– Женечка, – тихонько сказала мама. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, спасибо. Сегодня я пойду в школу.

– Ты уверена, милая? Если хочешь, можешь остаться дома.

– Все хорошо. Спасибо, – Женя изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал вежливо.

– Ладно. Но помни, что, если захочешь поговорить, – мы рядом, – мама толкнула папу в бок, и он, чуть не поперхнувшись, что-то согласно промычал. – Я позвоню тебе, хорошо? – крикнула мама уже в спину уходящей дочери.

На самом деле Жене совсем не хотелось идти в школу. Но и одиноко сидеть в своей комнате тоже надоело. Она и так провела там целых три дня, выходя за дверь всего несколько раз. Только переписка с лучшей – да что там лучшей, с единственной – подругой Оксаной немного поддерживала. Даже еду Жене приносила мама, но от ее сочувственных взглядов и чересчур явственного желания пожалеть дочку Жене становилось только хуже. Она понимала, что маме тоже нелегко, но не находила в себе сил как-то поддержать ее. Самым большим ее желанием было, чтобы от нее все отстали. Евгении почему-то показалось, что в толпе одноклассников ей будет немного попроще.

Однако и в школе в этот день с ней обращались как с хрустальной вазой – весть о смерти ее деда быстро облетела весь город, ведь он был известным здесь человеком. Евгении очень хотелось сбежать с уроков, но она вспомнила, как дедушка гордился, когда внучка поступила в престижную языковую гимназию. Тем более сегодня были ее любимые предметы – английский и китайский, пропускать которые в общем-то не хотелось. Дедушка бы такого точно не одобрил. Пришлось терпеть, стиснув зубы.

– Я надеялась, что хоть здесь вздохну свободно, но тут еще хуже, чем дома, – жаловалась она Оксанке на перемене в девчачьем туалете. Подружка понимающе закатывала глаза и протягивала Жене прикуренную сигарету, которую сама планировала выкурить тайком. Женя морщилась и отворачивалась.

– Как ты думаешь, может, уже пора сказать ей? – мама выглядела очень задумчивой и обеспокоенной.

Родители Жени подъехали к зданию исследовательского института, в котором вместе работали. Папа медлил с ответом.

– Думаешь, она достаточно оправилась? – наконец, ответил он вопросом на вопрос.

– Сегодня она выглядела совсем бодрой.

– Как жаль, что это приходится делать нам сейчас. В моей семье такое не принято было утаивать, – было видно, что папа недоволен.

– Сейчас незачем это обсуждать. Отец хотел защитить ее. Он думал, что чем позже она узнает, тем лучше будет для всех.

– И этим самым только прибавил нам проблем, – папа устало вздохнул и закрыл глаза рукой. Потом он взглянул на маму, и ему стало неловко за свои слова. – Извини. Я не хотел, чтобы это звучало грубо.

– Да ничего, – мама погрустнела. – Конечно, если бы она знала все сразу, нам сейчас было бы проще. Но я верю, что отец знал, что он делает. И у нас же есть его письмо.

– Когда эта чертова Конкордия?

– Через две недели.

– И почему мы не можем отправиться вместо нее? Она же еще совсем ребенок, – папин голос стал сердитым.

– Потому что она – его преемница. Это последняя воля отца. Ну и таковы правила.

Папа скривился:

– Да, ты права. Думаю, нет смысла тянуть дальше. Я не знаю, какие нужно подобрать слова, но уверен, что чем скорее мы расскажем правду, тем будет лучше.

Мама с благодарностью сжала папину руку. Затем он вышел из машины, помог выйти своей жене, и они вместе отправились к тяжелым дверям здания, в котором работали.

Евгения вернулась домой ближе к вечеру, и родители, как ни странно, были уже дома. Они нечасто приходили домой вовремя, обычно их рабочий день затягивался намного дольше положенного. Девочка не поверила своим ушам, когда услышала из кухни мамин смех. Она потихоньку разделась и крадущимися шагами прошла в кухню. Стол был торжественно накрыт на три персоны: горели свечи, лежала праздничная скатерть, стояли бокалы, которые мама доставала только по особым случаям. И запах вкусной домашней еды – готовила мама тоже по особым случаям.

– В честь чего праздник? – спросила Женя, смутив своим неожиданным появлением обнимающихся родителей.

– Ох, Женечка. Мы и не слышали, как ты вошла.

– Ну, я тоже не ожидала застать вас так рано дома.

– Но ты как раз к ужину. Вымой руки и садись скорее, – мама была взволнована, но старательно делала вид, что ничего не происходит. Это бросилось Жене в глаза.

Семья собралась за столом. Впервые за столько дней (сложно даже вспомнить, за сколько именно) вместе, но сейчас в этой компании на одного человека было меньше. Женя не понимала, почему родители затеяли этот праздник без повода. Лишь бы мама не завела каких-нибудь жалостливых речей и уж тем более не слишком сочувствовала бы ей. Тогда желание поскорее уйти в свою комнату пересилит попытки выглядеть любящей, или хотя бы благодарной, дочерью.

Ужин начался в молчании. Родители старательно не смотрели ни друг на друга, ни на Женю, а она по очереди переводила взгляд с папы на маму и обратно. Девочка чувствовала себя все более неловко. По какому случаю вся семья собралась за столом? Может, она позабыла какую-то важную дату?

Тишину нарушал лишь звон вилок по тарелкам, никто не просил передать хлеб или соль. Наконец, уже почти доев, папа хлопнул ладонями об стол и положил руки по обеим сторонам от своей тарелки. Женя вздрогнула, а мама испуганно посмотрела на мужа.

– Дочь, нам нужно с тобой поговорить, – папа произнес эти слова очень официально, но совсем не глядя на Женю.

– Но, если ты не готова, мы можем отложить разговор, – суетливо вмешалась мама.

– Как я могу знать, готова я или нет, если понятия не имею, о чем вы хотите поговорить, – ответила Женя максимально сдержанно, стараясь, чтобы ее брови не поднимались слишком высоко.

– Покажи письмо, – обратился папа к маме. Она немного помедлила, а затем достала из кармана платья письмо и протянула его дочери.

– Что это? – испуганно спросила Евгения.

– Это письмо от твоего дедушки.

Девочка почувствовала, как у нее наворачиваются слезы. Они затеяли целый ужин, чтобы вручить ей письмо?! Не хватало еще разреветься прямо у них на глазах. Хоть это и ее родители, но им никогда не понять, что она испытывает. Они есть друг у друга, они живы и здоровы, а она потеряла своего самого близкого человека. А в груди у девочки зашевелилась незваная и такая нелепая надежда: если дедушка прислал ей письмо, вдруг, он жив?

Жене удалось пересилить себя, и она ровным голосом спросила:

– Я могу прочитать его у себя в комнате?

– Милая, будет лучше, если ты сделаешь это прямо сейчас. А потом задашь нам свои вопросы, – ответила мама спокойным тоном.

Вопросы? Какие вопросы может вызвать это письмо? Почему дедушка так жестоко разыграл меня? А еще град слез и чувство унизительной слабости перед родителями.

Пришлось взять себя в руки и распечатать письмо. Это действительно был дедушкин почерк, Женя видела его много раз и не перепутала бы с другим. Стиснув зубы, девочка начала читать.

«Евгения! Думаю, ты в некоторой степени обижена на меня. Прости, моя девочка. Я пишу это письмо, потому что знаю, что мне пора уходить. Мне жаль оставлять тебя, но, увы, мы больше никогда не увидимся. Я старался научить тебя всему, что считал нужным. И я думаю, что теперь ты достаточно подготовлена, чтобы я мог рассказать тебе все. Хотя я бы предпочел, чтобы ты как можно дольше оставалась в неведении».

Жене пришлось прерваться – слезы затмили взгляд. Она подняла глаза к потолку, стараясь, чтобы не затряслись губы и тем самым не выдали ее состояния. Женя почувствовала, как мама взяла ее руку в свои ладони. Больше сдерживаться было невыносимо, и девочка разрыдалась. Маленькая нелепая надежда умерла. Женя хотела вырваться из мягких тисков маминых рук, но не нашла в себе сил сделать это. Мама осторожно гладила дочку по голове, словно боясь спугнуть, и тихонько приговаривала: «Я знаю, милая. Я знаю. Это пройдет». Постепенно Женя пришла в себя и продолжила чтение.