— Винс, — попыталась достучаться до него я, но он, похоже, не воспринимал меня вообще.

В тот момент я еще раз распознала странность в его лице, которая обескураживала и одновременно привлекала меня. Я поняла, что именно это неизвестное в Винсе так притягивало меня, и позволило мне отдаться ему.

Я тщетно пыталась оттолкнуть Винса от себя — все равно, что попытаться сместить гору. Винс был мужчиной выше, чем метр девяносто, с сильным, мускулистым, атлетическим телом и даже если бы он не использовал мышцы, я бы не имела никаких шансов против него.

— Я не предохраняюсь, ты слышишь?.. Винс! — закричала я в панике.

Наконец он посмотрел на меня, в его глазах все еще плескалось это странное выражение. Даже его голос звучал как-то глубже и грубее, чем обычно:

— Успокойся, все хорошо.

Его слова меня совсем не успокаивали.

— Винс, слезь с меня, пожалуйста, ты тяжелый.

Он переместил свой вес на предплечья и потерся головой о мои волосы, что я восприняла, как очень странный жест.

— Я не могу, Эвелин.

— Что ты имеешь в виду? — возмущенно спросила я, но потом почувствовала «это». Казалось, что он раздулся во мне до размера бейсбольной биты. Это не было больно, но оттолкнуть его от меня было невозможно.

«Это не нормально!»

И снова во мне распространилась паника.

Винс вздохнул, шепча мне в ухо:

— Это займет всего несколько минут, просто расслабься, Эвелин.

— Расслабиться? — мой голос звучал пронзительно, но мне было все равно.

Я снова вспомнила его слова… волчья история… я когда-то читала, что волки после спаривания не могут какое-то время расцепиться, потому что пенис у самцов набухал. Хотя мой мозг продолжал бороться с этим, правда медленно озаряла мой разум.

«Он не лгал, и он не сумасшедший!»

— О, боже, — тихо сказал я себе.

Винс поднял голову и посмотрел на меня. Теперь я могла рассмотреть это точно. Как я могла быть такой слепой? Незнакомец в его глазах… в его характере… это был волк!

«Ты проглядела это, потому что разум не воспринимает то, что кажется невозможным!»

— Эвелин, тебе не нужно меня бояться.

— Ты — волк!

— Я же сказал тебе это, — прорычал он и вдруг сделал то, чего я меньше всего ожидала. Он опустил голову, прижался губами и поцеловал меня, — И теперь я буду хорошо заботиться о тебе.

Несколько минут спустя я побежала в ванную. Я была в шоке, мир вокруг меня казался совершенно нереальным. Вопросы проносились у меня в голове. Что, если я беременна? После моего выкидыша и разрыва с Томом я не предохранялась.

«Зачем?»

Я не собиралась так быстро связываться с новым мужчиной.

«Я, честно говоря, не собиралась вообще больше никогда не связываться с мужчиной!»

Но могла ли я в принципе забеременеть, если Винс… был волком? У меня сорвалось истерическое хихиканье, когда я открыла дверь ванной и в то же время вздрогнула, потому что из разбитой двери в дом врывался холодный зимний воздух.

— Не сходи с ума, Эвелин, — сказала я себе.

Позади себя я услышала, как в ванную вошел Винс. Он спокойно оделся в спальне, пока я болталась почти на грани нервного срыва.

— Эвелин, не делай этого.

— Чего? — закричала я на него и отчаянно включила воду в душе.

— Не борись против неизбежного… против нас.

Я уставилась на него.

— Нас? Нет никаких «нас», Винс. Я сделала что-то, чего не должна была делать. Вот и все. Я сейчас приму душ, а потом ты отвезешь меня в город, как мы договорились!

Его лицо ожесточилось, и в следующий момент он перешел из расслабленной позы у дверной рамы в напряженное состояние, входя в ванную комнату, как большая угрожающая тень.

— Нет, Эвелин, ты — моя пара, у нас был секс, и ты можешь быть беременной от меня.

Я побледнела.

— Тем более важно, чтобы я приняла таблетку «после этого»!

Его взгляд стал холодным.

— Ты бы убила нашего ребенка?

Он схватил меня за запястье и притянул к себе. От его тела шел сильный жар, который я раньше не замечала. Я вырвалась, но Винс последовал за мной, пока я не почувствовала спиной стекло душевой кабинки. Его взгляд был мрачным.

— Мы практически не производим потомства. Члены стай — слишком близкие родственники. Мы вымираем, через пятьдесят лет нас практически не останется, а через сто лет… — он посмотрел на меня, и решительность в его глазах не служила хорошим предзнаменованием для меня. — Может быть, это судьба, что мы познакомились, Эвелин, может быть, ты — решение. — Винс освободил мое запястье и слегка провел пальцем по моей руке: — Ты драгоценна, Эвелин, я никогда не думал, что снова скажу это женщине, тем более, человеку.

Что-то в его взгляде, когда он произносил эти слова, было настолько болезненно знакомым, что у меня на глазах выступили слезы.

«Это же безумие!»

Он не мог на самом деле ожидать, что я, ликуя, брошусь ему в объятья и позволю себя оплодотворить!

— У меня уже есть ребенок, — попыталась убедить его я.

Это не ложь. Даже если мой ребенок мертв, он жил в моем сердце и в моих чувствах, и там не было места ни для чего другого, ни для другого ребенка, ни для мужчины… и, тем более, не для волка!

Винс провел рукой по моим волосам, взял прядь и посмотрел на нее. По крайней мере ему, идея, похоже, понравилась. Вероятно, он задавался вопросом, будет ли у нашего ребенка мой цвет волос… Наконец, он отпустил прядь и посмотрел на меня.

— А где твой ребенок, Эвелин, почему он не с тобой?

Я открыла рот, готовая солгать ему, но уродливая правда выскочила, прежде чем я смогла остановить ее.

— Моя дочь мертва, она родилась мертвой.

То, как он отвел на мгновение взгляд, выразило соболезнование.

— Я понимаю твою боль, а также скорбь, но жизнь продолжается. Может быть, у тебя снова будет ребенок… и его отцом буду я.

Он сказал это так же естественно, как если бы это был прогноз погоды на завтра. Как он мог?

— Ты абсолютно ничего не понимаешь, Винс! — прошептала я раздавленная.

Сейчас мне просто хотелось смыть с себя все. Винса, секс, воспоминания, которые мучили и преследовали меня, и, прежде всего, позорный факт, что я позволила себе думать о чем-то другом, кроме Тома и нашей дочери… что на мгновение я действительно забыла страдание и скорбь.

Винс

Итак, вот он — секрет Эвелин. Я знал с самого первого момента, когда она стояла передо мной на лесной дороге, что нас что-то связывало — общая боль — но в отличие от Эвелин, я был готов начать с чистого листа. Ей нужно время для этого, и я постараюсь дать ей его. Однако это не меняло того факта, что теперь она принадлежала мне. Я привязывался к новой паре, хотя и был уверен, что никогда не смогу. И слепой бы увидел, в каком Эвелин раздрае, одинока и потеряна. Я не испытывал угрызений совести, вырывая ее в свой мир из той жизни, которая, по-видимому, ощутимо потрепала ее. Я бы защитил Эвелин и дал ей дом, в котором она нуждалась… и я бы с ней связался!

Я терпеливо ждал, пока Эвелин принимала душ. Мой взгляд упал на разрушенную дверь террасы. Мы больше не могли оставаться здесь. Зимний холод проникал во все уголки дома, хотя камин горел во всю мощь. Я бы не смог подчинить дверь по-быстрому. Из-за погоды Хэнк не вернется в лагерь до самого Рождества. Таким образом, было только одно место, куда я мог бы взять Эвелин, но там ей будут не рады. Как я мог разъяснить своей семье, что они должны принять Эвелин? Фиона и Марсель были наименьшей проблемой. Хотя они и не приняли бы Эвелин с распростертыми объятьями, но в конце концов признали бы ее. Реальной проблемой, однако, были Мона и Оливер. Ненависть Оливера и презрение Моны к людям настолько укоренились, что я не смог бы их переубедить.

«И все же»