– Я понимаю, мы здесь не просто так, – скосилась на данмера в ожидании объяснений. Но жрец возносил молитву Маре, игнорируя сказанное мной. Видимо, это и было целью его возвращения в Храм – хотел проверить святилище богини.

Пока я ждала, уселась на уцелевшую лавку, поскребла ногами об пол, поозиралась по сторонам. Не найдя ничего интересного, отложила посох в сторону, в нетерпении встала, обошла кафедру и нырнула за скрытый иллюзией ход с барельефом.

В нос тут же ударил запах разложения – здесь же так много трупов! Сверху пробивался слабый свет, и через проломленную крышу сыпался снежок. Внизу, где раньше находился Череп Порчи, а теперь лишь расколотый надвое барельеф, перетекала смолистая непроницаемая тьма. Колодец казался бездонным, но в самом сердце этой бездны словно замерло чудовище, приготовившееся к последнему смертельному броску.

– Эй, Вермина! Ты ещё здесь? Всё ещё думаешь победить?! – завопила я. – Сиди в своей Трясине и не трожь нас… – докричать гневную тираду не дал Эрандур. Его крепкая рука вмиг зажала мне рот.

– Что ты делаешь?! – шёпотом возмутился жрец.

Я невнятно промычала ответ, только после этого данмер догадался отпустить меня.

– Проклинаю даэдра на чём свет стоит! – решительно сверкнув глазами, осталась стоять на своём. – Ты же тоже понял, что тогда на дороге воин Боэтии искал конкретно нас. И причина этому – Барбас!

– Барбас? – Эрандур недоумённо поднял бровь.

– Ладно, не Барбас. Вермина, – я возмущенно ткнула пальцем в сторону решетки, указывая во тьму. – Она. Сидит там, выжидает. Ты же тоже чувствуешь!

– Там? – теперь обе брови Эрандура взлетели на лоб, и он с сомнением взглянул вниз сквозь решетку. – Там больше никого нет. В темноте не скрываются монстры. Они живут только в нашем разуме, питаются мыслями и становятся сильнее. Не думай о ней, не зови её, и она никогда не посмеет тебя тронуть.

– Лучшая защита от этого – игнорирование? – я развела руки в стороны, не понимая, почему он так говорит. Если решил уберечь меня, то поздно. Теперь только бороться за выживание.

Жрец потянул меня за руку обратно за барельеф.

– Понимаю, как странно это звучит, но поверь, чем яростнее мы реагируем на это, тем сильнее делаем их. Это все равно что подливать масла в огонь!

– Предлагаешь игнорировать Боэтию? А что если нападения будут продолжаться? Я не хочу рисковать нашими жизнями, если мы можем ответить на её призыв и доказать, что достойны жить. Как в той книге.

– Предлагаешь поубивать для неё других людей? – в тон мне ответил данмер. – Это тупик. Будем защищаться, пока нам хватит сил…

– Что-то мне подсказывает, что у нее сил гораздо больше, чем у нас… – я с опаской взглянула на полупрозрачный барельеф Вермины. – Сначала тебя ранят на дороге, а потом стрелой проткнут глаз. И я уже не смогу тебя вылечить. И ты не сможешь больше защищать меня…

Эрандур отпустил мою руку и заметался вдоль лавок в серьёзных раздумьях, пока я продолжала распаляться:

– Откуда этот воин Боэтии обо мне узнал? Неужели это всё Барбас? Не верю, что эта предательская псина всё рассказала про нас Вайлу. А тот… Запросто сдал нас с тобой всем остальным? Теперь они знают, что мы связаны Апатией, что часть твоей души во мне! И что мне делать? Как эту душу вытащить?

Метания Эрандура остановились. Напряжённое молчание жреца не сулило ничего хорошего.

– Никак, – холодно прозвучал его голос.

– И кто из нас теперь подвержен большему риску? – нетерпеливо спросила я.

– Мы оба, – согласился жрец. – И нам придётся думать, как поступить. Вместе.

Я облокотилась на кафедру с очень деловым видом. То, что надо ответить на призыв Боэтии, мне было понятно как родной язык, но что ради этого придется сделать, в какую бездну пасть ради победы? Скольких ещё убить?

– Поверить не могу. Из-за меня ты в смертельной опасности, – с горечью заговорил жрец. – Из-за меня ты… стала такой…

– Какой? Спасительницей Коллегии, героиней Данстара, истребительницей Темного Братства? – я только саркастично усмехнулась. – Я с самого рождения была в смертельной опасности. Меня даже мать родила в разгар битвы… Кругом даэдра, атака талморцев, а она лежит и стонет! Отец в тот же день погиб. Его какой-то даэдрот разорвал пополам. Госпиталь с оставшимися в живых спасли и отправили в Бруму. Ну, и с тех пор я там жила. С самого младенчества, хотя военный лагерь был недалеко от Коррола.

– Разгар битвы? Великая Война? – Эрандур присел на лавку, не сводя с меня шокированного взгляда. – Тридцатое число месяца Руки Дождя?

– Ну да… Сто семьдесят четвертый год. А что? День призыва какого-нибудь даэдра? – мне вдруг стало жутковато.

– Начало Битвы Красного Кольца, ведь так? – уточнил он.

Я недоумённо кивнула, а Эрандур резко встал с лавки и снова принялся мерить шагами помещение. Нервничающий жрец и меня немного нервировал. Начинала чувствовать себя неуютно.

– Никогда не видела даэдротов, – призадумалась я, пытаясь сменить тему. – Это вроде дремор?

– Нет, – коротко ответил жрец. Он о чем-то напряжённо размышлял. Интересно, какой план действий он может придумать в своей хитрой коварной голове?

– Знаешь, Джулия, а ведь ты родилась в очень страшный день, в центре таких событий, что оставили отпечаток на всем мире.

– Я знаю, – скромно пожала плечами.

– И ты рассказывала про своего деда, который учил тебя магии… Кажется, он был невероятно умным человеком, – к чему клонил данмер, было страшно даже вообразить.

– Даже имел кое-какие связи с Коллегией Шепчущих. А что? При чём тут мой дед?

– Представь себе войну. Яростный натиск двух армий. Льющаяся кровь, мучительная смерть людей, всполохи разрушительной магии и тысячи призванных из Обливиона существ. Дремор, даэдротов, атронахов, алчущих… всех, кого можно и нельзя призывать. И представь беззащитное новорожденное дитя в военном лагере близ такого сражения, – он говорил, а моё сознание наполнялось невероятно реалистичными кровавыми картинами, уносилось в прошлое и словно наяву видело, слышало и осязало войну. От голоса Эрандура кровь вскипала посильнее, чем от книжки Боэтии.

– Представь себе высвобожденное разрушение… – произнёс он, и я чуть не рухнула с кафедры. Эту фразу мне уже говорили!

– Замолчи! – закрыв рот ладонями, еле сдержала крик. – Я слышала эти слова! Меридия говорила то же самое! Что она имела в виду? Что ты понял?

– Твоя душа пострадала ещё в младенчестве. Ты получила метку Обливиона, если так можно назвать. Помнишь, я говорил, что душа, заключенная в камне душ, может поработить человека? А что если вокруг тебя было тысячи душ связанных волей, призвавших их колдунов и освобожденных их смертью? Кто-то из них, может быть даже не один, нашёл тебя. Ту, у кого было меньше всего защиты. Вот откуда твой магический дар. А твой дед был невероятно прозорливым человеком, – Эрандур печально улыбнулся. – Он направил тебя в нужное русло, оградил от зла. Ровно до той поры пока ты…

– …не покинула Бруму, – убито закончила я. – Так они меня нашли. Так они все меня находят.

– Ты права, – высказал он, и эхо, внезапно подхватившее его гулкий голос, почудилось громом среди ясного неба.

– Так кто же я? Не человек? Я, что, какая-то дремора? – испуганно глядя на жреца, искала спасения, надежды и защиты.

Он встал напротив и положил руки мне на плечи. Пытался улыбаться, но взгляд был до горечи печальным, таким, что плакать хотелось, видя застывшую в сияющих рубинах скорбь.

– Ты не дремора. Ты человек, но связана с Обливионом теснее, чем прочие. Внутри тебя изначально покоился невероятный разрушительный потенциал, но до него никто не мог дотянуться, пока ты сама не впустила в разум эти мысли. Ты впервые призвала их, покидая Бруму, и получила… убийцу, спасительницу, отмеченную Обливионом и соединенную со мной из-за глупого просчёта, риска… – он вздохнул, крепче сжав мои плечи. – Но это делает тебя сильнее. Это поможет тебе управлять тем, что даровано. И возможно, выжить.