- О-о! - опять улыбнулся тот, его слащавая снисходительная улыбка раздражала, - все очень просто, светлый принц. Взгляните направо.

К этому моменту они свернули с центральной улицы на боковую улочку. По правую руку на безупречно ровном плацу учились искусству боя с полсотни одинаковых молодых парней, пышущих здоровьем. Чуть поодаль, на точно таком же плацу, тренировались мальчики младших возрастов. Все было столь безукоризненно одинаковым, что бросало в дрожь.

- И что с того? - невозмутимо спросил принц, пораженный, на самом деле предъявленной боевой мощью.

- Ваши глаза поняли больше, чем сказали ваши губы, светлый принц, - поклонился жрец.

Кан-Тун ничего не ответил.

- Хорошо, светлый принц, - выждав паузу, заговорил жрец, - я вижу, сначала я сам должен кое-что рассказать. Много-много лет назад. Один очень молодой, но истовый жрец Лестницы решил сам узнать, что за тайны хранят ее белые ступени. С горсткой единомышленников он достиг этих мест. Преодолев множество опасностей и трудностей в слепом упоении гордыни. Однако, достигнув этих мест и убедившись в полной непроходимости Лестницы дальше, он был удостоен откровения. Сам высший бог, сам Гоеррен, открыл ему, что Лестница не просто путь к богам, но путь к их небесной обители. И боги, не желая, чтобы смертные в тщете своей их беспокоили, сделали Лестницу непроходимой для человека. Но гордыня смертных вновь и вновь гонит их вверх и заставляет именоваться Восходящими. И тогда сам Великий, сам верховный жрец, понял, что, если он достиг этих священных мест, то их могут достичь и другие смертные и даже больше, - в этом месте карие глаза жреца засияли безумием, а голос поднялся и задрожал, даже больше, светлый принц, подняться выше! И нарушить покой богов! И тогда решил Великий остаться здесь, чтобы охранять покой богов. Понял он, что боги в милости своей позволили ему достичь этих высот, чтобы он мог сторожить их покой. Потому всякий, кто достигнет этих мест, должен быть принесен в жертву!

Во время этой пламенной речи, принц все больше убеждался, что здесь путь будет закончен. Ощущение тяжелой безысходности овладевало им.

- Итак, светлый принц, - продолжил беседу жрец, когда огонь фанатика чуть угас в его глазах, - как вы и ваши спутники оказались здесь?

- Мы построили мост, - сухо бросил Кан-Тун.

- Как, мост? - ужаснулся жрец.

- Но теперь он разрушен и его не скоро построят вновь, поспешил утешить принц, без всякого, впрочем, участия.

- Хорошо, - кивнул головой жрец, - и неужели вы не видите в этом божественного провидения? Неужели падение моста не убедило вас в том, что боги не желают проникновения смертных на Лестницу?

Принц задумался. Жрец предупредительно держал паузу.

- Когда меня отправляли сюда, наверх, - неуверенно начал принц, - меня убеждали в том, что боги создали Лестницу, чтобы государи могли получить божье помазание на правление, поскольку лишь достойный может достичь ее вершины и вернуться. Теперь же я не знаю что и думать... Препятствия, которые нам пришлось преодолеть, действительно о многом должны были мне сказать. О боги! Как же я был слеп!

- Не вини себя, светлый принц, - усадил его на безупречно чистую лавочку жрец в тени живой изгороди, тщательно выстриженной, там, внизу, люди далеки от богов и не видят дальше собственного носа. Лишь здесь, рядом с ними, можно осознать что либо. Раскайся, светлый принц, проси прощения у богов, и может быть, простят они тебе твою гордыню и упорство.

Принц опустился на колени и начал молится всем богам сразу. Священный трепет овладел всем его существом. Он ощутил близость к богам и свою гордыню и тяжесть греха того, что шел против воли богов. Он искренне хотел искупить вину.

- Хорошо, светлый принц, - легонько поднял его с колен жрец, когда голос принца стал совсем не слышен, - встань. Я вижу, ты раскаялся. Я вижу, верховный бог, как бог разума может простить тебя, если откажешься ты от своей порочной цели, если принесешь себя самого в жертву богам. Слышишь ли ты меня и глас бога?

- Да, жрец у стопы Великого, - закивал принц, - я слышу вас, я слышу глас бога. Отдайте мое оружие, и я принесу себя в жертву.

- О нет, светлый принц, - улыбнулся жрец, и теперь улыбка показалась принцу понимающей и прощающей, слезы хлынули из его глаз, - ты не верно понял меня, мой принц, готов ли ты служить вечно покою богов? Готов ли ты остаться здесь и убить любого, кто посмеет нарушить их волю?

- Да! - истово воскликнул принц, - дайте мне мой меч, я вернусь и сожгу мост, чтобы он никогда не был построен.

- Сядь, светлый принц, - светло и ласково улыбнулся жрец, сядь, боги не благоволят поспешным решениям. Необдуманными поступками ты грешишь против верховного бога, бога разума!

Осознание греха, который Кан-Тун чуть не совершил, повергло его в почти сумеречное состояние.

- Утешься, светлый принц, - удержал поток слез жрец, остановись. Я вижу ты готов служить богам и жить среди нас. Но есть еще одно дело, которое я хотел бы обсудить с тобой. Твои друзья. Те, с которыми ты пришел сюда. Среди них могут оказаться двуличные змеи. Те, что согласятся раскаяться, а на самом деле готовы будут бежать вверх. Ты понимаешь это?

Принц готов был закивать, соглашаясь, но поневоле задумался. Перед глазами встали спутники. Один за другим. Он вспомнил слова Итернира, о том, что Лестница испытывает их, давая каждому шанс предать. И если он был прав, то никто до сих пор не предавал никого, если они здесь. Что есть правда? Что ложь? Что досужий вымысел?

- Ты задумался, светлый принц, - посочувствовал жрец, - я облегчу твою задачу. Каждый человек способен на двуличие. Услышь меня - каждый! И я хочу спросить тебя, готов ли ты указать на того, в ком ты увидишь зерна греха, после того как он раскается?

Вновь принцу страстно захотелось согласиться, но тревожная мысль удержала. "Это что же": подумалось ему: "он хочет, чтобы я предал своих спутников? Своих друзей? Итернир говорил, что основа великого правления - любовь народа, или как-то так. Неужели я, который шел сюда, чтобы стать государем начну, с того, что предам моих спутников, тех, кто ближе всего мне стал в эти дни?"

- Нет, - твердо ответил принц, вставая на ноги и вновь гордо выпрямляясь, - к этому я еще не готов.

- Напрасно, светлый принц, напрасно, - встал жрец, направляясь обратно, - однако у тебя еще есть время. Ты должен учесть, что раскаяние должно быть полным. Ты должен понимать, светлый принц, что боги не торгуются, им нужно все. И ты должен понимать всю тяжесть своего греха, всю греховность своей гордыни. Не позволяй ей решать за себя. И еще, светлый принц, пойми, что порой сказанное слишком рано может лишь приблизить конец жизненного пути.

Всю остальную дорогу назад жрец не пытался с ним говорить. Однако по-прежнему улыбался.

Когда увели принца, некоторое время молчали. Первым молчание нарушил Торок. Он беспокойно подполз к Риггу и спросил:

- Куда, куда это они его повели?

- Кто ж его может знать, - пожал плечами тот, - может, поговорить надобно.

- А может, уже казнить будут, - зевнул Итернир, - Хотя, это вряд ли, - добавил он поймав тревожный взгляд Торока, - судя по их наглой рыжейморде, казнить они нас будут самым, что ни на есть последним делом.

- А что же теперь? - продолжил расспросы мальчик.

- А что теперь? - не понял Итернир.

- Что с нами будет? - пояснил Торок.

- Что будет? Что будет? - словно убеленный сединами или украшенный плешью в полголовы от тяжелых раздумий о сути мироздания, вопросил у потолка Итернир, - убьют, и дело с концом.

- Нет! - воскликнул Торок, - нет! Так быть не может. Это нечестно!

- Где-то я это уже слышал? - задумчиво проговорил Итернир, а Ригг начал говорить какие-то слова утешения.

Потом была тишина, нарушаемая редкими всхлипами мальчика. Итернир сидел, прислонившись к стене и задумчиво глядя на кружение пылинок в лучах света, пробивающихся из щелей в двери. Взгляд его становился все более отчужденным и, в конце концов, он запел.