Ошибки чувств, случавшиеся у других людей, делали их жизнь – жизнью: полной, яркой, всесторонней, – но Лара к таким ошибкам была не склонна. Сорвавшись однажды с огромной высоты, теперь она предпочитала страховочный трос радости свободного падения, исход которого, по законам человеческого бытия, был всегда непредсказуем.
Теперь же Лара, подобно адреналиновым наркоманам, искала шанса выкинуть какой-нибудь трюк. Однообразие ей приелось, и вот она – в ситуации, в какой не бывала со времен школьного выпускного, – танцует (а точнее: пытается) и обдумывает план соблазнения с привычно холодной головой. На ее памяти не было ничего более опустошающего, чем свободные от волнения голова и сердце там, где должен бешено, до мушек перед глазами, стучать пульс. Лара мыслила трезво, как и всегда, наперед просчитывая возможные варианты развития событий, оценивая риски и последствия.
Небольшое лукавство в ее мыслях, однако, присутствовало. Она нехотя, но честно призналась себе, что сейчас обстоятельства иные и ситуация несколько сложнее. Мужчина, чьи ноги она до сих пор каким-то чудом не оттоптала (спасибо его крепким, направляющим рукам и быстрой реакции), оказался намного увлекательнее других представителей мужского пола, с которыми ей прежде доводилось состоять в знакомстве.
Дмитрий был привлекателен до тянущего беспокойства чуть ниже живота (и не стоило себе врать, что у нее не дрожали ноги, пока она шла на танцпол с раздражающе-идиотскими мыслями о том, какую картинку идущий позади мужчина сейчас наблюдает; она могла только надеяться, что ее походка не пострадала от высокого уровня алкоголя в крови) и точно не глуп. Он был уверен и настойчив. Он ей понравился. Он был подходящим вариантом. И Лара не хотела упустить шанс. Оставалось набраться смелости и рискнуть.
Во время их танца, когда она в очередной раз сбивалась с ритма или ошибалась в шагах, Дмитрий шепотом говорил ей что-то успокаивающее и направляющее, но она терялась с каждым скользнувшим по коже ее уха вздохом, с медленным, но целенаправленным и неизбежным сближением их тел, с передающимся от него к ней жаром. Большим пальцем он вновь и вновь оглаживал ее запястье, и Лара путалась в подскочившем вдруг биении сердца и несовпадающем с ситуацией разлившемся внезапно в душе умиротворением.
Она вдыхала и вдыхала его парфюм – пряный, глубокий, но ненавязчивый аромат, – и он ей нравился. Она чувствовала, как под ее левой ладонью, лежавшей на его плече, ближе к основанию шеи, часто-часто пульсирует кровь, – и ей хотелось скользнуть выше, пальцами пройтись по затылку, зарыться в светлых волосах и чуть оттянуть за них голову назад, обнажая для взгляда выступ адамова яблока.
Ей многого хотелось, и Лара была поражена, осознав, каким физически привлекательным ей казался этот почти незнакомец. Что-то нереальное, невозможное окутывало ее разум пеленой, но она лишь упивалась буйством красок и жизни, захватившим ее мир. Такое безумие, безусловно, долго не продлится. Лара собиралась выжать из него все.
Еще не зная своих намерений полностью, она подняла голову и посмотрела Дмитрию прямо в глаза. Внутри что-то вспыхнуло, заискрилось и кануло вместе с ней в глубину. У Дмитрия был ошалевший, околдованный вид.
Зрачки черные, почти закрывшие бледно-голубую радужку, двигались, изучая Ларино лицо в поисках ответов на вопросы, что на его лице видела она – в чуть раскрытых пересохших губах, покрасневшем лице, омуте горящих глаз.
Опасаясь спугнуть то, что между ними происходило, Лара смогла только спросить:
– Давай уйдем?
– Все что пожелаешь. – Хрипло, на выдохе.
* * *
Ситуация стала вдруг очень простой и понятной. Настолько, что Дима больше не утруждал себя сложными умозаключениями. Самое время для ПКС – простой категорический силлогизм; азы логики высказываний, первый курс юрфака.
Первая посылка: сейчас, в этот конкретный момент, он хочет Лару до помутнения рассудка. Вторая: только что Лара предложила им вместе уйти. Простейший вывод: Лара хочет того же, что и он.
Плевать на остальное. Плевать, что он еще ни с одной девушкой не уходил к себе домой после одного танца. Плевать, что им с Ларой еще вместе работать. К черту все.
Дома вроде бы прибрано. Вика (не вспоминать, не вспоминать, пусть катится куда подальше) удивительно оперативно, словно давным-давно начала понемногу собирать вещи, съехала, забрав все, до последней резинки для волос. Тем лучше. Такси домчит их с Ларой до его жилого комплекса минут за десять – и это важно: никто не успеет передумать.
Разумного объяснения, почему ему настолько необходимо сохранить охватившую их обоих лихорадку, Дима не находил. Ничего близкого по масштабу с катастрофой не случилось бы, пожелай Лара закончить знакомство на пороге ресторана. И тем не менее в голове у Димы ясной строчкой по кругу черепной коробки бежала одна мысль: такого никогда больше не будет. Эксклюзивное жизненное происшествие. Только сегодня. Только в ближайший час.
В необдуманной поспешности Дима уже собирался гордо прошествовать со своей прекрасной дамой к выходу на виду у всех сотрудников фирмы, но Лара остановила его предложением уйти из зала с перерывом в пару минут и встретиться у гардероба.
Она, очевидно, ничуть не растеряла своей предусмотрительности и помнила, что пусть фирма и большая, с огромным числом юристов самых разных профилей, офис у всех был один – и по закону подлости, не записанном ни в одном кодификаторе современного права, нашелся бы кто-нибудь слишком глазастый и любящий пускать слухи.
Про людей, что были вокруг, Дима, увлеченный совершенно другими мыслями, сам просто бы не вспомнил, но суть невысказанных, но подразумевавшихся Ларой опасений осознал сразу, несмотря на то, как сильно шумело в ушах и пересохло в горле. Он едва удержался от поцелуя – так близко они с Ларой склонились друг к другу на последних фразах удивительно рассудительного для их состояния разговора, но она быстро отстранилась, словно во избежание, и заспешила к выходу из зала. Проводив Лару взглядом, Дима нашел в кармане телефон. Вызовет такси и пойдет следом.
Легкое, но неприятное опасение, что у гардероба он не встретит никого, кроме персонала ресторана, схлынуло, стоило Диме повернуть за угол и заметить стоявшую к нему спиной девушку в темно-бордовом пальто с рассыпавшимися каскадом по плечам длинными темными волосами.
Ему опять захотелось прикоснуться к ним, отвести густые пряди за одно плечо и оставить поцелуй на изгибе шеи, а затем, не отрывая губ от нежной кожи, продолжить спуск – ниже, и ниже, и ниже, пока… Дима остановил разыгравшиеся фантазии и потряс головой. Рано прощаться с рассудком.
Услышав его шаги, Лара обернулась. Неподвижно и безмолвно ждала и смотрела прямо на него дикими глазами почти булгаковской Маргариты – такое же бесстрашие перед безумием ночи. Кто-то безликий услужливо подал Диме пальто. Одеваясь на ходу, он пошел к Ларе. Кто-то другой, тоже не имевший плотности и цвета, но кого принято называть метрдотелем, распахнул перед ними дверь.
Легкий, типично московский мороз быстротечно ударил Диме в лицо и пугливо растекся приятной прохладой. В двадцати шагах, на парковке ожидали черный блестящий мерседес с водителем в солидном костюме. Лара снова (Дима уже стал привыкать) смело и быстро шла чуть впереди в своих умопомрачительных туфлях. Дима отдаленно, краем сознания, подумал про гололед. В эту зиму Москву как для столицы не очень старательно очищали от снега и льда, а Лара на таких шпильках. Сама по себе.
Ускорив шаг, Дима очень кстати оказался рядом, когда Лара столь предсказуемо поскользнулась на замерзшей лужице талой воды. Он ее конечно поймал. Образцово-джентельменски развернул к себе лицом, удостовериться, что полюбившиеся ему ножки и туфли в полном порядке.
– Спасибо, – ответила она ему, – все хорошо.
Дима кивнул.
До такси было рукой подать, но выпустить Лару из объятий показалось невозможным. Ее руки покоились у него на груди. Легким шлейфом оседал аромат духов. Размеренно она выдыхала в его сторону облачка теплого, влажного воздуха, в которых улавливались алкогольные пары. Молча Дима смотрел на алые, чуть раскрытые губы, и медленно, с благоговением, какое бывает только у мужчины, готовящемся впервые познать стоящую перед ним женщину, наклонил голову. Благодаря каблукам, Лара была практически одного с ним роста. Расстояние между ними исчезло, как только она, откинувшись назад, первая прижалась к его губам.