Но даже на этой стадии, уже почти через несколько минут после укола, практически сразу, реальность начинает вновь меня затягивать. Туман рассеивается. Теперь я начинаю нервничать и хочу избавиться от улик. Встаю и первым делом ищу на полу поспешно отброшенный шприц. Для этого нужно включить лампы на стене – на маленькие кучки мусора обрушивается резкий безжалостно-яркий свет. Я стою моргая, но шприц на этот раз легко найти: воткнулся в ковер, точно дротик. Иногда мне везет чуть меньше: шприцы прячутся под кроватью, за книгами, и на то, чтобы их отыскать и выудить оттуда, уходит несколько тревожных минут. Иногда я не нахожу их, и они лежат в засаде, как хищники, выбирая момент для появления.
Я собираю все причиндалы, упаковку и острые предметы, чтобы положить в безопасное место и избавиться от них позже. Бумажный мусор можно выбросить и в ведро – поместить на дно, замотав в полиэтиленовый пакет. Иглы и пустые ампулы через пару дней отнесу в операционную, там есть специальный ящик для острых предметов – потом их безопасно утилизируют. Я снова внимательно осматриваю пол. Надо убедиться, что ничего не упало. Часто я что-то упускаю и оставляю улики: упаковку от шприца, окровавленную салфетку, головку ампулы, случайно оброненную иглу. Если были проблемы с поиском вены, то, возможно, пришлось использовать четыре-пять игл, и тогда в панике из-за спешки легко сбиться со счета и не найти одну.
Я все яснее осознаю, что израсходовал последнюю ампулу. Конечно, это было понятно и раньше, но я избегал думать о страшном дне.
Запасов препарата больше нет, так что ломка неизбежна. Через симптомы отмены морфина я уже проходил – бесчеловечный опыт. Конечно, я читал о них и понимал, что приятно не будет, но к такому чудовищному процессу оказался не готов, и необходимость пройти через него снова пугает. Теоретически я знаю, что абстинентный синдром должен начаться только через шесть-восемь часов после последней дозы, но страх ломки так силен, что дискомфорт ощущается гораздо раньше.
Мне не удается успокоиться задолго до появления симптомов. Я знаю, что должно произойти, эти мысли грузом нависают надо мной. Кажется, будто мир стал серым, я начинаю мерзнуть и потеть. Чувствую сквозняк из окна – просто сквозняк, от такого и нормальный человек будет зябнуть, но для меня он имеет большее значение. Он значительнее, чем просто сквозняк. Я дрожу, потому что действует эффект отмены? Теоретически мне известно, что до нее еще несколько часов, но знание не помогает. Кожу покалывает, волосы встают дыбом – так вот почему это называется ломкой! Или, может, мне просто кажется, что я начинаю себя так чувствовать? Может, это мой страх играет со мной злые шутки? Нет никакой защиты. Мне страшно и одиноко, я перед лицом надвигающейся бури, и это все моя вина, моя работа. Я задыхаюсь от страха.
У меня есть лекарства, которые теоретически должны принести некоторое облегчение. Но по прошлому опыту я знаю, что они почти не помогут.
С каждым часом симптомы усиливаются. Теперь они несомненны и сопровождаются болью в мышцах, спазмами в животе, диареей и усталостью. Мне то холодно, то сразу жарко, кожа зудит, чешется и саднит – не притронешься, как будто я обгорел. Из носа постоянно течет, глаза слезятся. Я уже промокал их бумажной салфеткой, и скоро они покраснеют и начнут кровоточить. Смотрю на себя в зеркало: лицо белое, кроме щек – они пылают, а на лбу застыли капли пота.
Но меня захлестывает тревога. Тревога и страх. Я точно дрожащая струна, ни минуты не могу сидеть, постоянно вскакиваю. И как только встаю, снова приходится садиться. Я пытаюсь лечь в постель, но не могу удобно устроиться, мечусь и ворочаюсь каждую секунду, минуту, час. Простыни кажутся грубыми и неприятно ощущаются кожей, от пота они стали влажными и вонючими. И я знаю, что так будет продолжаться еще по крайней мере двое суток. «Всего сорок восемь часов, всего два дня, – уговариваю я себя. – Не так уж и много. Пожалуйста, пусть минует меня чаша сия». Я болел раньше, у меня бывали травмы, случались плохие времена, и мне хватало сил справиться с ними, втянуть голову в плечи и бороться дальше. Но ничто и никогда не убивало меня так, как ломка, ничто и никогда так не пугало, не лишало сил, ничто так не подавляло желание сопротивляться. И выхода нет, не существует никакой возможности избежать этого состояния.
Чудо произошло бы, если бы я принял еще дозу, и она мгновенно облегчила бы все симптомы. Но у меня нет другой дозы, и уже слишком поздно, чтобы колоть еще. А если бы у меня и был препарат, это лишь отсрочило бы испытание. За зависимость приходится платить сполна. Я тщательно готовился к процедуре, а последствия ее тянутся долго и мучительно. Это сделка, не имеющая смысла, глупый поступок, своего рода безумие. Я танцую между лезвиями, и одно из них мягкое и желанное, а другое – жесткое и горькое. Они оба оставляют глубокие раны и каждый раз забирают куски души. Я слишком драматизирую, в этом нет никакого смысла, я просто жалкий комок вины, жалости и отвращения к себе.
Как это произошло, спрашиваю я себя снова и снова, как я позволил этому случиться со мной? Разум лихорадочно работает. У меня и раньше бывали ломки, и я поклялся, что это никогда не повторится, что теперь я не притронусь к наркотику. Почему я снова сделал укол и втянулся в этот кошмар? И когда я начал снова, почему я не включил самоконтроль? И почему я так быстро извел последнюю упаковку? В каждой пачке по пять ампул, я должен был продержаться не меньше трех дней. И даже пять дней: из расчета одна доза каждую ночь. Ломка все равно наступила бы, но я бы знал, что у меня есть запас и он не закончится без остатка через короткое время.
Вот только моя зависимость работает не так. После укола, даже если прошло всего несколько часов, где-то глубоко-глубоко начинает свербить мысль: не сделать ли еще один? Красно-синяя упаковка препарата надежно спрятана, но я слышу ее зов, ее несмолкаемый шепот, разъедающий мое сопротивление. Однако даже по извращенным законам наркотического мира это не имеет смысла. Я знаю, что сделал инъекцию недавно. Я знаю врага в лицо, но это не дает мне преимуществ, и вскоре я снова принимаюсь за ритуал: поспешно закрываю двери, вынимаю ампулу, ломаю ее и набираю в шприц лекарство. Стоит мне только подумать о следующем уколе, стоит промелькнуть в голове хотя бы мгновенной мысли, как я уже не могу от нее избавиться. И все – дело почти сделано: упаковка из пяти ампул, которой хватило бы на три дня или больше, исчезает меньше чем за сутки.
Мне страшно и одиноко. Я дрожу и потею, считая минуты. Меня тошнит, но я пью столько жидкости, сколько могу, чтобы не было сушняка, чтобы притупить симптомы. Многих наркоманов во время ломки рвет фонтаном, но со мной все иначе. Правда, аппетит пропал, и, заставляя себя хоть что-то положить в рот, я не чувствую вкуса. Став наркоманом, я похудел: наркотик и абстинентный синдром убивают аппетит. Я люблю читать, но слишком рассеян, чтобы сосредоточиться. К тому же глаза сильно слезятся, и зрение затуманивается. Я выгляжу так, будто только что рыдал, да и эмоционально настолько неустойчив, что регулярно реву: от жалости к самому себе слезы так и льются. Не жалейте меня – я этого не заслуживаю, я сам о себе поплачу.
Включаю телевизор. Идет комедия, «Джордж из джунглей»[2], но мне не до смеха. Пытаюсь посмотреть фильм несколько минут, но устаю сидеть. Не могу держать голову прямо, резко заваливаюсь вперед. Нужно встать и походить, пока я совсем не сломался.
Иду прогуляться, чтобы отвлечься и выбросить все это из головы. К тому же движение должно ослабить симптомы, оно поможет израсходовать часть адреналина, бурлящего по всему организму и ищущего выход. Какое-то время он подавлялся из-за активации морфиновых рецепторов, но теперь дамба треснула, и он хлынул мстительным потоком, ища справедливости, желая взять реванш. За преступлением следует наказание. Я смертельно устал и еле переставляю ноги, подволакивая то одну, то другую. Сегодня прекрасный теплый день, на голубом небе сияет солнце, все ходят в футболках и летней одежде, но мне безумно холодно. Малейший ветерок доставляет дискомфорт. На мне громоздкое пальто, хотя в нем я потею. Холодный, ледяной пот струится по телу. Я все равно не могу долго оставаться на улице – вдруг опять начнется понос?