Девушка взглянула на настенные часы: стрелки показывали семь пятнадцать. Регине подумалось, что едва ли еще кто-то сумасбродный решится высунуть нос в такую непогоду и заперла входную дверь, не забыв повернуть обратной стороной табличку с надписью «Открыто». Захватив с прилавка недочитанную газету, Регина отправилась наверх, но, поднимаясь, испуганно вздрогнула – на улице оглушительно грянул гром.
***
Поздним вечером, как и предполагала Регина, разразился ураган. За окном бушевал взбесившийся ветер, а громыхало так сильно, словно раскалывались пополам небеса.
Из-за непогоды в доме сбоила сеть, так что сегодня Регина оказалась полностью отрезана от виртуальной жизни. За неимением лучшего, девушка расположилась в мягком стареньком кресле в комнате на втором этаже, где обитала последние полгода, и пыталась дочитать потрепанный сборник «Кельтских сумерек» Йейтса.1 Перечитывать осенью рассказы о таинственных существах из ирландских преданий стало чем-то вроде доброй традиции. На прикроватном столике похрипывал старенький виниловый проигрыватель, неспешно прокручивавший пластинку с ненавязчивым фолком и соло Мойи Бреннан2, а на письменном столе рядком стояло несколько зажженных свечей с ароматом сандала и хвои. Пламя подрагивало на сквозняке и вращалось в волшебном танце. Комната Регины была обставлена скромно, но уютно, однако привыкать к ней не стоило – мать снова грозилась скорым переездом.
Переезды – неотъемлемая часть их жизни. Порой Регина считала их кочевниками, неспособными прижиться ни на одном месте планеты Земля. Они объездили ряд городов Ирландии, затем Англии, и все это в течение каких-то шести лет. Нигде им не удавалось пожить дольше полугода, но почему? Этим вопросом Регина часто донимала Гвендолин, но ответ всякий раз был одинаков – так надо. Можно было разозлиться и объявить бойкот, можно было плакать навзрыд и отказываться ехать, но Регина старалась не позволять себе вольностей – она во всем слушала мать и привыкла доверять ей больше, чем себе. В конце концов, кроме матери у нее никого не было, отца она никогда в глаза не видела. Вопрос об отце был вторым по частоте в детстве, но и здесь Регину постигла неудача: мать напрочь отказывалась о нем рассказывать. «Он умер», говорила Гвендолин, и на том всегда обрывала разговор, не оставляя никаких шансов выяснить хоть какие-то подробности.
Регина часто меняла школы и потому не могла завести более-менее крепких знакомств, не говоря уж о дружбе. Порой они уезжали в такой сумбурной спешке, что она не успевала даже попрощаться с новыми одноклассниками или соседями.
Девушке иногда казалось, что мать как будто боится чего-то, раз так стремительно собирает их пожитки и срывается куда глаза глядят. Однажды Регина вернулась с вечернего киносеанса, была уже почти ночь. Как только она перешагнула порог двери, мать вихрем налетела на нее с кучей чемоданов и велела вызвать такси. «Мы уезжаем», только и сказала она в ответ на Регинины стоны и возражения. Она помнила, каким безумным и напуганным тогда был взгляд матери, руки ее дрожали, голос выдавал тревогу. Может, ее отец вовсе не был мертв, как утверждала Гвендолин, и преследовал их, желая причинить зло? Других предположений у Регины не было, чтобы оправдать параноидальное состояние матери, в которое та иногда впадала. В итоге они закинули вещи в такси, поехали на автовокзал, а на вопрос «куда мы теперь?», мать ответила «не знаю». Они уносились прочь снова и снова, бесцельно, без плана, и это пугало Регину куда больше тревожного лица Гвендолин. От кого они убегали?
Этот неведомый страх передался Регине и стал частью ее самой. Возможно, поэтому со временем внезапные материны порывы к поиску нового дома стали ей так привычны. «Нужно, значит нужно», успокаивала себя Регина и отправлялась собирать вещи. Так и пару дней назад мать заявила, что вскоре они снова отправятся в путь.
– Куда на сей раз? – спросила Регина, вздыхая.
– В Штаты, – решительно ответила мать.
Это удивило Регину. Обычно они не выбирались за пределы Великобритании, а тут вдруг – Штаты. Понадобится время, чтобы оформить документы и упаковать все вещи, поэтому на пару недель можно выдохнуть и расслабиться. Но что будет потом? Что за новую жизнь запланировала для них Гвендолин? И неужели все так плохо, раз приходится бежать на другой конец света?
Вопреки обычному смирению, новый каприз матери терзал Регину, сомнения прорастали внутри, а вопль негодования готов был вырваться наружу, но что это изменило бы? Она сильно привязана к матери и любит ее несмотря ни на что. Порой ей казалось, что они в прямом смысле части одного целого, срослись в единый организм и были неразделимы. Даже в самых смелых мечтах Регина не могла представить себе, что оставит мать одну и заживет собственной жизнью вдали от нее – настолько дикой была эта мысль.
За окном снова громыхнуло, и Регина отвлеклась от Йейтса, не дочитав всего пары страниц. Если не считать дождевой дроби по стеклу, в комнате было подозрительно тихо. Проигрыватель странным образом заглох, пластинка замерла, не проиграв еще две композиции. Свечи на столе потухли, и белесые струйки дыма тянулись вверх. Регина только сейчас заметила, как сумерки сменились ночной тьмой, а небо стало еще чернее от плотных туч. Она выключила торшер и спустилась в поисках матери.
Уже подходя к кухне, Регина услышала знакомые ароматы: душистый тимьян и вербена, розмарин и полынь. Круглый обеденный стол был завален травами, которые мама нарвала в их маленьком саду и собрала в тугие пучки. На плите в большой кастрюле кипело варево, а на соседней столешнице Гвендолин расставила рядами стеклянные баночки, в которые половником заливала пахучие смеси. Регина догадалась, что мать готовилась к завтрашней ярмарке в честь празднования Мабона – в Бэйквелле ее проводили впервые, и Гвендолин решила принять участие.
– Тебе помочь? – предложила Регина.
Гвендолин обернулась и указала на травяные связки:
– Развесь на крючки излишки, будь добра.
Регина послушно подошла к стене, увешанной десятком медных крючков, и развесила растения на засушку. От трав шел пряный аромат, на секунду вернувший Регину в детство, оплот временной стабильности их сегодняшней кочующей семьи. Вдруг что-то противно заныло внутри, зазудело, и Регина осторожно спросила:
– Ты уверена, что нам стоить ехать в Америку?
Гвендолин раздраженно вздохнула.
– Регина, мы это уже обсуждали. Как только я разберусь с документами – мы уедем. Кто знает, может там и бизнес пойдет успешнее? Говорят, американцы к подобным вещам относятся лояльнее и с бо́льшим интересом.
– Бизнес… – фыркнула Регина, плюхаясь за кухонный круглый столик. – И жить мы будем в большом особняке, с десятью комнатами и бассейном, когда сделаем состояние.
– Прекрати язвить, – одернула ее мать. – Да, мы всегда жили скромно, но я и не думала, что ты мечтаешь о дворцах с личным бассейном.
Регина помедлила, а затем ответила:
– Я мечтаю не о дворцах. Я мечтаю… о доме. О постоянном месте, где бы я могла с уверенностью сказать, что это мое пристанище. Мне надоело везде быть чужой. Надоело, что на нас смотрят как на мошенниц. Хочу спокойствия, понимаешь? Хочу в колледж, как все нормальные люди.
Упомянув колледж, Регина разорвала гранату, но отступать было уже поздно. Мать встала с пола, отряхнула запачканные травой руки и устало посмотрела на дочь.
– Регина, не ступай на опасную территорию, – взгляд Гвендолин не сулил ничего хорошего. – Я говорила тебе раньше и скажу сейчас: в колледж ты не пойдешь. Или тебе напомнить, что случилось с Михаэлем?
При упоминании знакомого имени Регина вздрогнула и ощутила, как почву выбило из-под ног. Ее моментально выбросило назад в прошлое, в один из чернейших ее дней, о которых не хотелось бы вспоминать.
Регина тогда в очередной раз переехала с матерью и зачислилась в новую районную школу. Первое время одноклассники опасливо глазели на нее, словно не зная, чего ожидать от новенькой, дерзкие мальчишки пытались провоцировать ее на флирт, но быстро теряли интерес, сталкиваясь с угрюмым молчанием. А вот Михаэль, выделяясь из прочей массы, сразу проникся к Регине теплотой, чем вызвал ее недоумение. На тот момент ей стукнуло шестнадцать, и все девичьи достоинства были, что называется, налицо, однако тепла Регина от людей получала не то чтобы много. Она не была против капельки человеческой доброты, а потому, когда Михаэль приударил за ней, она не возражала. День за днем их отношения крепли, а чувства – обострялись. Уже через месяц он звал Регину «своей девушкой» и вместе они ходили под ручку после занятий. Однако долго эта идиллия не продлилась.
