– СТОП! – остановила она детей в шаге от выхода. – А если она сейчас опять хлопнется?

Август осмотрел детей, поймав прячущийся от него взгляд Норы, стоящей позади возбужденного Максима, чьи два больших глаза искали решение задачи, будто бы он и не причем вовсе. Август осмотрел дверь, потом панель и сам механизм, и ему пришла простейшая, но крайне опасная идея. Не желая более оттягивать время, он схватил руками выпирающий кусок створки, а ногой уперся в противоположную сторону. Делать такое ему не хотелось, да и было не по правилам, но отцовская любовь толкала на опрометчивые поступки.

– Быстро выходите!

Первым именно что выскочил Максим, будто бы и не было никакого заточения, а если и было, то он словно и не видел в этом проблемы. Но, с другой стороны, его энергия все же передалась Норе. Он протянул ей руку и подозвал, малька заглушив и так уже разгоряченное чувство вины. Только оба оказались снаружи, а Август перестал быть живой распоркой, Лилит подошла и уставилась на детей сверху вниз – вроде бы и строго, но вроде бы уже смирившись с такой выходкой. Забежав вперед, стоит уточнить, что Август совершенно не принял такой позиции, посчитав ее как минимум некомпетентной.

– Ну и что вы тут делали? – спросила Лилит с нескрываемой претензией. – Хотя дай угадаю, ты опять пошел искать себе сувениры, и опять без спроса, и опять никого не предупредив. Верно излагаю?

– Верно, – совершенно спокойно и толком не видя причин извиняться, проговорил Максим, открыто игнорируя строгий взгляд Августа. – Но она тут ни при чем, это я ее позвал с собой, я же уже кучу раз был с вами, а она в первый раз. Вот и хотел показать тут все, да и не мог же я ее одну оставить. Двери были открыты, мы стали гулять, зашли в одну комнату, потом в другую, потом – хрясь! – и все отключилось. Бывает.

– Макс, – начала Лилит опять же неуместным для события тоном, – ты меня так до могилы доведешь, какого фига! Ты не мог подождать или… А если бы вы пострадали? – Строгость все же пробилась на волю. – Или мы были бы на улице? Сколько бы вы там просидели!

– Да-да-да, я знаю, но скучно было, такое место клевое, тут столько всего, а…

– Хватит! – строго, с нотками утомления оборвала Лилит.

Важно отметить, что Максим кое-что все же усвоил, сразу же погасив активность, – правда, выглядело это скорее уступкой, а не осознанием вины. А вот Нора, всецело обнятая самобичеванием, расколола свой панцирь и отреагировала на окружение, лишь когда Август подошел и сел перед ней на одно колено, словно и вовсе игнорируя остальных.

– Посмотри на меня.

Нора подняла стеклянные глаза. Руки были вдоль тела, осанка прямая, лицо безжизненное. Стыд был спрятан глубоко, но недостаточно.

– Почему ты ушла без разрешения? Я жду ответа.

– Я не могла отпустить Максима одного.

– Ты могла сказать мне или кому-то из взрослых. Я учил тебя быть честной. Ты честна со мной?

– Я ослушалась тебя и…

– Это я уже знаю, незачем говорить. Почему ты ослушалась?

В глазах и самом лице появилась еле заметная уверенность.

– Мне стало интересно это место. Не сказала я, потому… потому что не захотела. Не думала, что что-то случится.

Август немного подумал, Нора же вцепилась в него своими большими глазами, утонуть в коих было легче легкого.

– Хорошо, я тебя услышал. Никогда мне не лги. Я беспокоюсь о тебе, а мы здесь должны смотреть в оба глаза и всегда знать, кто и где находится.

На последних словах Август посмотрел и на Максима, с лица которого уже давно исчезла самоуверенность. Август вновь взглянул на дочь и уже чуть мягче произнес:

– Мы должны заботиться друг о друге, иначе кто-то может пострадать. Чтобы впредь никакой своевольности, ясно? – Нора строго кивнула головой. – Я рад, что все обошлось и вы оба целы.

Август поднялся и сразу же сказал им возвращаться в столовую. Дети послушно зашагали вперед друг за другом.

– Макс, – громко остановила его Лилит. Он лениво обернулся и увидел в руках мамы его коробочку, которую она показательно держала в одной руке. – Я думаю, пусть побудет у меня, а то вдруг потеряется, да? Согласен? – очень артистично и немного издеваясь, сказала Лилит, на что тот показательно закатил глаза и, развернувшись, продолжил шаг.

Лилит посмотрела на Августа, тот кратко ответил ей тем же и сразу же решил осмотреть остальные двери, но неожиданно она преградила ему путь.

– Может, будешь с ней помягче?

Видно было нежелание обсуждать эту тему, но Лилит это не волновало.

– Я понимаю, ты отец-одиночка, заботишься и любишь ее, но все-таки Нора – ребенок, а не какой-то солдат.

Ее авторитарная уверенность в правоте своего мнения давала достаточно сил для профессиональной выдержки в начинающемся конфликте. Но все же важно отметить отсутствие злобы или презрения. В некотором смысле Лилит исполняла роль аккуратного, но уверенного наставника. Август же принял предложение к нежеланному обсуждению, как минимум из-за уважения к ней как к женщине и матери, да и, будем честны, сам он человек, не искавший конфликтов. Развернулся к ней и занял твердую позицию, глядя на нее чуть сверху вниз из-за разницы в росте.

– Именно потому, что она ребенок, ее нужно учить дисциплине и ответственности, иначе никакой осознанности в ее мышлении не будет, – внушительным тоном говорил он размеренно. – Случившееся – это, по большому счету, везение, потому что в другой раз последствия будут плачевными. Этого никто из нас не хочет.

– Да им просто любопытно стало.

– Нет. Это Максиму стало любопытно. Нора обычно не ведется на такие авантюры. Просто у него избыток воображения, который если пустить на самотек, то может привести к чему-то плохому. Она повелась на провокацию, ничего страшного, в следующий раз будет умней. Методы воспитания, может быть, и строгие, но они приносят результат, уж поверь мне.

Лилит кратко и показательно усмехнулась при этих словах, чуть сбавив напор характера.

– Ты же отец-одиночка, неужели за столько лет не усвоил, что никогда, вообще никогда, нельзя говорить матери… что она плохая мать? – Лилит это не коробило от слова совсем, таким простым выпадом растормошить ее эмоции было практически невозможно. Это была ее отличительная черта – знать, когда есть место личному, а когда нет.

– Слушай, – чуть легче начал Август, – я не хочу сориться или конфликтовать, наоборот, я очень рад, что тут есть вы с Нилом, если что, можете приглядеть за ней. Но не забывай, где мы. Лучше готовить детей к возможной суровой реальности раньше, чем позже. Нора должна быть сильной, потому что кроме меня никого у нее нет. Мы оба знаем, жизнь – очень трудная штука. – Лилит нахмурила брови. – Все, что я делаю, это ради нее, и даже если она будет меня ненавидеть, моя задача как родителя – подготовить ее.

– М-да… Ты, друг мой, кое-чего так и не понял – она куда сильнее тебя. Уже сильнее, – с внушительным акцентом на последних слова заключала итог Лилит. – Поздравляю, Август, ты справился. Правда, счастливее она так не станет, а без этого никуда, хочешь ты в это верить или нет! Между вами пропасть, хоть планету воткни. Ты бы лучше «раньше, чем позже» подметил это, а то потом сам познаешь, каково быть на месте Холда.

Августа кольнуло подобное сравнение. Он замялся, задумался, но быстро откинул эти мысли, а вот Лилит их поймала, записав с радостью и облегчением молодого отца в лагерь небезнадежных родителей.

– Мы по-разному воспитываем наших детей. – Он явно решил закончить разговор на примирительной ноте. – Методы противоположны и в некотором смысле взаимно порицаемы в глазах каждого. Ты высказала свое мнение, я его выслушал и прокомментировал. Ничего личного. Но только мне не ясно, почему тебя на самом деле это так задевает. Не отвечай, это долгий вопрос, и, скорее, ответ нужен тебе, а не мне.

Август оставил ее с очень странным осадком: вроде бы в его словах и есть истина, но, с другой стороны, с сожалением подмечает она, уж очень сильно подобные мотивы напоминали изречения самого Холда. Видимо, зачинщик всех событий так и отобрал на роль правой руки Августа, увидев в перспективе свою копию, думала Лилит с некоторым сочувствием к Норе, хотя к девочке она прониклась, стоит признать. А вот чего сама Лилит признавать не хочет и даже стыдится, но в меру характера иначе никак не может, – это отсутствие чуть ли не болезненного именно для матери переживания за детей в момент их пропажи, вместо естественных чувств, которые ранее пронзили бы ее сердце насквозь. Возможно, из-за этого сбоя она так нагло и ополчилась на Августа? Завидовала ему? Представила ужасное для любого родителя – обоснованный стыд перед своим ребенком за то, какой она родитель… А дальше пошли естественные вопросы: неужели я недостаточно ответственна? Или люблю его недостаточно? А может быть, так было всегда и я правда облажалась? Последний вопрос Августа – это завуалированный укор в адрес ее отношения к сыну, можно даже сказать, претензия. Лилит дралась с этим мыслями, пряча под безжизненным лицом ужасающие чувства. Но все же в момент самоунижения порой куда проще принять заслуженное наказание. Мерзкое состояние прорывалось откуда-то изнутри, чуть ли вновь не приведя с собой преследователя, чью агрессию в свой адрес она считает всецело заслуженной.