― Я не помню, ― признается он спустя пару мгновений. ― Но тебе, Эмилия, лучше держаться подальше от всего этого.

Я чувствую, что он говорит правду, но, вполне возможно, мне хочется верить ему лишь потому, что мое имя в его устах прозвучало так интимно, что по всему телу пробежала волна покалывающих мурашек. Мое сердце хочет верить этому мужчине, зато здравый смысл не дремлет. Если принять во внимание его акцент, то он вполне может оказаться шпионом, за которым охотится правительство. Отсюда и его повышенная секретность.

― Почему молодая красивая женщина живет одна в такой глуши? ― прерывает он мои размышления. ― Неужели ты не боишься?

«Он назвал меня красивой. Выходит, я ему нравлюсь».

― До прошлой ночи не было повода, ― с легким сарказмом говорю я, и когда он смеется в ответ, у меня возникает потребность разделить с ним не только его веселье, но и его боль, и его печаль. ― Зачем ты проник в мой дом?

Он пожимает плечами.

― Я не знал, куда мне идти.

Какое-то неубедительное оправдание.

― А ты когда-нибудь слышал, что нужно стучаться или звонить?

― Ты права, извини. Я не хотел тебя пугать, ― его взгляд открыт, и я не вижу в нем фальши. Но его односложные ответы не способствуют моему доверию. К тому же от его дальнейших слов я снова начинаю нервничать. ― Я еще даже не поблагодарил тебя за помощь, ― с сожалением говорит он.

― Пустяки, можешь не париться. Все так и должно быть.

Я делаю вид, что в моем поведении нет ничего особенного, лишь бы он не решил, что я сумасшедшая.

Напряженно помешиваю в чашке свой кофе.

― Не многие бы так поступили, ― замечает Маркус.

Так и есть. Так делают только сексуально неудовлетворенные женщины, обремененные социальными фобиями. Но я же не могу ему в этом признаться? Это непременно приведет к дальнейшим неприятным вопросам, на которые я не смогу ответить. С одной стороны, у меня просто нет этих ответов. А с другой, не хочу раскрываться перед чужаком. Он здесь. В моем доме. И так уже слишком. Подобного я даже представить себе не могла.

Пытаясь отвлечься, продолжаю расспрашивать:

― Ты же знаешь свое имя, может, еще что-то припомнишь? ― я намеренно упоминаю о его имени, потому что уверена, оно фальшивое. ― Ты же не мог все забыть? Может, помнишь, откуда ты? Где живешь?

Он пожимает плечами.

― Не знаю. Иногда вспыхивают обрывки воспоминаний, поэтому я знаю свое имя и последнее место, где я был, но… ― он ненадолго замолкает, сжимая пальцы в кулаки и снова разжимая их. ― К сожалению, больше ничего не помню.

Странно. Как он мог потерять память? Не из-за раны же в плече?

― Может, ты ударился головой?

― Я, конечно, падал, но там просто шишка, ― он проводит рукой по волосам, нащупывая место ушиба.

Непроизвольно начинаю рассматривать его руки. Мускулистые. Хорошо накаченные. Пальцы длинные, но в них чувствуется сила. Интересно, а на что будут похожи его прикосновения? Стоит мне только представить это, как мои щеки тут же начинают пылать. Какой позор, я постоянно только об этом и думаю. Какое счастье, что парень не может читать мои мысли.

Чтобы скрыть свое замешательство, я вскакиваю и начинаю убирать со стола.

― Ты все еще голоден?

― Нет, я сыт.

Поспешно собираю пустые тарелки и ставлю их рядом с раковиной.

Маркус, или как там его зовут, тоже вскакивает и хватает стаканы из-под сока.

― Нет, нет, все в порядке. Мне не нужна помощь, ― пытаюсь отговорить его.

Быстро поворачиваюсь и неожиданно врезаюсь в мужское тело. Буквально замираю на месте. Маркус тоже не двигается. Мы стоим вплотную и не шевелимся. Смотрим друг другу в глаза, как загипнотизированные. Я даже дышать не смею.

Почему же он мне кажется таким знакомым?

Я вижу, как он нервно сглатывает, и его взгляд меняется. Внезапно в нем просыпается голод, не имеющий с едой ничего общего. Мое сердце бешено стучит по ребрам. Стоящий передо мной мужчина одет в футболку, но бедра прикрыты лишь полотенцем. А под ним… ничего.

Меня окутывает ароматом мускуса и силы. О боже, как же мне хочется прикоснуться к нему. Прижать ладони к его мощной груди. Почувствовать под пальцами бархат его кожи. Ее гладкость и прохладу. Можно невзначай задеть его полотенце. И что же я увижу, когда оно упадет?

― Хочешь, я сейчас перевяжу твою рану? ― хрипло спрашиваю я, потому что в голову не приходит ничего вразумительного.

Маркус согласно кивает.

― Было бы неплохо.

― Садись, я скоро вернусь, ― резко развернувшись, выхожу из кухни.

Такое непреодолимое влечение не может быть нормальным. У меня такое ощущение, что я нахожусь под воздействием наркотика. И мне кажется, Маркус чувствует то же самое. Это видно по тому, с какой жадностью он на меня смотрит.

С нами происходит что-то невероятное.

Когда я возвращаюсь на кухню, держа в руке аптечку, он уже сидит без футболки. Разумеется, смысл его действий очевиден: я же, в конце концов, собираюсь перебинтовать его рану. Но это ничего не меняет ― мои ноги вмиг становятся ватными.

«Подумаешь, я ведь уже прикасалась к нему», ― уговариваю себя.

Вот только теперь он в полном сознании.

― Итак… ― говорю я, стараясь скрыть свое замешательство.

― Не стесняйся. Думаю, немного боли смогу вытерпеть. ― Маркус подмигивает мне и криво усмехается. ― По крайней мере, мне так кажется.

Я осторожно разматываю бинты. Кожа вокруг пулевого ранения слегка покрасневшая и покрыта корочкой. Но воспаления, похоже, нет. А где же пуля?

― Ранение сквозное, ― равнодушно говорит он, словно прочитав мои мысли.

Я осторожно промакиваю рану ватным диском, смочив его прежде в йоде. Хотя я ничего не смыслю в таких вещах, но, на мой взгляд, рана выглядит довольно неплохо. Пуля, безусловно, задела лопатку, но, как ни странно, мужчину это совсем не беспокоит.

Накрываю рану сложенной в несколько слоев марлей, а затем начинаю бинтовать. При этом мне приходится снова и снова наклоняться к нему. И тут я оказываюсь так близко, что мои груди прижимаются к его спине. Маркус напрягается, а его мышцы вмиг превращаются в камень. Все становится понятным, когда я перевешиваюсь через его плечо, чтобы перехватить свободный конец бинта, и вижу подозрительно бугрящееся полотенце. Маркус пытается прикрыться рукой, но тщетно. Для этого он, кажется, слишком хорошо оснащен.

На мгновение меня охватывает импульсивное желание отступить. Но это привлечет внимание. Зачем ему знать, что я заметила его стояк? Тем более, что осталось всего лишь два захода, и дело сделано.

Когда завязываю концы бинта, то замечаю, что у меня дрожат руки. Не отдавая себе отчета, кладу ладонь на плечо Маркуса и начинаю поглаживать его кожу. Кончики моих пальцев слегка покалывает. Он ощущается сейчас таким родным, таким знакомым… а прикосновение к нему… таким правильным.

― Дерьмо, ― тихо выдыхает он и внезапно хватает меня за руку.

Он пристально смотрит на меня через плечо, вцепившись в мое запястье. От его голодного взгляда по моему позвоночнику пробегает сладостная дрожь. В его глазах ― в которых сейчас, кстати сказать, нет ничего человеческого ― бушует дикий огонь, словно его разум полностью захвачен животными инстинктами.

Отшвырнув стул в сторону, Маркус резко вскакивает.

Теперь он стоит прямо передо мной. Такой большой. Такой грозный. Причем, выше меня на целую голову. Даже с его травмированным плечом у меня против него нет ни единого шанса.

Но мне-то он и не нужен.

Маркус требовательно кладет руку мне на шею и притягивает меня ближе к себе и к своим губам. Его рот жадно и жестко сминает мои губы. Он больше не пытается скрыть свою эрекцию. Наоборот, плотно прижимает ее к моему животу.

О небеса, эта часть кажется мне огромной.

Не могу передать словами, что делает со мной этот поцелуй. Боюсь даже предположить, что со мной произойдет, когда ко мне прикоснуться его руки. Скорее всего, от такого неземного удовольствия я просто лишусь сознания. Пульсация между бедер становится болезненной. Мне безумно хочется сорвать с него полотенце, с себя джинсы и предаться страсти прямо здесь, на кухонном столе.