— Конечно, не открыли, — рявкнула я. — Он мертв! Судя по запаху, он был мертв все тридцать дней, на которые просрочил оплату. Но это не моя проблема. Моя проблема, что ты продал мне квартиру, полную вещей, которые я не могу продать. СЗД не следует законам, но наследие никто не отменял. Я купила эту квартиру, потому что она маленькая, а мне нужны деньги. Теперь я не могу ничего делать, пока город не свяжется с родней мертвеца, а на это уйдет не меньше месяца. А я застряну с квартирой, которую не могу использовать, и все из-за тебя!

— Не кричи, — буркнул Брокер. — Мы возместим убытки. Просто подожди неделю, чтобы дело описали, а потом еще пятнадцать рабочих дней, чтобы его обработали, и вся сумма вернется на твой счет. Без проблем.

Я нахмурилась сильнее.

— Почему мою оплату ты можешь принять сразу, но когда это нужно вернуть, на это уходит пятнадцать рабочих дней?

— Эй, я просто работаю, милая. Я не создаю правила. Но если не хочешь ждать, можешь заработать на том, что в квартире.

Я нахмурилась.

— Разве это законно?

— Законно, — едко сказал Брокер. — Мертвый или нет, он просрочил плату. Город имеет право на те деньги, что бы ни говорила его родня. И раз мы уже забрали квартиру, продав ее тебе, я не вижу причины не взять свой долг из его наследия. Мы просто напишем, что это был штраф. Никто не будет спорить. Он был мертв месяц, и никто не заметил. Если у него нет наследника, всем плевать. Квартиру, наверное, вернут на продажу через месяц, когда Собиратели не найдут его родственника, так что считай это шансом получить добро заранее. Или жди отплаты. Мне все равно.

Судя по тону, Брокеру было важно, что я выберу. Одобрить возмещение означало признать официально, что кто-то ошибся. Собиратели должны были проверять, жил ли кто-то в квартире — был ли в ней труп — а потом выставлять ее на аукцион. Видимо, тот, кто проверял квартиру, поленился, а теперь Брокер мог пострадать, ведь его работой аукционера было гарантировать, что он продавал хорошие квартиры.

Он хотел смести ошибки под ковер, потому и был готов согнуть обычно непреклонные правила Уборки в оригами для меня. Беспощадный Уборщик стал бы угрожать ему за это, но мне нужно было выплатить долг в конце недели, и мне нужны были деньги. Если Брокер позволял мне обчистить лучшие части этой квартиры, не убирая ее для перепродажи — единственная работа, которую делали Уборщики по закону, получая квартиру — я с радостью подчинялась. Я надеялась, что в ящиках было то, что стоило триста баксов, которые я заплатила за вход в это шоу ужасов.

— Хорошо, — буркнула я. — Я заберу квартиру.

— Рад, что ты со мной согласилась, — бодро сказал Брокер. — Я пришлю сейчас кого-нибудь разобраться с телом. А ты разбирай его вещи. Только постарайся не трогать личные вещи. На случай, если они смогут найти его родню.

Я пожала плечами.

— Ладно. Вряд ли на рынке купят семейные фото.

— Ты жемчужина, Опал. До встречи на следующем аукционе.

Я закатила глаза от старого надоевшего комплимента «жемчужина» и закончила разговор.

— Что теперь? — спросила Сибил, я подняла пончо, чтобы убрать телефон в карман джинсов. — Ждать, пока команда заберет тело?

— На это могут уйти часы, — я прошла в дверь, которую разбила на входе. — Если бы у меня было время, я заставила бы Брокера вернуть деньги. Нет, — я надела перчатки. — Мы приступим к работе.

Технически, у ИИ не было эмоций, но Сибил была лучшим роботом-компаньоном, и она постаралась звучать напугано.

— Ты не можешь рыться в вещах мертвеца, пока он еще лежит на полу!

— Почему? — спросила я. — Он не может жаловаться, а у меня поджимают сроки.

И было опасно. Я была в долгу перед жутким человеком, и он не станет отодвигать срок. Если налички не будет к пятнице, произойдет плохое.

— У нас хотя бы много работы, — сказала я, указывая на стену коробок. — Тут много всего, что-то должно быть хорошим.

— А где логика? — спросила Сибил.

Ее не было, и я понимала это, но моя спутница уже знала, что была права, так что я не стала признавать правду вслух. Я просто схватила коробку с вершины горы и стала разрывать ее, убирая скотч с тихой молитвой живой душе СЗД, что внутри будет что-то хорошее.

* * *

Ясное дело, на мои молитвы не ответили. Два часа — сто двадцать потных и гадких минут поиска в пыльных коробках в гостиной мертвеца, который гнил в десяти футах от места — а результата не было. Это было хотя бы интересно. Многие коробки оказались полными учебников о методологии древней магии. Разные стили алхимии, несколько коробок книг о древнеегипетской магии, а еще стопка книг о вымерших магических животных. Мертвец, видимо, был фанатом истории магии.

Я это понимала. До того, как моя жизнь покатилась в ад, я получила степень магистра по истории искусства магии и антропологии, так красиво называлось то, что я изучала вещи старой магии, оставленные древними культурами. Их было удивительно много. В древние времена мир был очень волшебным, сильнее, чем сейчас. А потом почему-то вся сила исчезла.

Почти одиннадцать веков, грубо говоря, от 1000 до 2035 н. э., мир был полностью не магическим, этот период мы теперь звали Засухой. В то темное время все магические сокровища — зачарованные мечи и религиозные реликвии, прочие вещи силы, созданные древними магами и жрецами с помощью техник, которые современная магия не до конца понимала — утратили силу и стали просто безделушками. Некоторые сохранили, им поклонялись разные культуры, собирали в коллекции, как священные предметы, хоть они больше не работали, но многие были потеряны.

Время и неведение. Мы не знали, сколько ценных сокровищ было уничтожено людьми, которые не могли отличить зачарованный молот богов от молотка, которым строят дом. Уцелевшие предметы вернули силу, как все остальное, когда магия вдруг вернулась восемьдесят лет назад, но многие пропали навеки.

Не одну меня это расстраивало. Наш мертвец не хранил сами реликвии, к моему недовольству, но у него была впечатляющая коллекция архивных распечаток фото. Там было несколько подробных схем древних персидских алхимических орудий, которые даже я не видела раньше. Но распечатки были на простой бумаге, ничего не стоящей, зато коллекция была милой, и я забрала несколько фотографий в свою сумку для себя.

Мне нравился вкус мертвеца, но книги и фотографии не продавались. Открыв все триста двадцать коробок, втиснутых в маленькую гостиную, я оценила всю коллекцию в почти сто баксов, это было на двести меньше, чем мне нужно было, чтобы хотя бы вернуть потраченные деньги. В ванной ничего не было, и мне пришлось пройти в единственную комнату, которую я еще не трогала.

Спальня.

— Прости, — сказала я мертвецу, проходя внутрь. — Я просто осмотрюсь.

Было глупо говорить это, но, хоть он был мертвым, врываться в чью-то спальню было ужасно грубо. Грубо и холодно, потому что после двух часов изучения его коллекции я будто знала парня. Он был историком или коллекционером-энтузиастом, и это заслуживало уважения. Не того уважения, при котором я не стала бы искать ценности, но я должна была хотя бы признавать его присутствие.

— Как думаешь, от чего он умер? — спросила я у Сибил, начав рыться в его выдвижных ящиках. — Входная дверь была целой, вряд ли его убили при краже.

— Наверное, что-то внутри, — ответила она, приблизила в моих камерах лицо трупа, черное и впавшее от разложения. — Нет следов…

— А можно так не делать? — рявкнула я, убирая приближение. — Это достаточно жутко без крупных кадров!

— Я просто отвечала на вопрос, — возразила Сибил. — Я пыталась сказать, что нет следов насилия. Нет пятен крови или дыр от пуль. И он лежит лицом в пол, скорее всего, здоровье подвело. Сердечный приступ или что-то в этом роде.

Я взглянула на мини-холодильник в углу, его дверца была широко открыта, и я видела растаявшую, но не сгнившую, стопку бурито, которые разогревали в микроволновке.

— Судя по тому, что он ел, денег я не заработаю, — я покачала головой. — Бедняга.