– Которая сжирает мой мозг, и от этого у меня болит голова. Простая опухоль. Думаете, я опухоли не видел? На лыжах много раз суставы выворачивал. Опухоль два-три дня и всё. Но не три месяца!

– Это не совсем такая опухоль. У тебя неправильные представления об этих вещах. Опухоль мозга и опухоль на месте повреждённого сустава – две разные вещи, – Николай Николаевич сложил руки на столе и примолк.

– Откуда известно, что именно рак?

– Снимок головы. Там всё видно. Анализы последние…

– Покажите. Я хочу увидеть.

– Ты ничего не поймёшь.

– Но ведь вы как-то поняли!

– Это моя профессия! И хватит тут истерики закатывать. Дай мне договорить! – повысил голос доктор.

– Истерики? – возмущению Роба не было предела. Как вообще можно о таком говорить? – Вы понимаете, что сейчас говорите?

– Только потому что тебе уже взрослый. Поэтому я говорю это тебе. И данные анализов, и снимки – всё подтверждает. Никаких ошибок уже не может быть. Мне жаль…

– И как мне быть? – успокоился Роман.

– Дай мне договорить.

– Да, пожалуйста, извините, – ещё тише сказал Роб.

– Когда ты только пришёл на приём, я подозревал мигрень. Поэтому прописал тебе тогда такие медикаменты. Но на той стадии рак нельзя было обнаружить. Мы лечили тебя не от той болезни. В этом моя ошибка. Головная боль должна была исчезнуть уже на второй неделе лечения. Но этого не произошло. Тогда я заподозрил другую болезнь. Когда ты сдал анализы, она не подтвердилась. Я понимаю, сколько денег ты заплатил за мои консультации, но всё было зря. Опухоль перешла на самую опасную, четвёртую стадию. На этой стадии её уже можно обнаружить, что мы и сделали. Всё ещё можно вылечить. Рак лечат в Германии, и в других странах Европы. У нас есть связи, мы можем всё устроить…

– Скажите, сколько мне ещё жить?

– Я боюсь делать прогнозы. Всё ещё можно вылечить…

– Вылечить? Вы посмотрите на меня? Разве я похож на богача? Я работаю только на то, чтобы содержать себя! Еле концы с концами свожу, а вы предлагаете вылечить. Мне никогда не накопить такие деньги. Вы понимаете?

– А родители? Они разве вам не помогают?

– Родители? Они больше меня нуждаются в деньгах. Да и всей семьёй, нам не накопить таких денег, которые вылечили бы меня. Я знаю одно, рак – это очень страшно и дорого. И, увы, мне не по карману.

– А друзья? Родственники. Можно ведь собрать сумму? Я помогу…

– Друзья? Вы думаете, я смогу им рассказать, что умираю? И просить денег. А как я отдам? Не смогу я никому этого рассказать. Меня начнут жалеть…

– А фонды помощи? Там ведь такие суммы собирают…

– Для детей. А я уже давно не ребёнок.

– Не нужно отчаиваться, это не конец. Я помогу вам!

– Спасибо, – улыбнулся Роман, – скажите, сколько?..

– Люди с такими опухолями по-разному живут. От полугода до нескольких лет…

– Лучше бы скорее…

– Что ты такое говоришь? Как смеешь? Не надо заранее себя хоронить. Время есть. Пусть и немного. Пропишем тебе химиотерапию. Это замедлит действие…

– А зачем? На сколько? Ещё больше времени на мучения? Зачем мне это? А вдруг я влюблюсь? Или ещё что?

– Да что ты такое говоришь!

– Спасибо вам. Извините, я пойду. Извините…

Роб выбежал из кабинета. Слёзы защипали глаза и покатились по щекам. Вот и всё. Конец. Скоро, не скоро. Не важно. Это финал. И не страшно совсем. А безразлично. Но слёзы, почему слёзы льются? Ведь совсем не хотелось плакать. И сейчас. Куда идти? Никуда и не хочется. Вот ведь новость!

– Роб, постой! – окликнул его Николай Николаевич

Роб медленно повернулся. Слёз почти не было видно, но, казалось, будто всё лицо мокрое от них. Стало немного стыдно за себя.

– Да?.. – выдавил он.

– Зайди, мы не договорили.

– Не хочется…

– Ну что за детский сад? Заходи!

Роб тяжело вздохнул и направился в открытую дверь. И что ещё нужно было знать? Самое главное уже сказано, всё уже известно. Что ещё нужно? Роб чувствовал себя таким опустошённым. Но тем не менее зашёл в кабинет.

– Можно дам тебе совет, – уже спокойней сказал Николай Николаевич, усаживаясь в кресло.

– А они нужны? Жизнь ведь моя. Зачем мне ваши советы?

– Послушай меня, парень. Жизнь твоя ещё не закончилась! Впереди ещё много времени, понимаешь? Всё ещё можно вылечить. Или по крайней мере выиграть для тебя больше времени. Понимаешь? Бороться нужно.

– Зачем мне это? Я узнал самое важное. Вот скажите мне, будете ли вы смотреть фильм или читать книгу, если вам расскажут, чем всё закончится, раньше, чем вы дочитаете её?

– Твоя жизнь не фильм, и не книга…

– Вот и нет. Это триллер с элементами иронической трагикомедии.

– Я ценю твоё чувство юмора, тем более сейчас. Оставайся таким ж. не нужно замыкаться. Давай, всё-таки химиотерапию?

– Я не изменюсь уже. И спасибо, не надо никаких терапий. Мне всё равно будет страшно. Засыпать или куда-то идти. С такой-то мыслью.

– Да не хорони ты себя раньше времени! Я же сказал, от шести месяцев до нескольких лет…

– Теперь можно делать то, что больше всего боялся.

– Ты о чём?

– Шутка, вы же просили меня юморить…

– Нужно сообщить родственникам, чтобы знали.

– Не нужно. Зачем им это знать? Я уже достаточно взрослый и сам вправе решать, что и кому нужно сообщать. Отец не вынесет этого.

– Но нужен кто-то, кто будет за тобой присматривать, ведь всякой может произойти. Потеря сознания, обильные кровотечения… Может, кому-то из друзей?

– Будет человек, я расскажу. Очень хорошей знакомой. Не волнуйтесь.

– Тогда будешь приходить ко мне каждую неделю, просто так, безо всякой оплаты. Будем что-то думать.

– Спасибо вам за всё. Если хотите, я буду приходить. Но никаких процедур. Просто поговорить.

– Да, конечно…

– До свидания.

– До скорого, Роб.

Роб открыл дверь и вышел. Спиной он чувствовал, как плавит его жалостный взгляд Николая Николаевича. Какой же он хороший человек. И врач. Роб ещё немного постоял у кабинета, посмотрел на дверь и вышел к лестницам. Теперь всё известно. Не надо никуда торопиться. Можно просто идти и всё. Как же он хотел дождя. Чтобы промокнуть до ниточки, идти медленно по лужам, ощущать удары капель. Но какой дождь в конце ноября? Немного снега или жутко холодно. Вроде ещё и не зима, но уже и не осень. Какое-то непонятное время, ни солнца, ни туч. Просто серость вокруг. И морозная сухость. Лужи уже давно замёрзли, а листья почернели и спрятались под первым снегом. Вот и всё, что могло дать небо Робу в этот момент. Когда он так хотел дождя.

Глава 5. Всё ещё можно решить

Что может чувствовать человек, которому сказали, что он скоро закончит жизнь. Интересно, а есть ещё что-то более неприятное и разочаровывающее так, что ноги становятся ватными, в горле всё пересыхает? Мы все боимся маленьких страхов. Боимся опоздать или не успеть, боимся проспать или недоспать, боимся зубной боли и мышей, которые боятся нас не меньше, но чего стоят эти страхи, когда перед тобой такой известность, и твоё будущее, вся твоя жизнь, а вернее её конец известен и так близок. Теперь всё то, чего так боишься, всё что мешало жить полной жизнью безо всяких страхов – это такие мелочи, но как же они важны. В нужное время, они строили нашу жизнь. И вот ты стоишь у финала, а что осталось? Что есть, и как тебя будут помнить?

Роб медленно брёл по улице, даже не зная куда. Просто шёл. Надо было решать, как быть дальше, что делать в этот оставшийся срок. И зачем он всё узнал? Сидел бы сейчас где-нибудь в офисе и ругался на надоевшие договоры сотрудничество. Но нет, правда, она так внезапно врезается в жизнь и роняет с любой высоты. Правда, всегда не вовремя и болезненно. И почему люди так не любят правду? Постоянно врут, пытаясь оправдать себя за то, что возможно и составляет их жизнь. Скрывают свою сущность за масками, подражают толпе. Ложь – вот, что делает людей похожими. Роб осознавал это, как ему казалось, лучше всех.