— Тсс, — у Светы отлегло, знакомая неприятная ситуация: видео домашние + шантаж: ровный вечный крючок. Угораздило же и Настю. — Еще ничего не произошло, а ты уж в петлю. Нет, моя девочка так не надо, — обнимает. — Послушай, — смачивает ее зареванное лицо водой, обтирая аккуратно полотенцем. — Все взрослые люди занимаются сексом, так?

Настя кивает.

— И в этом ничего плохого нет! Только некоторые мрази записывают это не как прекрасный момент, а как способ нагадить, угрожать. Пойми первое — шантаж дело уголовное. Кто бы что тебе не говорил, как бы не пугали. Отрицай, что на видео ты! Или давай вместе найдем статью, чтобы эти твари подавились. И второе, если тебе позвонят, дай мне сразу знать, я знаю что ответить. И в-третьих никаких бритв! Никакого членовредительства ты поняла!? — держит за подбородок, вглядываясь в глаза испуганной девчонки.

— Ни один хер не стоит наших жизней, если это не твой сынишка. Я сама побрею тебя на лысо и сдам в психушку, если ты меня сейчас не услышала, дурында! Милая, я очень надеюсь, что достучалась до твоей головушки.

Света помогла и решила, как и всегда.

Поступило пару звонков с пахабными предложениями для Насти. Света так их отчихвостила, плюс пробила одного, где работает и живет — самому пришлось откупаться от Настии за моральный вред.

…

— Это надо же так не любить себя! — восклицает Лика.

— Так не верить в себя, — осуждает Катя.

Света знала только о напастях Насти, та сама выдала себя, закатив истерику дома при девочках, пришлось поведать часть своих глупостей!

— Иметь мнение да! Ты имеешь на это право. Ты не глупая. Что же ты молчишь и позволяешь так с собой обращаться! — Катя сжимает кулаки.

— А я говорила, что и на работе на ней ездят, а вы думали я преувеличиваю! — деловито Лика.

— Пошел бы он на фиг! Он бухарик и больное чмо. Я бы отпинала его!

И стерла бы его с лица земли, как недоразумение, — громыхала, то затихала Настя, захлебываясь своим горюшком. И он несчастлив от того что таких дур, как я мало. Типа я смелая, и тут же ебанутой называл. Он кайфовал от моей натуры. Но ему бывало и скучно поэтому дергал за ниточки и прямо всматривался в глаза, что буду чувствовать. Он физически боль не причинял. Психически еще немного бы раздавил. Я такой слабой себя чувствовала.

Выговариваясь Настя освобождалась и пусть качают головой, осуждают. Света не осуждала.

- Убила бы гада! Ненавижу его! — кричит Настя

— Да пусть живет! — разумно Катя.

— Пусть сдохнет, — в сердцах Настя, вспоминая больного любимого ублюдка в объятиях обнаженных девиц (он сам показал свое новое видео).

Как же хочется кричать и ненавидеть. Взять фото негодяя и зачеркать черным маркером, натыкать игл.

Или просто выдохнуть: всякое зло возвращается?

— Пусть живет, — согласилась подбитая душа, разжимая кулаки.

Мы плачем от обиды сильнее чем от боли. Обидно когда используют и топчутся по нашим чувствам. Что же человеком руководит делать зло. По сути своей может мы и добрые ангелочки, но оч умело прячем это. Бред!

А может сразу рождаются скотами и тут только вовремя разглядеть сущность человека надо.

Может ли Настя осуждать Свету за ее образ жизни?

Нет же!

Работка у него конечно так себе, а вот человек она хороший. Просто человечище!

Только после всех этих событий Настя смогла отпустить больную влюбленность и не запускать уродца в свою жизнь, пусть сам сидит в своем дерьме!

Настя растворялась в танцах, отжигала блестяще, когда переставала думать, в этом помогал алкоголь. Катя и Света водили после урода в бары. Настюха пила под их чутким присмотром.

— Поверь в себя, — просили подруги.

«Поверь в себя» такие простые слова. Какая же зараза отбирает эту веру?

Светлый день

Я не знаю куда обратиться к черту или Богу. Бог молчит, с икон смотрит своими понимающими глазами — мне то как быть??! К черту обращаться не хочу — все соблазны собрала. Дорога в ад заказана — надо идти туда, своих шагов неслышно — дверь заперта и ручки нет, как открыть?

Резко дают белый свет, хочется закрыть руками глаза, руки не слушаются. Белый свет наступает, какой же он жгучий, сейчас ослепну совсем. Остается только ждать. Все таки свет ударяет невидимыми щупальцами (откуда здесь белый скат, я же не под водой?) и тело падает вниз, ну и правильно все как и думала — кто ее душе позволит остаться в белой необъятной зефирно приятной комнате, сейчас прямиком ударится в красную твердую комнату. Удара не последовало, оказалась в сером песке, со всех сторон колет сыпучая гадость, добавляются звуки сквозь толщу воды. Кто это разговаривает? Рыбы разве умеют говорить?

— Что мешает тебе? Быть счастливой. Да ты продавала свое тело. Сейчас так многие делают да и делали. Ты сама себя коришь больше всех, — тихий голос Насти.

— Счастье невозможно без мужика и ребенка? Возможно. Ты можешь быть матерью. Роди сама или возьми ребенка из малютки. Прости меня, пожалуйста, — холодный и слезливый голос Лики.

— Что тебе мешает быть счастливой? Ты сама! Такой отверженной. Смелой, решительной. Безрассудной. Ты знаешь, я не встречал. Ты моя подруга, да я полюбил Катю. Я с тобой. Ты нужна мне. Вернись к нам, иначе я применю силу и возьму тебя за плечи, встряхну, чтоб вернулась, — говорил уже который раз Артем потолку в палате. Он в бога может быть и не верил, а сейчас у всего сверхъестественного там просил оживить несчастную подругу. — Самацельжизнистрадатьиненавидеть, аеслиэтоубратьчтоостанетсяоттебя? Тыведьнеодна. ДаЛикадура, нопосмотрионатамтожесредитвоих «находок».

— Ну, давай же вернись к нам. Мы ждем, — голос и руки Кати, сжимающие ее пальцы.

Вот как от них уйти? Они разве отпустят.

Неприятно, песок затягивает и убаюкивает, голоса требующие, умоляющие из прошлой жизни отвлекают, не дают провалиться или же успокоиться окончательно. Что же им всем надо?! Как же я устала! Помогите — шепчу.

По телу прошлась волна пробуждающей боли. Ох, лучше бы обратно! Надо ли возвращаться? Теплые руки Айвы, да ты моя девочка — вот кому дорога в рай, только мужа бы доброго и деток здоровых.

Воспоминания накатывают сквозь дымку. Вспомнила Айву — добрую мягкую девочку с самой искренней улыбкой, как же хочется ее обнять. Тело потеряло легкость, в висках пульсирует, щелчок в ребрах, вскрикнула и открыла глаза. Только дылда Катя меряет шагами палату, постоянно не может усидеть на месте.

…

— Знаешь подруга, некоторые живут страданиями, это их суть. Они иначе не могут. Понимаю, тебе трудно. Я все с самого начала знал о тебе. Посмотри на свою жизнь с другой стороны. Палитра красок она ведь не всегда черная. Выбери новую палитру, — подбадривает в сумерках старый друг Артем.

— Такое может сказать только настоящий художник, — Света улыбнулась с перебинтованным лицом, неизвестно теперь какая она красотка.

— Все мы художники. Оставь страдания позади, я скоро вернусь с красками, а ты пока придумай для себя новый цвет.

Обычный день

Свалить из больницы хотелось сразу же после выхода из комы, в которой находилась пять дней. Память вернулась, тело шло на поправку не особо быстро.

Пришлось по началу выслушивать причитания и нравоучения и лишь потом наступили обычные дни, где она просто Света — женщина начинающая с чистого листа. Она мало общалась с соседками по палате да их и выписывали одну за другой. У Светы настало время призадуматься.

Девчонки навещали часто, даже Лика.

Не вовремя настала очередь Насти, посетить Светлану, подруга сразу замечает плохо замаскированный синяк на лице.

— Это какой визажист с тобой работал? — хмурится Света.

— Это не визажист, это мой бывший парень. Встретились, неплохо пообщались, стали жить вместе. Понимаешь, Катя с Артемом, Лика со своим, твоя мама, приехала мне неудобно стало, а тут он такой замечательный сначала, — грустно улыбается Настя. — а два дня назад он подпил и играл, я попросила музыку тише, в итоге мы поругались. Получается, и музыку слушаю я не ту и вообще вся не такая и врезал еще для убедительности, чтобы наверняка поняла, что нашла опять осла.