диаграммой в виде песочных часов.

Начальник КОКСа стоял неподвижно, смотря поверх президиума на статую «Высшего Отца». Никто за всё это время не проронил ни единого слова. Соблюдалась практически полная тишина. Если четверым, внимательно изучающим материалы на сенсорных экранах, нужно было просмотреть и прослушать какой-нибудь мультимедийный фрагмент, то они пользовались гарнитурами.

Наконец, время истекло. Персональные дисплеи погасли. Каждый из сидящих за столом, так же молча, наощупь нажал на кнопку, по своему выбору, из двух расположенных рядом на краю подлокотника кресла.

После этого все встали и обернули свой взор на боковой экран. Туда же, повернув голову, начал глядеть и Беляков.

Прошло около десяти секунд.

Фотография лица молодого человека с заметным шрамом на левой щеке приобрела кроваво-красный фон. Засветились, откуда-то изнутри, таким же цветом глаза и губы скульптуры.

Прошло еще десять секунд, и большой монитор выключился. Погрузились в полный мрак стол, недвижно стоявшие за ним четыре человека и статуя позади.

Беляков молча повернулся и вышел из зала.

Палата Мертвых вынесла свой вердикт.

Грузовой состав, который вели машинист Михаил Омельченко и помощник Марат Хафизов, больше часа назад выехал из Тюмени и подъезжал к Ялуторовску.

Всё было спокойно и привычно — как и много раз до этого.

Вдруг Марат услышал сбоку сдавленный хрип. Одновременно раздался сигнал системы контроля бдительности. Повернув голову, помощник увидел, как машинист, неестественно обмякнув, оседает вниз.

— Миш, Миш, что с тобой? — испуганно засуетился Хафизов, подхватив товарища и пытаясь поудобнее его разместить. — Ответь!

Михаил был без сознания. Автоматика приступила к аварийной остановке.

Марат поспешно, но стараясь делать это как можно осторожнее, положил Омельченко на полу кабины, подсунул ему под голову сложенную куртку и расстегнул воротник. Сразу же связался с диспетчером, доложил ситуацию.

Состав уже доехал до окраины города, и туда направили скорую помощь.

Медики поспешно забрались в кабину электровоза и занялись Омельченко, который не подавал признаков жизни.