Было же сказано – яблок не трогать! Что, действительно так хотелось яблока? Это же – не баранины кусок. Висит и висит себе. Еще не факт, что оно не кислое. Нет же! Давай сорвем! Кусай, пробуй!

Адам, конечно, не семи пядей во лбу был. А, может быть, просто такой доверчивый человек. Наверняка доверчивый добрый человек. Предложили яблоко – отказаться как будто неудобно. Могут неправильно понять, и все такое.

Интересно, каким он стал в старости?

Что с зубами? Как он переносил зубную боль? Тогда стоматологов еще не было.

Как? Пил водку. Чаем боль не унять, хоть заполощись. А что еще можно придумать в подобных обстоятельствах?

Иннокентий Иннокентьевич поднимается из-за стола, вынимает из холодильника водку, наливает еще полстакана, выпивает, щелкает пальцами и смотрит в окно.

Дети гоняют ультрамариновую на солнце кошку. Кошка забирается на высокое дерево почти вровень с окнами Иннокентия Иннокентьевича и смотрит безумными глазами то на Иннокентия Иннокентьевича, то – на своих обидчиков.

А была бы ты петухом, черта с два забралась бы на это дерево, справедливо рассуждает Иннокентий Иннокентьевич. Петухи-то по деревьям не лазят.

Вот и о кошках поговаривают всякое. Между тем, кошки – ласковые и чистоплотные животные. И уж если у них случаются такие эпизоды, это не кошки виноваты. Природа все так устроила. Кошка не может сложно рассуждать, у нее голова маленькая, мозга в ней – с гулькин нос. Наступает пора – да, она кричит, требует кота, но в то время себя не помнит. Это – болезнь. Кошачье слабоумие. Вот проходит неделя, другая, кошка выздоравливает и все, и никаких чудачеств. И вообще не факт, что ей кота хочется, может быть, она по будущим деткам скучает.

А уж чтобы целенаправленно отправиться танцевать со слонами?! Боже упаси!

Иннокентий Иннокентьевич возвращается к столу.

Прошло…

Сколько же прошло, кто его знает? И зачем это?

А если это переложить на ноты? Что? Это.

Причем здесь ноты? Гармонисты нот не знают, и ничего. Никто еще не умер. Что значит, не умер? Что же они бессмертны, что ли? Черт знает, что в голову лезет.

Частушки да страдания. Какие частушки?

Разные. Их много, частушек этих, что-то ни одна в голову не приходит.

А еще хвастался – память, память…

Иннокентий Иннокентьевич кладет голову на руки и вскоре засыпает. Ему снится Ноев ковчег: нелепая конструкция с зебрами и попугаями посреди пенного океана. В скоплении животных угадываются фигуры черта и Валентины. Валентина в объятиях Лукавого торжествующе улыбается и косится в сторону Иннокентия Иннокентьевича.

Тоскует, сучка, – думает во сне Иннокентий Иннокентьевич, – хочет вернуться. Надо бы прибраться на всякий случай.

В руках у меня та самая изысканная куриная шейка, что не съедается разом. И нужно долго разглядывать ее при дневном свете и при свете кухонной лампы, дабы высмотреть озорные капельки жира, проступившие на тонкой белесой пленочке. И, с тем, чтобы вдоволь насладиться ее ароматом, продолжительно повертеть в пальцах, как ласкают дорогую сигару. И только после этого взорваться от мысли, что вовсе это не куриная, но лебединая выя.

Взорваться и оцепенеть навек.

Через год нашу Родину, добавлю, всем Родинам Родину, вместе с родителями, детьми и внуками ее постигла долгожданная свобода, каток мой однажды ночью своровали, вероятнее всего, чтобы сдать на металлолом, и я стал безработным.

Еще через три месяца я получил первое в своей жизни письмо от отца отца, в котором он извещал меня, что его сын (мой отец) давным-давно умер вследствие психической травмы, что он (отец отца) живет один, что он накопил изрядные средства, что девятого января ему аккурат исполняется сто лет, что он приглашает меня, единственного оставшегося у него родственника, на юбилей, хотя справлять его он ни при каких обстоятельствах не собирается, что является наиболее разумным решением в сложившихся обстоятельствах (о самих обстоятельствах он умолчал). Вообще приглашал пожить, осмотреться, присмотреться, поработать и развлечься, как следует, помочь посчитать или потратить деньги, и прочее, и прочее.

Теперь самое главное.

Ему (отцу отца) кажется, что городок Суглоб, где он собственно и проживает и есть та самая Гиперборея, о которой я рассказывал ему на кухне, когда мне было шесть лет.

Первая мысль, что посетила меня, по прочтении письма, была такова: старик тронулся. Вслед за мной. Ничего удивительного к ста летам-то.

Что касается траты денег, бедный Кит ошибся адресом. Я сдачу-то толком никогда не умел сосчитать. Хотя более сложные задачи, например моментальное перемножение цифр на номере пронесшегося в двух шагах автомобиля я решаю с легкостью и иронией. Ирония заключается в том, что он-то (автомобиль) рассчитывал испугать меня, а вместо того получил новое число, которое впоследствии предопределит его судьбу.

С числами, сами знаете, шутки плохи.

Разгадка близка – размышлял я, рассматривая бывшее фотографией акварельное пятно в паспорте, подле которого значилось, что Благово Андрей Сергеевич родился в селе Суглоб. В те времена подземной фабрики еще не было, и Суглоб значился селом. Хотя, судя по высокопарности названия, селом себя никогда не считал, что дает мне все основания считать себя стопроцентным горожанином.

Если выбирать между сливочной пасторалью с игрушечными лужайками и городским пейзажем с проволоками и глазницами окон, я выберу последнее.

Животные – не в счет.

Сомкнулось и переплелось, размышлял я.

Моя, казалось на века плененная водорослями, щупальцами и тиной, рябая лодка по имени Судьба неожиданно для себя совершала маневр.

Разгадка всегда проста до неприличия, размышлял я, собирая пожитки.

Вот и весна.

Как же я раньше не сложил и не сопоставил интуицию с информацией?!

Ужели Суглоб и есть Гиперборея? Так просто?

Близорукость и мишень, пустыня и шампанское, старик Вольта и дуга, туман и крюк, сон и выстрел…

Карту, скорее карту, скорее, скорее карту…

Нет карты. И быть не может.

Почему?

Из-за подземной фабрики.

Подземная фабрика была закрытым объектом

Безусловно, разумеется.

А как же?

Иначе и быть не может. На то она и подземная.

Будь она обычной фабрикой, к примеру, чулочной или спичечной, не исключено и даже наверняка о Суглобе знали бы многие. Во всяком случае, курильщики и модницы – точно. А так получается, что вроде бы Суглоб есть, а вроде бы и нет его. Город – невидимка.

Где вы родились?

В городе – невидимке

То-то я вижу, вы как-то двоитесь у меня в глазах, двоитесь и расплываетесь.

Это я просто позавтракать не успел. Или – это я только что газировки попил.

Ну, и так далее.

Шутка.

Ну, что же, ну что же? Ничего страшного. И ничего страшного. Многое объясняется. Вот, оказывается, где собака зарыта.

В предвкушении эпохальных событий потираю руки.

Фабрика зарыта, собака зарыта. Теперь все ясно. Фабрика сокрыта, Суглоб сокрыт. Гиперборея сокрыта.