Памяти Кателиной Татьяны Григорьевны посвящается

В начале Мира было слово Оно живительной струей Перевернуло, раскололо, Взорвало светом тьмы покой!

С тех пор прошли тысячелетья, Где свет и тьма сплелись в борьбе. И мрак, порою, на столетья Господство возвращал себе.

И снова тьма была б над миром, Но Логос рвется вновь и вновь И созидает с новой силой Судьбу, и душу, и любовь!

Глава 1

Солнечный луч пробился сквозь листву, поплясал на поверхности лужи, встревоженной колесом телеги и начал играть с ресницами юноши, мирно спавшего на козлах. Молодой человек отмахнулся как от мухи. Луч скользнул по щеке и опять начал светить в уголок глаза, как бы говоря: «Вставай, а то проспишь и не успеешь поздороваться со мной!» Юноша дернул бровью и проснулся. В просветах веток сияло чистое светлое небо.

Возница повернул голову и улыбнулся – ему показалось, что две лазурные глубины смотрят в глаза друг другу.

– Говорил тебе, Лесь, иди спать в кибитку. Тогда бы не пришлось вставать так рано.

– Но тогда бы я не увидел звезд перед грозой, не умылся бы прохладным ливнем, не услышал бы песню ветра и, наверняка, проспал бы рассвет! – Ответил юноша, продолжая смотреть в небо, – Да и ты, Петрико, без меня вряд ли смог бы помочь Чалой вытянуть телегу из той лужи, в которой мы застряли во время грозы.

Он поднялся и огляделся вокруг.

– Гляди-ка, Петрико, там, справа, кажется, поляна.

– Вот и славно! Там и остановимся для завтрака.

Кибитка выехала на зеленую опушку и остановилась. Справа от себя путники увидели небольшое озеро, а слева проходила накатанная грунтовая дорога.

– Кажется, сегодня нам удастся пополнить свой провиант, – сказал кучер и повел Чалую в направлении озера.

Молодой человек взял два ведра и пошел к берегу, бросив на ходу:

– Наберу воды для завтрака, и можно будет отмыться.

– Петрико, – сказал юноша, стоя по пояс в воде, – а ведь в таких озерах, наверное, и водятся кикиморы или русалки?

– Ты что, боишься, Лесь? – поддел его возница.

– Да нет, наоборот, было бы интересно встретиться с этаким чудом.

– Встретишься еще, успеешь! – засмеялся кучер и протянул над ведрами руки, – а пока отмывайся, и давай чуток поспим.

И Петрико тоже стал отмывать сапоги. Потом они заплыли на середину озера, окунулись несколько раз с головой, выбрались на берег и устроились для отдыха на зеленом душистом ковре.

– Надо же, а ведь здесь совсем сухо, только роса, – произнес Лесь после недолгого молчания, – а я – то думал, что ночной ливень верст на десять всю округу намочил. Почему, Петрико, иногда такие вещи случаются, которые и объяснить-то никак нельзя? Ну, к примеру, в одном месте ливень всю деревню затопил, а рядом лес стоит не политый; или молния одно дерево ударом испепелит, а другое, рядом, стоит, как ни в чем не бывало, хоть и выше оно и ветвистей?

Но Петрико спал сладким сном. Лесь подложил руку под голову, закрыл глаза, и совсем, уж было, сон его сморил, как вдруг слышит, будто в кустах плачет кто-то.

Поднялся он, раздвинул ветки, глядит, а там баба на камне сидит, нечесаная, в лохмотьях, кулаком мокрый нос утирает.

– Что это ты, тетечка, тут сырость разводишь? Что за горе у тебя приключилось?

А она молчит, да только искоса на Леся позыркивает, и глаз у нее, от слез, видимо, как-то так поблескивает.

– Да ты не бойся меня, горемычная, я тебя не обижу, – ободрил ее парень, – А, может, и помогу чем.

Тут она подвывать перестала и зубы в улыбке оскалила.

– Я и не боюсь, – говорит, – а коль помочь хочешь, так я тебе беду свою расскажу. Купалась я здесь давеча, и гребень в воду обронила, да найти не могу. Видно, под корягу угодил. А там глубоко, потонуть боюсь – плавать-то не умею. А в деревню нечесаной идти стыдно. Да и гребень новый покупать придется. Муж у меня скупой, за растрату вожжами отходит, как пить дать. Может, ты нырнешь, да гребень мой поищешь? Под корягой он, не иначе.

Лесь нагнулся над озером:

– Не видать ничего.

– Да ты нырни под корягу-то, – засуетилась баба, – там рукой и нашаришь.

– Гребень-то новый был? – поинтересовался молодой человек.

– Да бабушкин еще, – ответила она.

– Эка, нашла из-за чего так убиваться, -пожал плечами юноша, – Пора бы уж и новый гребень справить. Ладно уж, держи, расчесывайся.

Лесь достал из кармана рубахи вещицу и протянул ее бабе:

– Для Веснушки вырезал, вчера только закончил.

Баба взяла гребень, повертела в руках.

– Ишь ты, узорчатый-то какой! И зубцы не редкие и не частые, в аккурат.

– Ну, раз по сердцу тебе, забирай его, так и быть, – улыбнулся Лесь, – А я Веснушке еще вырежу.

– И не жаль тебе красоту такую незнакомой бабе отдавать? – недоверчиво покосилась на него тетка.

– Конечно, не жаль, раз ты радуешься! Да тебе только такой гребень и надобен. Другой раз и с гребнем купаться будешь, не потонет – деревянный он. Да ты в волосы-то его вколи, поглядись в воду – красавица! Муж на тебя посмотрит, да не то что вожжами накажет, а еще и шаль новую справит. Вот увидишь, гребень счастливый, с душой сделанный.

Баба волосы расчесала, гребень вколола, да и впрямь как-то похорошела, изнутри, что ли, засветилась.

– Так вот ты какой, Олесь Клязьменский, – говорит, – Недаром, значит, про тебя молва идет.

Парень глаза свои синие от удивления раскрыл и ресницами захлопал.

– Откуда знаешь меня, тетенька? Мы с балаганом в этих краях впервые.

– Да уж знаю. Земля слухами полнится, – и, вдруг, улыбнулась, и с ехидцей добавила, – А, может, ты и братцу моему поможешь? Время-то есть у тебя?

– Да я, вообще-то, поспать хотел, – опустил голову юноша, – приустал в дороге.

– Ну и не ходи, – успокоилась тетка.

– Нет, если помочь надо, то времени не жалко. Далёко идти-то?

– Да вон туда, – указала баба в чащу, – Может, сразу его найдешь, а, может, версту поплутаешь.

– А что с ним? – спросил Лесь.

– Хворый он.

– Как звать-то мне его?

– Да Силычем кличь, – вдруг тетка головой тряхнула, и взгляд опустила, – Ну, иди уже.

Он шел и шел в указанную сторону, а лес становился все гуще и гуще. Как-то зябко стало Лесю.

– Силыч, – позвал он тихонько. Никто не откликнулся.

– Силы-ыч! – крикнул он громче, но голос не подхватился эхом, а сразу смолк, будто усовестился, что тишину нарушил.

«Надо же, чаща какая! Как бы не заплутать!» – забеспокоилсямолодой человек и огляделся – поросль стояла стеной со всех сторон одинаковая. Вдруг, за спиной Лесь услышал скрип и еле успел отскочить – прямо на то место, где он стоял, рухнул ствол большого дерева с подгнившим основанием.

– Ух ты! А место-то тут гиблое, – произнес юноша, – одному и пропасть недолго. Но ты не бойся, Силыч, я тебя здесь не оставлю. Сейчас отдохну чуток, с мыслями соберусь, а то, видно, заплутал немного.

И Лесь сел прямо на свалившийся ствол, достал из шаровар свистульку в виде канарейки и засвистел. Заиграл, да и сам заслушался, забылся, где он.

«Хороший звук получился – звонкий, заливистый», – подумал он с удовольствием и обернулся – в кустах будто бы сушняк хрустнул.

– Силыч, это ты? – спросил юноша, раздвигая ветки. Там действительно стоял мужичонка, росточком ему в аккурат под мышку.

– Ну, слава Богу, нашелся!

– Чур меня! – взмахнул мужичок руками, и отступил в чащу.