- Ну ладно, - сказал Итернир, - вы тут устраивайтесь, а нам вверх опять пора. Ты как, напарник?

- Это ты очень хорошо придумал, - перебил открывшего, было, рот Ригга принц, - заманил нас на этот проклятый уступ, с которого нам уже некуда деться, а сам уходишь?

- Пожалуйста, - произнес Итернир, развернувшись к принцу всем корпусом, - не начинай сначала.

В это раз Итернир закрепил связку на уступе.

- Случаи разные бывают, - с лихим выражением лица объяснил он.

Пошли вверх. Здесь скала была гораздо ровнее, чем внизу. Словно создатель специально изранил ее у подножия. Они шли друг под другом, и Итернир уже не мог видеть, что Ригг идет уже совсем не так, как вначале. Ему здесь приходилось гораздо трудней. Лишь осознание того, что должен дойти, не имеет права сорваться, позволяло держаться на скале, прибавляя духа.

Наконец, такой надежный на первый взгляд, камень под его весом откололся от груди матери скалы, и Ригг понял, что сорвался. Уже ничто не могло помочь зацепиться за утес, исправить положение, неотвратимость ошибки тяжелым молотом сковала волю. Время словно замедлило бег. Он видел, как веревка связки натянулась, как Итернир не выдержал неожиданного рывка, оторвался от стены. Видел, как округлился его рот в крике.

Понимание того, что он послужил причиной смерти другого, того, кто ему доверял, сдавило сердце охотника.

Он падал и видел умирающую мать, которой больше уже ничто не поможет. Видел девушку, сидящую у окна и глядящую на дорогу. Его ждали, но уже ничто не властно его спасти.

Веревка больно врезалась в пояс, переворачивая вверх ногами, тряхнула так, что затрещали кости и, казалось, разошлись суставы. В довершение, основательно ударило о равнодушный камень скалы.

Спустя мгновение он очнулся и понял, что жив. Он висел вместе с Итерниром, вниз головой, над бездной на той веревке, которую Итернир предусмотрительно закрепил на уступе.

- Эй! - раздался чуть погодя голос Кан-Туна, - вы там живы?

- Ага, - кряхтя, отозвался Итернир, - почти. То есть, самую малость. Тяните, пожалуйста, веревку.

Их вытянули наверх. Пока скалолазы приходили в себя, потеряли еще заметный отрезок времени.

- Ну ладно, - наконец поднялся Итернир, - ты меня, Ригг, конечно, извини, но дальше я пойду один.

- Так, это ты же меня извини. Не сдюжил я, - хмуро отозвался Ригг, - только как же ты один пойдешь?

- Очень просто - ногами, - уверил Итернир, но потом посмотрел на скалу и исправился, - хотя, наверное, не совсем просто и почти руками.

- Так ты теперь хочешь и Ригга здесь оставить? - вновь засомневался принц, - разом хочешь со всеми нами покончить? Думаешь, после один до вершины доберешься, и все просто будет?

- Ничего я так не думаю, - попытался успокоить его тот, закрепляя у пояса моток веревки, - я даже тебя первого к себе наверх подниму. И в залог вот оружие оставляю.

С этими словами он отстегнул ножны меча и ножа. Это несколько успокоило принца, но все же не заставило его сменить недовольную мину.

- Ну ладно, ухожу не прощаюсь, не поминайте лихом, а только как звали, - провозгласил он, подходя к скале, - и, пожалуйста, не надо аплодисментов. И не уговаривайте остаться, меня зовет призвание!

И вновь начал восхождение.

Уже пройденный до того участок он прошел довольно быстро, но после начался сущий ад. Руки больного еще тела скоро налились тяжестью. Пальцы покрылись пылью и каменной крошкой. Несколько раз чуть не срывался, ругаясь так, что едва не краснел камень, вновь приклеивался к скале. Он сорвал в кровь ногти, и шел вверх окрашивая красным гранит утеса.

Все труднее было оторвать руку от опоры, чтобы искать вверху новую. Мысль, что это может стоить жизни, сковывала его члены. От однообразности серой стены перед глазами уже мутило, а конца пути все не было видно, и скала казалась бесконечной.

- Сюда, вот так... и еще немного... эт-то здесь стоять... та-ак, - бормотал он себе под нос.

В конце концов, все силы остались внизу. И второе, и третье, и еще много дыханий минули в бездну по пути равнодушного утеса.

Не было сил.

Не было сил даже чтобы держаться на одном месте. Но путь был лишь вверх. И он поднимался.

- О боги, - начал он молитву от полной безысходности, - я грешен... да, я грешен... но, если я доберусь наверх... я стану образцом добродетели... я брошу пить... портить девок... плевать с моста... красть... оскорблять и порочить имя ваше... рассказывать пошлые анекдоты... я даже... я даже... я... я брошу ругаться... а вам сверху видно... что это непросто...

И тут он перевалился через край утеса. Он достиг вершины. Некоторое время ошалело мотал головой, отгоняя траву, цветы, рощу невдалеке, словно наваждение, а после, пробормотал:

- Надо же - всего-то через плетень прыгал, а сколько глупостей наговорил!

И уснул.

Когда проснулся, уже вовсю вечерело. Все мышцы пронзительно болели, отыгрывая хозяину всю тяжкую работу недавнего времени.

Кряхтя и жалея себя, спустил вниз веревку. Когда из бездны появился принц, Итернир победно заявил:

- Ну, вот, а ты боялась, даже юбка не помялась! - после чего захихикал.

Принц отвязался и лег на траву, отдыхая. Итернир лег животом на самый край, свесил вниз голову и проговорил:

- Ну, вот, сейчас отдохнем маленько, потом поднимем остальных и заночуем. Э-эх, как же я посплю! Всем "посплю" "посплю" будет. А то тут что ни ночь, то неприятности, порядочному человеку отдохнуть некогда...

- Никого ты сейчас не поднимешь, - оборвал его речь кинжалом у горла Кан-Тун, прижимая его к земле всем телом.

- Эй! Ты это чего? По-моему, ты это все неудачно придумал.

- Ничего. Ничего больше не будет. Дойдет лишь один! - голос принца был торжествующим.

- Так-то велят поступать законы благородных семейств - обманом и ложью? - не терял надежды спастись Итернир.

- Правды нет, есть то, что мы сделаем правдой, - начал было принц, но не договорил, чуть-чуть он ослабил хватку, чуть-чуть повернул клинок кинжала, и Итерниру удалось вывернуться.

Оба, сжигаемые желанием убить, чтобы спасти жизнь, покатились по траве.

- Эгей! Хорош! А то вы так и шкуры друг другу попортить можете! - раздался вдруг насмешливый голос. 8.5

Огромный пустой зал. Высокие стрельчатые окна. В торцевой части зала невысокий помост. Играет прямо на досках помоста маленький мальчик. Играет без игрушек. Ползает по полу, тихо что-то себе бормочет под нос. Маленький плащик до пояса, густо-зеленого цвета спутывает движения.

- Здравствуй, братик, - звонко говорит возникшему подле него человеку.

Человек этот закутан до пят в плотный плащ, цвета ночи, густые волосы, спускающиеся до плеч, схвачены серебряным обручем. Такой же обруч, но гораздо тоньше красуется среди выбившихся прядей мальчика.

- Здравствуй, брат, - спокойно и нежно говорит человек.

- А я знаю, зачем ты тихо приходишь! - уверенно заявляет мальчик, усаживаясь на колени присевшему на край помоста человеку.

- Зачем? - задает ожидаемый вопрос человек.

- А чтобы папка не услышал! А скажи, как ты так тихо приходишь? Я всегда слушаю, караулю, и сейчас глядеть буду, когда уходить пойдешь, а ничего не замечу, - вертится мальчик на коленях.

- Я хочу тихо прийти, и я просто никого не тревожу.

- Ты всегда так непонятно говоришь! А вот Герка, он понятно говорит.

- Кто такой Герка?

- А это привратников сын. Мы с ним играем. Вчера в луже купались, на полигоны же нас не пускают, а няньки и дядьки папке все сказали, и меня пороли, - излил обиду мальчик, - ни за что ни про что! Подумаешь, камзол испачкал!

- Да ты и этот уже порвать успел, - все также нежно говорит человек.

- Где? - ужом изворачивается мальчик, - а вон, правда. Ну и подумаешь! Очень я их всех боюсь! А еще они ругали, что с Геркой вожусь. Остальные, говорят, братья хорошо себя ведут, один я со смертными якшаюсь. А скажи, а почему тебя папка не любит?