«Слышали?» – громко спрашивает Алан с озорной усмешкой.
Сквозь шум я слышу неравномерные резкие хлопки сжатого воздуха, словно крохотные выстрелы. В метре от датчиков я вижу, как бутылка воды Aquafina, словно убитая, опрокидывается на другой конвейер; за ней такой же застреленной падает бутылка колы. Компьютер точно знает, где расположены бутылки и сколько времени им нужно, чтобы добраться до «пневматических ружей». Теперь я вижу крохотные сопла, отправляющие пустую бутылку в полет. Темп выстрелов напоминает мне звуки, которые можно услышать на переполненном стрельбище. Пафф-пафф. Две бутылки слетели. Пафф-пафф-пафф. Еще три. Пауза. Пафф. По словам Алана, одна такая машина с сенсорами и пневматическими ружьями заменяет 6–10 людей-сортировщиков, которые – в отличие от машины – могут уставать и испытывать тошноту, глядя на вихрь пластика под собой.
Тем не менее, несмотря на всю свою сложность, система инфракрасных датчиков имеет ограничения. Одним из них, по словам Алана, является то, что «они не могут отделять белые полиэтиленовые бутылки от цветных полиэтиленовых бутылок». Если говорить простыми словами, это процесс разделения красной бутылки с моющим средством Tide и белой бутылки из-под апельсинового сока Minute Maid. Однако беспокоиться не стоит: «У нас есть самое изощренное из доступного оборудования: человек». Да, три человека стоят над конвейером, выхватывая белые бутылки и бросая их в лотки. В лучшем случае люди могут справиться с 45 сортировками в минуту – неплохо, но далеко до тех сотен действий, на которые способны сенсоры с пневматическими ружьями. Однако технологий для такого типа пластика не существует, так что эту работу вынуждены делать люди. Несмотря на все шутки Алана о людях как о технологии, он никогда не умаляет важность работы своих сортировщиков. Подобно многим предпринимателям, которых я видел за годы работы в этой отрасли, он отождествляет себя с ними. В конце концов, они вместе занимаются бизнесом по сортировке чужих отходов. «Я горой стою за своих людей, – говорит он мне. – Они изумительны…» Он мгновение медлит, а затем снова поворачивается: «Многие считают, что раз тут низкооплачиваемая работа, то высока текучесть кадров. На деле у меня есть люди, которые работают десять, пятнадцать, двадцать лет».
Возможно, это не самая высокооплачиваемая работа, возможно, она не гламурна и вовсе не та, о которой ваш ребенок захочет рассказать своим друзьям. Но если вы ищете постоянную работу, со льготами, где почти неизвестны увольнения, то нет ничего более постоянного, чем работа в американской системе переработки отходов. В Хьюстоне (городе, который лучше знает о спадах и подъемах, чем большинство других мест) стабильная работа наподобие этой – больше чем просто зарплата. «Мой босс, – говорит мне Алан, широко улыбаясь, – парень, который управляет нашим сектором в Waste Management, появился в бизнесе, потому что его отец занимался нефтью и парень в молодости видел и бумы, и спады. И он сказал: “Я должен найти отрасль, которая стабильна всегда”».
Далеко от Хьюстона, в офисах в Денвере, Милуоки, Бостоне и Чикаго, 35 мужчин и женщин каждый день приезжают на работу с целью найти место для рассортированного вторсырья, поступающего из Хьюстона и десятков других перерабатывающих предприятий компании Waste Management, разбросанных по Северной Америке. Для них упаковка утилизированных бутылок из-под растворителя хороша ровно в той же мере, что и баррель нефти, из которого бутылки были изначально изготовлены. В работе этих мужчин и женщин нет ничего сентиментального, ничего особо «зеленого» или экологического. Их задача проста и понятна – получить наилучшую цену. И если лучшую цену на бутылки предлагает, скажем, фабрика в китайском Фуяне, то они, видимо, отправятся в Фуян; но если, как вполне может выйти, бутылки больше нужны производителям на территории США, готовым подтвердить свои намерения деньгами, то бутылки останутся в Соединенных Штатах. Это просто бизнес, ограниченный только стоимостью поставок и законодательством США и той страны, куда Waste Management собирается экспортировать вторсырье.
За эту деятельность отвечает Мэтт Коз, вице-президент по развитию и продажам, сопровождавший нас с Аланом в экскурсии по хьюстонскому заводу. Когда наше путешествие закончилось, мы остановились в помещении с составленными в пятиметровые колонны кипами рассортированного вторсырья, которое теперь является товаром. «Алюминиевые банки, – говорит мне Мэтт, указывая на блестящий тюк. – Они составляют малую долю общей поступающей массы, но дают серьезную долю в общей стоимости». Другими словами, килограмм газет стоит всего несколько центов, а вот килограмм банок в тюке стоит на североамериканских рынках примерно доллар и 20 центов. А теперь представьте, что у вас есть тонны этих банок и вы за них ничего не платили: вот так и получается та прибыль, которую получают переработчики отходов.
Я оборачиваюсь, чтобы заглянуть в главное помещение, где вилочный погрузчик отъезжает с кипой газет, а затем снова смотрю в хранилище. Между кипами бутылок от моющих средств я замечаю несколько тюков с чем-то вроде больших пластиковых мусорных контейнеров, таких же как у Waste Management, с колесами и всем прочим.
– Это то, о чем я думаю?
Алан смеется.
– Они иногда падают в грузовики, когда водители пытаются опорожнить их. Такое случается регулярно.
Я приближаюсь к одному из тюков. Мусорные контейнеры выглядят прекрасно – правда, есть один нюанс: их фактически расплющило в двух измерениях. Они оказались в ловушке между двумерными ведрами, корзинами для белья и несколькими бутылками молока – как скелет динозавра среди раковин ископаемых моллюсков. Я вспоминаю, что в 2008 году группа писателей из Сан-Франциско, включая Джонатана Франзена, провела благотворительную акцию с целью купить в подарок для хьюстонских деревенщин 276 мусорных контейнеров. Намерения были самыми благими, хотя идея и отличалась определенной высокомерностью, но я совершенно уверен, что – если представшее моим глазам сколько-нибудь репрезентативно – контейнеры уже давно расплющены, отправлены в Китай и превращены в корзины для белья, предназначенные для шанхайского среднего класса. В мировом бизнесе утилизации практичность и прибыли всегда побеждают благие намерения, снисходительные или нет.
– Вы их не вытаскиваете? – спрашиваю я.
– Они не стоят того, – отвечает Алан. – К тому моменту, когда они приезжают сюда, они уже помяты в грузовике. Остановка системы, вытаскивание их и возврат к какому-нибудь дому не окупятся.
Описанная обрабатывающая линия в Хьюстоне – одна из новейших и самых современных систем в растущем арсенале Waste Management, где имеется 36 однопотоковых линий для обработки отходов. По всей вероятности, это одна из наиболее технологически совершенных линий для сортировки домашних отходов во всем мире. Несмотря на сложности, крайне важно то, что система не статична. Потребительские привычки хьюстонцев постоянно меняются, а вместе с ними меняется и их мусор. И однопотоковая линия будет меняться тоже.
Сегодня линия рассчитана и настроена на общий поток отходов, который примерно на 70 % состоит из макулатуры: газеты, журналы, приходящая по почте реклама. Однако эта доля меняется: все больше и больше хьюстонцев читают газеты на электронных носителях. Имеются надежные статистические данные, подтверждающие сдвиг: согласно консалтинговому агентству Moore & Associates, связанному с обработкой бумаги в Атланте, в 2002 году американцы направили в переработку 10,492 млн тонн газетной бумаги. В 2011 году эта величина равнялась 6,615 млн тонн. В результате в общем объеме макулатуры растет доля бумажной рекламы. Для линии механической сортировки такие перемены весьма серьезны: по сравнению с газетами реклама меньше весит и дешевле стоит. Со временем, когда доля газет в общем потоке отходов упадет еще на 5 %, Алану и инженерам Waste Management придется модернизировать машину – возможно, добавить одно или два сита из звездочек; возможно, поменять скорость некоторых конвейеров – чтобы идти в ногу со временем.
