Образованная женщина никого не привлекала и считалась скорее обузой для своей семьи, нежели её помощницей. Кротость, покорность и трудолюбие — вот те черты, что молодые люди искали в своих будущих избранницах помимо красоты, и Саина изо всех сил старалась соответствовать заявленным требованиям. Пока она носила воду для полива, Рагиб катался на велосипеде. Пока его сёстры вручную штопали и стирали его вещи, он шёл на рыбалку. Пока его мать гнула больную спину, собирая с гряд свежие овощи на продажу, его отец мирно курил, ожидая возле машины, когда его жена принесёт ему подготовленный товар, чтобы отвезти его на базар.
Даже перенесённые роды не предоставили Саине шанс хоть сколько-то задерживаться в постели. Спустя пару часов она встала. У неё было много неотложных дел как внутри дома, так и за его пределами. За всё это время муж так и не пришёл её проведать. Встретившись, он не спросил супругу о её самочувствии. Ребёнком он тоже не интересовался, словно бы его и вовсе не было. Казалось, родись его дочь мёртвой, этому он и того был больше рад. Возможно, мужчина и сам об этом думал. Очередной выкидыш или смерть от асфиксии казались неплохим вариантом развития событий, если не лучшим. По традиции именно отец должен был дать имя своему чаду. Фархад игнорировал это. Ему было всё равно, как будут звать этого ребёнка. Он даже не взглянул на дочь, а её плач явно его раздражал.
— Что ты не можешь её никак утихомирить?! — гневно выпалил мужчина, рявкнув в сторону вздрогнувшей жены. — Сколько ещё мне придётся слушать эти вопли?! Сделай уже что-нибудь!
Схватив кричащего младенца, Саина поспешила убраться прочь, шмыгнув пугливой серой мышью за порог. Снаружи уже наступил поздний вечер, и теперь одни лишь только тускло поблёскивающие над головой звёзды могли утешить прерывисто всхлипывающую девушку.
Суровая жизнь и без того не была с ней мила, но после рождения дочери стала для неё ещё нестерпимее. Муж, казалось, придирается сплошь ко всему, за что бы ни бралась его жена, то и дело попрекая её буквально на ровном месте. Задержалась с подачей ужина, не успела привести в порядок его обувь или же ненароком потревожила сон, поднимаясь ночью к ребёнку — получай ворох оскорблений вкупе с рукоприкладством. Главное было не бить по лицу. Постель супругов также охладела. Саина и прежде не испытывала от их с Фархадом интимной связи ничего, что можно было бы назвать приятным или желанным. Мужчина эгоистично ориентировался только лишь на свои собственные ощущения и предпочтения. Всё начиналось и заканчивалось именно тогда, когда он этого хотел. В настоящий момент тело девушки ещё не успело толком оправиться от недавних родов, но муж уже начал настаивать на исполнении ею супружеского долга и без раздумий грубо брал то, что по праву считал своим. Он и так уже долго ждал и не собирался больше терпеть подобное притеснение.
Саина же стойко всё переносила, убеждая себя, что лишь в том было её спасенье. Но она только обманывала себя, надеясь, что со временем муж смирится с реалиями и станет милосерднее к ней относиться; что в конечном итоге он примет их ребёнка и их семья станет по-настоящему полноценной, как он того и хотел, а она ещё подарит ему сыновей. Было наивно так полагать. Время шло, но ничего не менялось, и однажды у ручья до девушки дошёл слух, что, мол, Фархад спрашивал у глав семейств по соседству про их незамужних дочерей подходящего для сватовства возраста. Саина отказывалась верить своим ушам и, набрав воды, поспешила уйти подальше от подобных провокационных разговоров. Сердце у неё было не на месте. Мужчина был вправе иметь больше одной жены. Но, если Фархад приведёт в дом ещё одну женщину, которая его не разочарует, что тогда станет с ней? Какое место будет уготовано ей в таком случае? Долго размышлять над этим вопросом девушке не пришлось. Ответ внезапно пришёл за ужином, едва мужчина притронулся к поданной на стол еде.
— Я требую развод, — сказал он лишённым каких-либо эмоций голосом.
От этих слов на глазах безмолвной Саины навернулись горькие слёзы. К горлу подступил давящий ком, что не давал ей толком ни дышать, ни говорить. Дрожащие пальцы судорожно стиснули подол уходящего в пол платья.
— Ты слышала? — на этот раз требовательно и как-то зло произнёс Фархад, повышая тональность. — Что молчишь, женщина? Даже не вздумай давить на жалость! Только и делаешь, что всё портишь! Господь, за что ты послал мне такую жену?! За какой такой грех ты посылаешь мне эти испытания?! За какой, Господи?!
— Пожалуйста… Пожалуйста, не надо, — претерпевая горечь в спёртом горле, выдавила из себя Саина. — Обещаю… Я клянусь, что!..
— Как ты можешь мне что-то обещать? — бросил мужчина полным пренебрежения тоном. — Уйди прочь. Не желаю тебя видеть.
Склонив голову, девушка покорно попятилась. Она знала, всё было кончено. По крайней мере для неё. Как только её прогонят, у Саины больше не будет будущего. Ей не вернуться обратно домой. Отец скончался прошлым летом, и овдовевшая мать переехала жить к одной из своих старших дочерей, что благополучно обустроилась с семьёй рядом с городом. Дом и хозяйство она продала, так что у девушки не было больше места, где бы она могла укрыться хотя бы на время. Не желанная и не любимая отцом дочь окажется под открытым небом вместе с ней. Девушка знала, что новые семьи оставшейся у неё родни не примут её к себе, как не принял бы и отец, будь он сейчас жив. Она опозорилась — не справилась с отведённой ей Богом ролью, сделала несчастным мужа и разрушила свой брак. Не имея при себе ничего, кроме кричащего младенца: ни денег, ни знаний, ни профессиональных навыков, Саине не на что было больше надеяться. Подобно выброшенной на сушу рыбёшке, она могла лишь отчаянно трепыхаться, жадно глотая воздух, но это никак не спасло бы её от погибели.
Фархад не стал тянуть с расторжением брака. В этом вопросе возражения жены никак не учитывались. Не она соглашалась на заключение этого союза, не ей же его было разрушать или сохранять. Весь посёлок знал об этом решении и укромно шептался. Выйдя в последний раз из дома, девушка не знала, куда ей теперь податься. С трёхмесячной дочкой на руках, имя которой так и не удосужился дать её отец, Саина вышла на распутье. Сперва она обратилась к старейшине деревни, ища у того ответов и помощи, но он мог позволить ей лишь провести пару ночей в своём хлеву. Пустить её в дом, пусть и с ребёнком, считалось недозволительным поступком, но девушка и за то была очень ему благодарна. Узнав, что от стресса у неё пропало молоко, старейшина предложил Саине выдоить его корову, чтобы накормить младенца. Впервые за долгое время с ней обходились так по-доброму, и от того девушка испытывала смешанные, но приятные сердцу чувства. Но этого было недостаточно, чтобы начать новую жизнь.
— Ты не можешь больше здесь оставаться, — прозвучали те самые ожидаемые, но не менее больно жалящие слова. — Тебе пора уходить. Навести мать и расскажи ей обо всём. Может, она подскажет, что тебе делать. Не переживай. Бог укажет тебе путь. Храни тебя Господь, Саина.
Поблагодарив за всё старейшину, девушка покинула родное поселение. Обременённая и подавленная, она шла по пыльной просёлочной дороге, невольно вспоминая всё, чему родители научали её с малых лет. Чуть ли не каждый день отец твердил ей и сёстрам, как важно женщине быть целомудренной и в первую очередь думать о своём муже: уважать и подчиняться ему, иначе она нарушит Божий закон и будет справедливо за это наказана. Мать же то и дело говорила им воздерживаться от опрометчивых мыслей, не делать глупостей и запрещала всё, что могло бы бросить тень на честь их семьи. Им нельзя было смеяться, громко говорить, танцевать и праздно проводить любое свободное время. За этим строго следили и наказывали за совершённые проступки. Отец мог их выпороть или применить любое другое физическое или психологическое насилие: обругать последними словами, оставить без еды или не пустить ночевать в дом, заперев в сарае. Всё это делалось для того, чтобы вырастить товар лучшего качества и обзавестись уважением в обществе.
