Спасение пришло с совершенно неожиданной стороны. Из-за спин ярящейся солдатни раздался негромкий голос, разом перекрывший шум в зале:
– А ну стоять, сукины дети! Разберутся, не маленькие. Ножи попрятали быстро, и по местам.
Солдаты как-то разом успокоились и расступились. В образовавшемся просвете я увидел бритоголового бородача, который единственный из компании остался сидеть на прежнем месте. По левую руку от него на столе покоился внушительный меч. Бородач размашисто опрокинул кружку пива себе в глотку и басовито рыгнул.
– Кабан дело начал – он и закончит. Но на улице. – Для пущей убедительности он хватил кружкой по столу. – Во двор. Оба.
– Какого черта, Конрад, там же льет! – просипел из-под стойки тот, кого, видимо, и звали Кабаном.
– Самое то. Охладитесь. – Лысый добавил длинное цветистое выражение, смысл которого от меня ускользнул. Какая-то комбинация из кошачьего дерьма и странного генетического сочетания собаки и свиньи.
И что-то в негромком голосе Конрада было такое, что ноги сами понесли меня на улицу. Вслед за мной вышел Кабан и вся честная компания, расположившаяся под навесом с коновязью. Из приоткрытой двери высунулась любопытная физиономия кабатчика.
Дождь хлестал еще пуще прежнего.
– Donnerwetter, вы когда-нибудь видели грозу в марте? – проворчал кто-то под навесом сквозь общий гомон.
– Ох, ну только не начинай опять старую песню, что нам сия кара за грехи поганых лютеранских еретиков! – ответили ему.
Шутка была встречена дружным гоготанием. Посыпались не совсем понятные мне скабрезные замечания на околотеологические и физиологические темы.
Конрад оттеснил кабатчика и вальяжно выбрался на улицу.
– Ну, и чего мы ждем? – недовольно спросил он, морщась от падающих на лицо холодных капель.
– Мож, я его того, выпотрошу? – предложил Кабан.
Кажется, он вполне оправился от моего пинка, и вся его багровая рожа так и полыхала боевым духом.
– Не годится. Снимай меч. И ты, кстати, тоже, – Конрад посмотрел на меня. – Побудут у меня от греха подальше. Хоть насмерть друг друга уделайте, но ручками, ручками. Как начали.
После того как мечи перекочевали к Конраду, я решил не церемониться. Двигаться здесь и вправду было очень легко – сказывалась пониженная гравитация, – словно я стал легче на треть. Кабан был невероятно крепким парнем здоровой деревенской закваски. Двух первых ударов в корпус он почти не заметил, а мне показалось, что я пытаюсь прошибить кулаком древесный ствол.
Мне нисколько не улыбалось покалечиться в первый же день на Земле, и я благоразумно помог ему поскользнуться на грязи, когда он попытался повторить свой фокус с ударом левой в голову. Я резко присел, перехватывая летящий на меня кулак и фиксируя локоть. А дальше все просто: Кабан споткнулся о мою услужливо выставленную ногу и полетел мордой в грязь. На этом, собственно, наш поединок и закончился, так как я упирался ему коленом в спину, аккуратно заламывая плененную руку.
– Лихо! – неожиданно радостно пробулькал Кабан, приподняв лицо из лужи; навес одобрительно ухнул.
Конрад, с крыльца наблюдавший за нашими упражнениями, хлопнул в ладоши.
– Хорош. Эй ты, как там тебя, руку бойцу не вырви, она ему скоро пригодится. Все в дом. – Он открыл было дверь, но снова обернулся ко мне: – А ты подсядь-ка за мой стол. Есть разговор.
Я слез с Кабана и помог ему встать. Ландскнехты потянулись в корчму, я же продолжал стоять под струями дождя. Меня здорово поколачивало. Первый раз попал в настоящую переделку. Хорошенькое начало.
– Чего встал как примороженный? Пошли, да! – Кабан дружески хлопнул меня грязной лапищей по плечу и бодро потопал за своими товарищами.
А я поплелся за ним.
Компания солдат как ни в чем не бывало продолжила прерванный ужин. На меня уже никто не обращал внимания. Кабан, раздевшийся по пояс, сидел во главе стола и шумно делился впечатлениями. Мелкий задира-барабанщик волчком вертелся рядом, норовя урвать со стола кусочки повкуснее и не попасть под затрещины. Прочего люду в таверне значительно уменьшилось, предпочли утечь под шумок, как только в воздухе запахло дракой, дабы не нарваться на разгоряченных вояк. Оно и верно. Я бы сам с удовольствием куда-нибудь утек.
Конрад перебрался за маленький столик в углу за камином, прислонил к стенке мой меч и повелительным жестом указал на стул перед собой.
– Звать тебя как?
– Пауль, – ответил я. – Из-под Дрездена. Фамилия у папаши была Гульди, стало быть, и я Гульди.
– Садись, Пауль Гульди. Второй раз просить не буду, – Конрад нахмурился и метнул на трактирщика тяжелый взгляд. Тот с небывалой скоростью понесся в кладовую. – Приходилось мне бывать в Саксонии, и будь я проклят, если ты родом оттуда.
Я опешил. Хорошо же у нас работают наблюдатели, что первый попавшийся необразованный солдафон моментально раскусил мою легенду.
– Но мне плевать, – мудро добавил ландскнехт. – Парень ты странный, одет как пугало, и правда не разберешь, то ли крестьянин, то ли из города. Говор твой вообще не узнать, окаешь как швед, но картавишь почти как француз. Видно, издалека.
Ха, если б он знал, насколько издалека!
https://storage.piter.com/upload/new_folder/978544611951/03_1_Konrad_fon_Bemelberg.png
https://storage.piter.com/upload/new_folder/978544611951/03_2_Konrad_fon_Bemelberg.jpeg
Конрад фон Бемельберг, портрет 1582 года в доспехе 1540–1550 годов
Я открыл было рот, но Конрад взмахом руки остановил.
– Я продолжу, а если ошибусь – поправишь. Значится так, ты нездешний, повторюсь, откуда ты – мне плевать, не хочешь – не рассказывай. Одно вижу: ищешь, куда б прибиться, а прибиться тебе некуда. Я пока солдатствовал, бродяг много повидал. Вот что еще скажу, – промолвил он, не получив от меня возражений. – Мы, ландскнехты, тебя ничуть не лучше. Даже те, у кого есть теплый дом и толстый кошелек, ищут, куда приткнуться, а друг от друга все одно никуда не деться. И выходит по всему, самое место тебе у нас. Здесь тебя никто не спросит, кто ты и откуда, всем насрать. Лишь бы не бздел и мечом владел. Штуку не просто так носишь?
Я утвердительно мотнул головой, все более удивляясь проницательности простоватого рубаки. Конрад, видимо, удовлетворился ответом и вытянул мой клинок из ножен, повертел так и сяк, попробовал клинок на изгиб, проверил пальцем заточку. На коже тут же выступила кровь.
– У-у, твою мать, ну и наточили! Кабан!!! А ну хорош заливать, иди сюда, посмотри, какого чуда ты лишился! – заорал он на весь зал так, что сидящие рядом подпрыгнули. – Да ты, Гульди, и в самом деле странный тип. Такие клинки я видел только на императорской оружейне в Пассау да у испанцев в Толедо. Мне на такой за год не заработать при хорошей войне. Только ни там ни там этот меч не ковали. На такой бы мастер клеймо поставил и гордился б всю жизнь. Где ковали?
– В Альвхейме, – сказал я, не придумав, что соврать.
– Шведы или, прости господи, датчане? – Конрад изогнул бровь. – Не больно-то похоже на их работу. Ну да бог с ним, захочешь – потом расскажешь, где ухватить такое чудо.
Меч пошел по рукам под восторженные возгласы и цоканье языками.
Трактирщик между тем поднес нам еды и питья. На сей раз это был аппетитный кабаний окорок с чесноком и кувшин вина. Я удивился, насколько хозяин кабака боится этих шумных пестро одетых людей. Мне еще предстояло понять причину этого страха.
– Вот тебе мое слово, – Конрад принялся за окорок. – Ты пока жри и думай. Не знаю, как там у вас… ха-ха!.. в Саксонии, а здесь все, у кого есть глаза и уши, знают: скоро начнется война. А значит, снова придет нужда в добрых ландскнехтах. Я точно знаю, что Георг получил императорский патент и собирает под Мюнхеном армию. Нам, стало быть, туда. А тебе предлагаю с нами. Ты парень отчаянный, здоровый, не сробел перед нашей бандой выступить. Ты ж не дурак, понимаешь, что если б не я, то прикололи б тебя как свиненка. Ну что, согласен – или еще подумаешь? Смотри, под Георгом служить хорошо, жалованье в срок, что награбим – делит честно, и не заскучаешь. Наш старик от драки никогда не бегал.
